Метаморфозы - Della D.

— Нам ведь всего один хоркрукс неизвестен, — Гермиона кивнула. – Конечно, я очень хотела бы узнать о нем, найти его. Меня не особо подпускают к делам Ордена, — по ее лицу скользнуло чуть заметное разочарование. – Я понимаю, что вы считаете и меня, и Гарри еще детьми, но…

— Гермиона, — от его тона у девушки по спине пробежала волна мурашек. Теперь она знала, что он умеет так говорить, но это все еще было в новинку. – Дело не в том, кем мы вас считаем. Для нас вы действительно всего лишь дети. Мы не пытаемся выказать вам свое недоверие или сомнение в ваших способностях. Мы просто хотим вас защитить.

Она протянула к нему руку, и зельевар сжал ее пальцы в ладони.

— Я знаю, — она мягко улыбнулась. – Но это не значит, что нам не хочется проявить себя.

— Да, именно на это тебя поймала Долор, — он грустно усмехнулся. – Но, кажется, вместе с этим она поймала и себя.

— Что вы имеете в виду?

— Сама того не желая, она раскрыла Ордену последний неизвестный хоркрукс.

— Профессор, но вы уверены, что она показала мне настоящий хоркрукс? Она могла показать все, что угодно.

— Этим я и занимался все последнее время: пытался узнать, что она могла тебе показать, а чего не могла.

— И каков результат?

— Вчера я нашел подтверждение. В этих чарах нельзя использовать ложь. Наживка должна быть настоящей. Иначе чары просто не сработают.

— Значит ли это, что диадема в Запретном лесу?

— Нет, это значит только, что диадема – хоркрукс. А поляна была только местом, куда тебя призывали.

— Директор знает?

— Конечно, я вчера ему все сказал. Думаю, Люпин и Блэк уже занимаются поисками диадемы.

— А почему вы мне все это рассказали? – вдруг спросила Гермиона, внимательно вглядываясь в его глаза. Он не отвел их.

— Чтобы ты не думала, что я отношусь к тебе, как к ребенку. И ты, и Поттер уже по уши в этой войне. Единственный путь защитить вас – это дать вам информацию. Предупрежден – значит вооружен. Я не хочу, чтобы ты пострадала.

Гермиона снова широко улыбнулась. Но уже через секунду ее улыбка поблекла, и она опустила глаза.

— В чем дело? – спокойно поинтересовался Северус, хотя его очень обеспокоила такая резкая перемена.

— Просто это напомнило мне кое о чем.

— О чем?

— О том, что вы женаты, — она подняла на него смущенный взгляд. Профессор выглядел искренне удивленным.

— И что с того?

— Ну, не знаю, как среди волшебников, но среди магглов считается очень недостойным встречаться с мужчиной, который женат на другой женщине, — ее щеки слегка порозовели, когда в ответ на ее фразу он только коротко рассмеялся. Потянув ее за руку, которую он продолжал сжимать в своей, Северус усадил ее рядом с собой на диван и обнял за плечи.

— Девочка моя, поверь, из всех моих недостатков этот – самый ничтожный. И если ты готова мириться с остальными, то мой брак не должен тебя беспокоить. В конце концов, это легко исправить.

— А почему вы до сих пор не развелись? – больше из любопытства, чем из беспокойства, спросила девушка, прижимаясь к его боку и удобно устраивая голову на его плече.

— Не было смысла. После первого падения Волдеморта, когда меня стараниями Альбуса оправдали, мне достаточно было заявить, что моя жена была Пожирателем, и ее мне навязали насильно, как наш брак расторгли бы. Но тогда меня это не волновало. Во–первых, я был почти уверен, что Долор мертва. А во–вторых, ничто не предвещало моего романа с молодой гриффиндоркой, которая будет так обеспокоена условностями, — он криво усмехнулся, когда она шутливо стукнула его кулачком в грудь. – Ты тогда еще только родилась.

— И еще ничего не знала о волшебном мире, — она вздохнула, а потом подняла голову, чтобы быстро коснуться его губ своими губами. – Хорошо, что мои родители поверили письму из Хогвартса.

— Ты так считаешь? – в его голосе снова слышалась горечь. – Смотри, куда тебя это привело: мрачные подземелья, уродливый старик рядом с тобой… — он не договорил, так как на этот раз она поцеловала его более настойчиво, задержавшись на губах чуть дольше.

— Не смейте так о себе говорить, — строго произнесла она, обхватив его голову руками и заставляя смотреть ей в лицо. – Вы не старый… И даже довольно симпатичный.

— Девочка, у тебя со зрением все в порядке? – усмехнулся он, но уже без прежней горечи. – Ты мое лицо нормально видишь? А нос?

— Вам надо просто чаще бывать на свежем воздухе, — сказала Гермиона, осыпая короткими поцелуями его лоб, глаза, щеки, подбородок. – А нос у вас вообще потрясающий, — она хихикнула, чмокнув его в кончик длинного крючковатого носа.

— Тебе нужна отдельная палата в больнице Св. Мунго, бедное дитя, — насмешливо произнес Северус, целуя ее в ответ.

Часа через полтора зельевару понадобилось все его самообладание, чтобы выпроводить девушку. Каникулы были на исходе. Через два дня вернутся студенты, и видеться они смогут очень редко. Северус считал, что это к лучшему: Альбус уверен, что он не тронет Гермиону до окончания Хогвартса. Сам профессор не был столь высокого мнения о своей выдержке, но он был готов на все, чтобы не разочаровать старого волшебника, которого любил и уважал как отца.

***

И снова полетели дни. Хотя Гермиона не была уверена, что слово «полетели» правильно описывает этот процесс. Со временем творилось что‑то странное. Когда она расставалась с профессором, время, словно в наказание, почти останавливалось и еще пару дней текло, подобно густому киселю. Чтобы как‑то отвлечься, девушка с головой уходила в учебу, замечая только уроки зельеделия, остальные проходили как в тумане, она не замечала ни часов, ни дней. А потом им снова удавалось увидеться без свидетелей, и полтора–два часа пролетали как одно мгновение. После чего время вновь останавливалось.

К слову сказать, на занятиях Снейп действительно вел себя как раньше, если не хуже. Хотя сама Гермиона с трудом держала себя в руках, профессор был абсолютно невозмутим, еще более саркастичен, чем обычно, и местами просто невыносим. Первые дни семестра девочка совсем была сбита с толку, но, встретившись с ним через полторы недели после возобновления занятий наедине, она убедилась, что его отношение к ней не изменилось.

Профессор Снейп не обманул ее, сказав, что не знает нежных слов. Он действительно их не использовал. Единственное, что могло претендовать на подобное название, было обращение «девочка моя». Гермиону это особо не волновало, поскольку голосом он умел сказать гораздо больше, чем словами. Нежные интонации, обращенные к ней, заставляли ее покрываться мурашками, а теплый взгляд непроницаемо черных глаз вызывал такое томление в глубине грудной клетки, что иногда это было даже больно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});