Непобежденные - Илья Азаров

Мне не однажды рассказывали товарищи, бывшие в те июльские дни 1942 года на побережье Херсонесского мыса, что использование опыта одного врача немного облегчило их участь, но никто не мог вспомнить фамилию экспериментатора. Теперь можно назвать его — Иван Степанович Ятманов, ныне здравствующий и живущий в городе Йошкар-Ола.

Еще один рассказ о мужестве советских людей.

Майор медицинской службы Павел Иванович Ересько с бойцами из бригады морской пехоты, которой командовал П. Ф. Горпищенко, А. Михайловым, А. Потамошневичем и С. Поповым нашли полузатопленную шлюпку. Они откачали воду, нашли доски, палки, приспособили вместо весел и в ночь на 3 июля вышли в море. Решили курс держать на восток, к берегу Кавказа. С рассветом шлюпку обстреляли, один снаряд разорвался совсем близко. Осколком ранило Александра Михайлова. Он уже не мог ни грести, ни откачивать воду.

Три банки рыбных консервов и флягу пресной воды берегли, но к вечеру первого дня съели первую банку консервов, на второй день вторую и третью.

Павел Иванович пишет: «На третий день пребывания в море стало ясно, что нет смысла грести, так как до Кавказских берегов мы не дойдем, тем более, что два человека уже грести не могли — один был ранен, другой ослабел. Решили лечь, не двигаться и не разговаривать, дабы меньше расходовать энергию…

Первые семь дней чувство голода было очень сильным, затем оно стало уменьшаться, но все мысли и все разговоры по-прежнему сводились только к пище. Имевшийся запас воды выпили за два дня. Жажда мучила очень, и для уменьшения ее смачивали морской водой голову, грудь и лицо. Это несколько облегчало страдания.

На третий день начали пробовать морскую воду. Вначале она казалась очень противной, пить ее было нельзя, мы только полоскали рот, затем начали глотать по одному — двум глоткам… На пятый день мы уже пили морскую воду, привыкли к ней, и в дальнейшем каждый выпивал примерно две фляги в сутки».

В один из дней П. И. Ересько обнаружил у себя таблетки пантоцида. Одна таблетка, брошенная во флягу с морской водой, уменьшала ее соленость и неприятный вкус. В дни, когда выпадал дождь, собирали дождевую воду и пили ее с большим наслаждением.

Павел Иванович описывает состояние психики своих товарищей. Александр Потамошневич отличался повышенной нервной возбудимостью. Ha 16-й день у него появились галлюцинации. Он видел пищу, сидел в столовой. При этом ему казалось, что всем сидящим дают обед, а ему не предлагают. Он кричал, возмущался. Последние два дня жизни у него не прекращались галлюцинации и бред. Умер он на 19-й день голодания в бессознательном состоянии.

Александр Михайлов был спокойный, уравновешенный. Рана у него не заживала. Постоянные перевязки с морской водой лечебного эффекта не дали. Все время был в полном сознании. За несколько минут до смерти говорил о том, что сейчас умрет, попрощался, попросил Ересько, если он останется в живых, написать матери о его страданиях. Умер на 24-й день.

Семен Попов тоже отличался спокойным характером. У него быстро появилась заторможенность психических процессов. На вопросы отвечал вяло, нехотя. На раздумывания всегда тратил много времени. На 24-й день появились галлюцинации. Он видел пищу, даже держал ее в руках и жевал, словно в самом деле ел. Умер на 30-й день.

Павел Иванович пишет и о себе: «Вначале я спокойно ожидал, что нас подберут наши корабли. Затем, не видя спасения, начал болезненно переживать свое положение. Силы держались долго… Не допускал мысли о том, что умру, все время был уверен, что меня увидят или шлюпку прибьет к берегу. Галлюцинации зрительные и вкусовые появились на 30-й день голодания. Постоянно видел друзей, приносящих мне воду и пищу… Одиночество переносил трудно. Возникало желание выброситься из шлюпки, чтобы прекратить страдание. Однако я все время откладывал это до следующего дня, чувствуя, что сил у меня хватит еще на некоторое время…»

На 36-е сутки П. И. Ересько возвратился на Родину. За 36 дней голодания он потерял в весе 22 килограмма. Нормальный вес восстановился через 4 месяца. Подлечившись, Павел Иванович возвратился к врачебной службе на флоте.

В течение долгого времени Павел Иванович старался есть побольше, еда долго казалась ему недосоленной…

Нелегкой была и судьба воинов-сибиряков, доставленных в Севастополь в последние дни июня 1942 года. Я долго и безрезультатно разыскивал бойцов из 142-й стрелковой бригады и лишь в 1969 году, после выхода в свет книги «Прорыв», в Издательство ДОСААФ на мое имя пришло письмо. Его написал политрук 1-го батальона 142-й стрелковой бригады Ким Федорович Кусмарцев. Вот что он рассказал.

…1-м батальоном, состоявшим почти исключительно из сибиряков, командовал южанин капитан Аракел Захарьян, комиссаром был уроженец Краснокутского района Саратовской области Василий Гайворонский.

Командир батальона участвовал в боях на Хасане и Халхин-Голе. Вероятно, поэтому он был требователен к себе и подчиненным, учил тому, что нужно знать и уметь в бою.

Сибиряки прибыли в Новороссийск в первых числах мая 1942 года. Бригаде была определена задача: оборонять побережье от Новороссийска до Анапы.

Ночью 25 июня 1-й батальон подняли по боевой тревоге. Марш-бросок в Новороссийский порт, быстро погрузились. Если на переходе в Новороссийск еще думали-гадали, куда путь лежит, то на борту лидера «Ташкент» сразу стало ясно: шли на помощь осажденному Севастополю. По сводкам Совинформбюро знали, что на Севастопольском направлении идут ожесточенные бои.

Соседний, 2-й батальон подняли по тревоге еще накануне, он уже был в Севастополе, где находилось также командование бригады. Батальон, где служил Кусмарцев, шел последним.

Во время перехода солдатская дружба сплотила моряков с воинами-сибиряками. Комиссар «Ташкента» Коновалов и политрук Смирнов рассказывали, что видели накануне в Севастополе, что слышали от раненых, принятых на борт лидера. Бойцы клялись защищать Севастополь до тех пор, пока будет биться сердце.

За время перехода было несколько налетов авиации противника. Мощный корабельный огонь да и огневая поддержка сибиряков не позволили гитлеровцам прицельно сбросить бомбы. Сибиряки видели, как поглотило море сбитый Ю-87, видели и уходящие с черным шлейфом дыма самолеты противника.

Был и такой момент, когда сибиряки наблюдали за идущей на «Ташкент» торпедой, видели след за ней, белый бурун…

«…Но и на этот раз спас всех командир „Ташкента“ Василий Николаевич Ерошенко. Мы все были восхищены действиями командира и экипажа», — пишет Кусмарцев.

Несмотря на то, что затишья были недолгими, Ким Кусмарцев вспоминает, как всех сибиряков накормили флотским обедом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});