Обманщик - Исаак Башевис-Зингер

Хотя она уволилась с работы, отказалась от квартиры и пыталась продать мебель, в глазах у нее играло веселье, словно все это одна большая шутка, этакое продолжение вечеров, когда она изображала духа.

Герц сходил на Пенсильванский вокзал, купил билеты. Сначала они поедут в Чикаго, а оттуда поездом – в Блэк-Ривер, где расположен университет. Герц забрал из своей комнаты у Бесси кофр и чемодан. В кофр он сложил книги, рукописи и белье, а в чемодан – два костюма и разную мелочь. Собирая вещи, он прислушивался – не идет ли Броня. Он приготовился откровенно сказать, что больше не любит ее и намерен развестись. Нет у него больше сил терпеть нью-йоркский шум и зной и Бесси Киммел. Но Броня куда-то пропала. Может, самоубийством покончила? Он боялся, что зазвонит телефон и Минна потребует объяснений, и решил не снимать трубку. Но все прошло без сучка и задоринки.

Герц кое-как умудрился запаковать свои вещи и вытащил чемоданы на улицу. До дома Мирьям Ковальды он добрался на такси. Вошел и обнаружил там пару, которая собиралась купить у Мирьям мебель. Мужчина хотел выписать чек, но Мирьям не согласилась – все с тем же веселым огоньком в глазах.

– На что мне чек? Мне нужны наличные.

– У нас нет наличных.

– В таком случае сделка не состоится.

– Могу дать наличными десять долларов, – сказала женщина.

– Мы уходим. Здесь наличными нужна вся сумма.

Покупатели ушли, и Мирьям сказала:

– Придется все тут оставить. Зря я не взяла десятку.

Герц затащил свои чемоданы на три марша вверх и теперь влажным платком утирал лицо. Хотя на его счету было множество всевозможных романов, этот его удивлял. Обычно он уходил с женщиной, к которой испытывал страсть, но Мирьям никакой страсти в нем не будила. Целуя его, она шутила. Лежала с ним в постели, но и тогда в ее глазах сквозила печальная улыбка. Она оставалась холодной, покорной, безропотной. Господи, как она похожа на Броню! Он поменял одну холодную рыбу на другую.

Ладно, история с Минной и без того слишком болезненна. Не мог он выдержать гнев Морриса, его горе, телепатический контроль, под которым он его держал. Герц боялся скандала. Он не сумеет жить в такой обстановке. Ведь Минна будет без конца поучать его, перевоспитывать, вмешиваться в его дела. Она уже наперед составила для него программу. И твердила, что не подпустит к нему других женщин. Но как ему без женщин вести исследование человека? Ему нужна женщина, которая будет относиться к нему терпимо, а не кипеть ревностью.

Мирьям вполне хорошо говорит по-английски, у нее даже английская пишущая машинка есть. Пусть она побудет его секретарем. Герц понимал, что Мирьям отнюдь не лишена страсти. Ее страсть просто подавлена, пассивна, окутана иронией. Ведь несколько лет она жила в безбрачии. Но Герц ее разбудит.

Поезд отходит завтра в шесть вечера. Герц уже позвонил доктору Артуру Уиттекеру, предупредил, что приедет с секретарем. Артур Уиттекер обещал забронировать две комнаты в университетском гостевом доме. Говорил он учтиво и дружелюбно, однако не без сарказма. Спросил: «Чем ваше исследование человека отличается от психоанализа?»

И Герц ответил: «Психоанализ знает ответ заранее. Мы же сначала ищем ответы».

«Мистер Вейскатц сгорает от нетерпения. Ждет не дождется вашего приезда», – сказал Артур Уиттекер.

Герц Минскер уже знал, с какими препятствиями столкнется в этом университете, расположенном посреди американских прерий. Он встречал противодействие и недоверие всюду, куда ни приезжал, – в Варшаве, в Париже, в Лондоне, в Берне, в Нью-Йорке. Никому не мог потрафить – ни клерикалам, ни радикалам, ни философам, ни психологам, ни христианам, ни евреям, ни сионистам, ни коммунистам. Мирьям и та уже подшучивала над его «исследованием человека».

Но если ты десятилетиями одержим одной идеей, это не может быть простой случайностью. Несмотря на миллионы книг по философии, психологии, социологии и литературе, человечество остается загадкой. Его поведение так и не подвергли тщательному исследованию – все его войны, национализм, революции, религии, несчетные установления, законы и запреты. О лошадях и курах известно куда больше, чем о людях. Психоанализ заменил скамью кушеткой. И в лучшем случае может поставить диагноз. Но не обеспечить лечение. Герц – яркий тому пример. Нет такого удовольствия, что бы решило его проблемы. Ему в жизни необходимо напряжение. Он должен испытывать кризисы. Заводить любовные романы. Гоняться за женщинами, как охотник гоняется за добычей. Каждый день должен приносить новые игры, новые драмы, новые трагедии и комедии, иначе он погибнет от духовной цинги.

И сейчас, расхаживая по комнате и наблюдая за сборами Мирьям, он рвался к Минне и к другим женщинам, живым и мертвым. Жаждал бегать, скакать, кричать. Его переполняли страх смерти и жаркая тоска по высшим силам. Он хотел изучать физику, химию и математику. Хотел гармонии с Богом и Божественным Присутствием, но сожалел, что не сумел порадовать себя той польской девушкой, что убирала тарелки в кафетерии.

Сумасшедший? Он себя с ума не сводил. Это передалось ему с хромосомами. Такие потребности одолевали его еще в хедере, когда он был мальчишкой.

И разве Герц один такой? Буря, свирепствовавшая в нем, терзала каждого.

Но что здесь можно поделать практически? Как донести все это до профессоров на Среднем Западе? Он недостаточно владеет английским, чтобы в полной мере объяснить им, чего он хочет. Да и как воспримут все это декан и ректор? Впрочем, вообще-то Герц едет не к ним, а к Бернарду Вейскатцу.

Герц рассмеялся, и Мирьям посмотрела на него:

– Над чем вы смеетесь?

– Они намерены предоставить кафедру… да, кафедру. Предоставляют кафедры в университетах, будто койки в больницах.

– А что им предоставлять? Ванну?

– Казино, где играют с душами.

– Не хочу вас разочаровывать, Герц, но все кончится ничем, – сказала Мирьям. – В этом мире не найти того, что вы ищете.

– Тогда нам надо перебраться в другой мир.

– Для этого в Блэк-Ривер ехать незачем.

– Ну, мы все-таки туда съездим. Поездка сама по себе необходима. Глаз устает от созерцания одного и того же. Мы увидим новые лица. Отчего хасиды ездили на праздники к цадику? Человеку необходимо обновлять свою веру. Вторая ночь праздника у моего отца заключала в себе все небесные радости.

– Тамошним людям не быть хасидами.

– Почему? У них те же нужды, что и у нас. У них два средства исцеления – убийство и пьянство, – но это средства домашние.

– Мне терять уже нечего. Я хочу быть с вами. Слушайте, я и сама не знала, что у меня столько одежды.