Ермак. Революция. Книга девятая - Игорь Валериев

бы сейчас не двадцатый век, а время наполеоновских войн. Хотя, может быть, такая атака происходила из-за того, что офицеров и унтер-офицеров, которые могли что-то поменять у британцев практически не осталось. В бой можно было сказать, шла озверевшая и вооруженная толпа индусов, которые хотели отомстить за смерть своих товарищей.

Вот первая шеренга колонны дошла до трупов, которые остались на тропе после предыдущих атак, и двинулась дальше, подминая их ногами. Шлеп, хлюп, шлеп, хлюп. Это моё воображение или действительно раздались такие звуки⁈ Всё-таки, многие из тел уже больше трех дней лежат здесь. И сладкий запах тлена досаждал уже изрядно защитникам, когда ветер дул с той стороны.

Раздались первые выстрелы со стороны афганцев, как всегда меткие. Один выстрел — один труп или раненый. Огонь обороняющихся усиливался, но сипаи шли вперёд, будто и не замечали потерь. Место павшего сразу же занималось следующим бойцом, и колонна неумолимо двигалась вперёд.

Дождавшись, когда первая шеренга дойдёт до отметки, которую наметил для себя для открытия огня, я нажал на спусковой крючок. Выстрел, чувствительная отдача в плечо. По тому, как упал тот, в которого целился, попал я ему в голень. Чуть поправил прицел, ещё выстрел. В этот раз попал в грудь, но каждый раз брать поправки — это не дело. Чуть-чуть сдвинул прицельную рамку. Новая цель. Выстрел. Вот це дило. Поправок больше брать не надо. Теперь работать.

Первый магазин добил одиночными. Кажется, ни один выстрел не прошёл мимо. Но сипаи, как пёрли вперед, так и шли, несмотря на то, что бойцов шестьдесят-семьдесят, а то и больше, мы приземлили. Рёв, который они издавали, заставлял сжиматься сердце и не только сердце. Этот были уже не люди, а какие-то звери, жаждавшие нашей крови.

Рядом редко стрелял Корнилов, выбирая подолгу только ему понятные цели, да и было у него, как он сказал всего две обоймы для Ли-Метфорда. Хотя, как мне показалось, он уже сделал больше десяти выстрелов, после чего перезарядился. Значит, Лавр говорил, что у него осталось обойм на два магазина. В любом случае, у него меньше десяти выстрелов имеется, как и у многих других защитников кишлака. А сипаи прут и прут, и останавливаться, судя по всему, не собираются.

Вставив следующий магазин, поставил переводчик огня на автоматический и, прицелившись, потянул спуск, поведя стволом. Как говорится, гулять, так гулять — бутылку водки и ведро каши. От первой очереди свалилось человек пять-семь. Ещё одна очередь, примерно столько же упало. Вновь нажимаю на спуск. Выпустил патронов пять, и пулемет замолк. Новый магазин, и ещё одна очередь патронов на десять-пятнадцать. Потом ещё одна очередь до конца магазина, и новая перезарядка. Следующий магазин иди сюда.

Рядом свистнуло несколько пуль, когда я менял магазин.

— Не отвлекайся, Ермак. Дави их огнём, — услышал я возглас Корнилова.

Скосил взгляд. Лавр кого-то выцеливал. Выстрел, перезарядка, ещё один. Вроде, больше ничего рядом не свистит. Вот значит, по кому стреляет Лавр Георгиевич. Меня прикрывает от охотников за моей тушкой. В душе вспыхнул огонёк благодарности, но отвлекаться, действительно, было некогда.

Даже плотный пулемётный обстрел не остановил сипаев. Те шли вперёд, как сумасшедшие, хотя огонь с нашей стороны ещё больше усилился. Тем не менее, представители войск Британской Индии уже продвинулись за ближайшую до этого линию к нашей обороне, где лежали трупы их коллег, которых мы положили в предыдущей атаке. Метров сто до нас осталось. Ещё один их рывок и всё! Придёт в гости такой полный, пушистый зверёк по имени песец!

Прикинув расстояние, сдвинул прицельную рамку и выдал очередь на полмагазина. Повел стволом, скорректировал прицел и ещё одна очередь, добивая магазин. Первые две шеренги сипаев словно корова языком слизнула, да и третьей с четвертой досталось. Остроконечная пуля калибром семь-шестьдесят два миллиметра на таком расстоянии пробивала тело противника насквозь и поражала бойцов из следующей шеренги.

Новый магазин и снова две очереди. Ещё один. Кажется, у меня сейчас отвалится плечо. Оно уже точно сплошной синяк. Ещё один магазин. И тут сипаи дрогнули. Остановились, а потом гурьбой бросились назад. Я добил им вслед седьмой магазин и, чуть сползя вниз, уткнулся лбом в приклад. Кажется, отбились.

— Тимофей, ты как? Живой? — сквозь какой-то гул в ушах услышал я голос Корнилова.

— Живой, Лавр. А ты?

— Промахнулась дама с косой в этот раз, — чумазый и осунувшийся лицом Корнилов разместился рядом. — У меня два патрона для винтовки только осталось. Ещё одна атака и всё.

— У меня три магазина и тоже всё, — я прислушался.

Если у нас бой, можно сказать, закончился, то на другой тропе к кишлаку, судя по канонаде, он только усиливался.

— Кажется, нам надо туда, — тихо произнёс я и повел правым плечом, который казалось, пульсировал болью при каждом ударе сердца.

А так, как сердце выдавало больше ста ударов в минуту, то больно было, можно сказать, постоянно.

— Надо у сипаев патронов набрать, — произнёс Лавр, кивнув в сторону свежих трупов.

— Давай, организуй всё, только быстро. Я вас прикрою, — произнёс я, подаваясь вперёд к пулемёту, и отстегнул израсходованный магазин, меняя его на новый.

Управился Корнилов довольно быстро. Что-то прокричав на пушту, я уловил только патроны, оружие, он устремился на тропу, а за ним туда бросились оставшиеся в живых защитники кишлака на этом направлении.

Последние несколько дней мы воевали за счет собранных трофеев, за которыми ползали в основном ночью. Но в этот раз, как и вчера, изгиб тропы позволял собрать ружья и патроны, можно сказать, в полной безопасности, если не считать возможный обстрел артиллерии, и в дневное время.Только вот и у сипаев в подсумках к этому дню патронов было не особенно много. Видимо, и у них были проблемы с боеприпасами, и это внушало некоторый оптимизм.

Минут пять и ко мне вернулся Лавр.

— Тимофей, давай быстрее. Чувствую, на той тропе жарко приходится.

Я полностью был согласен с Корниловым. Стрельба оттуда усиливалась, как и крики. Только вот моих знаний пушту, дари и фарси не хватало, чтобы конкретно разобраться, что же там происходит.

Я, пригнувшись и смотря под ноги, быстрым шагом направился по склону к кишлаку, моля про себя Бога — не споткнуться и не упасть. А то катиться долго придётся. Корнилов последовал за мной, периодически контролируя взглядом тропу. Вот и кишлак.

Идём по улице, где лежат трупы и раненые от сегодняшнего артобстрела. Но времени оказывать медицинскую помощь, нет. Если не удержим вторую тропу, то индусы вырежут всех, перед этим ещё и помучив. Они на это большие мастера. Как я понял из рассказов Лавра, «красный тюльпан» афганцы переняли от них. Так что пускай раненые молятся своим богам, чтобы мы смогли удержать сипаев, не дав им ворваться в поселение. Может быть, и проживут ещё сутки. Следующей атаки мы точно не выдержим.

Вот последние дома кишлака перед спуском по второй тропе. Стрельба, крики, звон холодного оружия уже рядом. Выглядываю из-за дувала и понимаю, что нам пришёл конец. Бой идёт уже в селении, причём бой рукопашный.

Взгляд прикипел к двухметровому охраннику-пехливану Ахмад-хана, который перехватил левой рукой за цевье винтовку сипая, пытавшегося заколоть штыком силача, а правой рукой с зажатой в ладони рукояткой револьвера, нанёс удар сверху своему противнику. Голова индуса, не смотря на чалму, лопнула, как спелый арбуз.

Пехливан, развернувшись на сто восемьдесят градусов, махнул перед собой захваченной винтовкой, как дубиной, сметя двоих сипаев с ног, которые пытались со спины поднять на штыки Ахмед-хана. Тот в это время ловко отбивался пульваром* от наседавших на него ещё двух индусов, которые неуклюже тыкали в Ахмад-хана винтовками с примкнутым штыком.

* афганская изогнутая сабля с металлической рукоятью и дискообразным навершием эфеса.

Телохранитель хана взревел, выбросил винтовку, у которой отвалился приклад, и револьвер, выхватив из-за пояса чуть ли не метровый хайберский нож, прыгнул к нападавшим на его хозяина сипаям. Резкий мах ножом в воздухе, приземление на ноги, и за это время голова одного из индусов упала на землю. Со вторым противником покончил сам Ахмед-хан, развалив ему наискосок грудь рубящим ударом от левого плеча до печени.

Я очнулся от наваждения этой сценой боя