Заколдованная рубашка - Н Кальма

Лючия, с разгоревшимися щеками, со слезами возмущения на глазах, подступала к Гарибальди.

— Каждый из них выполняет свое поручение, дочурка, — серьезно сказал ей Гарибальди. — Отправить тебя с тем, о ком ты думаешь, я не мог: у него и его товарищей было важное дело, и ты могла им только помешать. И потом, я отвечаю за тебя перед твоим отцом. Что я скажу, если с тобой что-нибудь случится? И ты напрасно думаешь, что я взял тебя к себе в секретари просто так, для виду. Твоя работа мне очень нужна, да и всем нашим бойцам тоже. И потом, успокойся: твой русский и его товарищи должны скоро вернуться.

Но они не вернулись. Александр Есипов и два его товарища были заперты в палермской тюрьме и ждали казни, а Мечников, тяжело раненный, лежал без сознания у построенных им укреплений. Ему предстояло всю жизнь носить след этого ранения, полученного в сражении за далекую страну.

Между тем приближался штурм Палермо.

Ланди обещал Франциску II в ближайшие дни покончить с «бандитами» Гарибальди, а самого их предводителя захватить в плен. Навстречу приближающимся к Палермо гарибальдийцам бурбонцы двинули крупные силы. Сицилийским партизанам удалось сообщить Гарибальди, что против него идет десятитысячная армия, да и в городе осталось тоже тысяч пятнадцать солдат и офицеров.

Двадцать четвертого мая бурбонцы вышли на дорогу близ Парко. Это было именно то, чего хотел Гарибальди. Его план был таков: отвлечь от города главные силы неприятеля, притворным отступлением одной части своего войска отвести бурбонцев подальше от Палермо, а самому с другой частью штурмовать столицу Сицилии, где ему помогут партизаны.

План этот блестяще удался. Первое столкновение войск Гарибальди с бурбонцами произошло возле Парко. Это был жестокий многочасовой бой в горах, продолжавшийся от зари до ночи. Положение гарибальдийцев казалось безнадежным — против них было десять тысяч хорошо вооруженного и обученного войска.

Под натиском этого войска гарибальдийцы оставили Парко. Отступление не смутило Гарибальди — оно входило в его план. Вот что он писал: «Немедленно отправив пушки и обоз по главной дороге, я с ротой Каироли и отрядом партизан вышел навстречу второй неприятельской колонне, пытавшейся перерезать мне путь. Наш маневр оказался на редкость удачным — короткой перестрелкой я остановил неприятеля».

Бойцы Гарибальди изнемогали от усталости, а еще больше от того, что видели свое поражение. Но их вождь сохранял полное спокойствие. Лишь бы дождаться темноты! Лишь бы генерал Боско уверился в своей победе и прекратил с наступлением ночи бой!

Гарибальди угадал: Боско, солдаты которого тоже бились из последних сил, увидел, что темнеет, и приказал прекратить военные действия до следующего утра.

Только это и надо было Гарибальди.

В продолжение всей ночи гарибальдийцы быстро и неслышно уходили. У Пиано-де-Гречи Гарибальди дал им несколько часов отдыха, а потом продолжал отступление. Когда его волонтеры дошли до места, где корлеонская дорога раздваивается, Гарибальди вызвал к себе полковника Орсини и, дав ему роту стрелков, обоз и четыре пушки, приказал продолжать отступление до Корлеоне, а если понадобится, то и дальше, чтобы отвлечь на себя главные силы врага.

Сам же Гарибальди с большей частью своих бойцов двинулся влево от дороги по направлению к небольшому красивому городку Маринео, лежащему за цепью гор. Возле этого городка, в лесу, Гарибальди снова устроил привал для своих смертельно усталых людей. Лючия, лежавшая под раскидистым деревом, не могла заснуть от раскатов канонады. Точно гроза гуляла в горах. Это бурбонцы громили «остатки банд пирата Гарибальди», как писали в своих донесениях генералы Франциска II. Они не догадывались, что Гарибальди уже находится по другую сторону горной цепи и подходит к Палермо. Одна колонна бурбонцев наступала на Калатафими, другая преследовала полковника Орсини, который делал вид, что бежит в величайшей панике. Партизаны, переодевшиеся крестьянами и крестьянками, то и дело доносили королевским офицерам, что дорога на Корлеоне завалена брошенными повозками, оружием, лафетами, что гарибальдийцы бегут. Боско сообщил в Палермо: «Гарибальди бежит. Скрывается в горах. Скоро он будет в наших руках».

А Гарибальди, одурачив таким образом противника, уже был у самого Палермо, в монастыре Джибильроссе, куда собрались главные силы сицилийских партизан.

Здесь, у монастыря, Гарибальди сделал смотр своему отряду. Он сказал людям:

— Завтра я буду в Палермо, или меня не будет в живых.

От его основной «тысячи» теперь оставалось совсем немного. Многие были убиты и ранены, другие отступали вместе с Орсини по корлеонской дороге. Гарибальди понимал, что при такой малочисленности войска он сможет победить только неожиданным нападением.

Двадцать шестого мая, в сумерках, гарибальдийцы небольшими группами начали спускаться к городу с восточной стороны. Было известно, что у Адмиралтейского моста через реку Оретус дежурят большие сторожевые отряды. Однако разведчики, которые бесшумно подползли к солдатам, донесли, что почти все солдаты дремлют и никто не ожидает нападения. Гарибальди уже начал надеяться на легкую победу, но подвели сицилийские пиччиотти, то есть еще необстрелянные и недисциплинированные группы, влившиеся в гарибальдийские отряды. Едва завидев вдали Палермо, они пришли в неистовый восторг, начали стрелять и оглушительно кричать:

— Viva l'Italia! Viva Garibaldi!

Стража проснулась, подняла тревогу. Бурбонцы приняли партизан в штыки, и те на первых порах растерялись. Но тут старые бойцы Гарибальди подоспели им на помощь. Адмиралтейский мост был взят.

Однако это не была еще окончательная победа. «Ключом города» считались ворота Термини.

Близ ворот снова завязался жестокий бой. У бурбонцев были свежие силы, они не совершали тяжких переходов по горам, они не существовали впроголодь и не воевали почти голыми руками, как гарибальдийцы. И все-таки «заколдованные рубашки» побеждали — у них было то, чего не было у королевских солдат: вера в свое дело, надежда спасти Италию и добиться свободы. Адвокат Мерлино, послушный письму Гарибальди, собрал патриотов и при первых же выстрелах ударил в набат. Повстанцы высыпали на улицы и начали спешно строить баррикады и оцеплять самые опорные здания города. Многие солдаты короля оказались осажденными в своих казармах. Кроме того, повстанцы заняли арсенал. А в это время бойцы Гарибальди во главе со своим вождем штурмовали ворота Термини.

В шесть часов утра «тысяча» с победным кличем ворвалась в ворота. На главной улице города палермцы вывешивали красно-бело-зеленые флаги, валили фонари и сторожевые будки, тащили матрацы, кровати и возводили всюду баррикады. Уже пели на улицах гарибальдийский гимн:

Долой, уходи из Италии нашей,

Ступай, чужестранец, откуда пришел!

Гарибальди со своими бойцами завладел дворцом архиепископа, потом зданием суда. Здесь он решил сделать свой штаб, и Лючия со своими бумагами тотчас же расположилась в одной из комнат.

Все были в азарте от своего успеха, все бурно радовались победе, а девушка хоть и принимала участие в этом общем ликовании, но на сердце у нее было тяжело. Вот они в Палермо, они победители, а того, о ком она все время думала, нет. По ее просьбе, Агюйяр узнавал, не появились ли Монти и Пучеглаз, нет ли хотя бы каких-нибудь слухов о них. Но никто их не видел и ничего о них не слышал.

Лючия сидела понурившись, грызя карандаш и глядя в окно, под которым уже развевался бело-зелено-красный флаг, когда в комнату вошел Гарибальди. Его длинные волосы разметались по плечам, глаза искрились, в руке он держал револьвер.

— Пиши, — сказал он Лючии. — Я продиктую тебе то, что я хочу сказать сицилийцам.

Лючия взяла карандаш и приготовилась писать, но глаз не могла оторвать от Гарибальди, так хорош он был в эту минуту.

— «Сицилийцы, — начал Гарибальди, — диктатор, генерал Гарибальди, именем его величества Виктора-Эммануила, короля Италии, вступил сегодня утром, двадцать седьмого мая, в Палермо и занял весь город. Все коммуны острова призываются к оружию и должны поспешить в столицу, чтобы упрочить нашу победу. Дано в Палермо, 27 мая 1860 года».

Лючия опустила карандаш.

— А вы окончательно уверены в победе? — посмела она спросить. — Ведь у бурбонцев арсенал, девять фрегатов, артиллерия. Сам Ланца еще здесь, он еще сидит в королевском дворце.

— Ланца недолго там просидит, — сказал Гарибальди. — Народ выкинет его оттуда.

Гарибальди оказался прав: королевский командующий генерал Ланца, у которого были корабли, арсенал, артиллерия, солдаты, так растерялся из-за неожиданного поражения, что даже и не думал выбивать гарибальдийцев из Палермо. Он засел во дворце и оттуда пытался связаться с Неаполем, где находился Франциск Бурбон: Ланца непременно хотел получить от короля инструкции, что ему делать дальше.