Избранное в двух томах. Том II - Юрий Стрехнин

Вдоль улицы и напрямик через дворы пехотинцы спешили к угловому дому. Звуки перестрелки служили им ориентиром. Вместе с солдатами бежали к зданию банка Глоба и Чхеидзе.

Вот и банк. Возле него суетятся немцы, строчат из автоматов по окнам верхних этажей. Василий Глоба вскидывает автомат — очередь! Алексей Чхеидзе, выхватив из кармана бушлата гранату, первым подбегает к входу. На пороге сорванные с петель, изрешеченные пулями дубовые резные двери, обломки шкафов и столов, которыми изнутри был забаррикадирован ход. В просторном вестибюле, засев за перилами лестницы, несколько немцев ожесточенно стреляют из автоматов вверх. Спрятавшись за косяк двери, Чхеидзе бросает приготовленную гранату. В ту же секунду бросает свою гранату и поравнявшийся с ним Глоба. Гремит сдвоенный взрыв. Взлетают в черном дыму обломки лестничных балясин. Несколько очередей в еще нерассеявшийся дым! И два матроса вместе с пехотинцами врываются в вестибюль…

— Где же наши? — встревоженно спрашивает Чхеидзе Глобу, взбегая по лестнице. Кто из пятерых товарищей еще остался жив?

Наверху за поворотом лестницы, на площадке четвертого этажа, покрывая крики и выстрелы, доносившиеся оттуда, громыхнула граната. Мимо Глобы и Чхеидзе с силой пролетели какие-то обломки. Прямо под ноги бегущим вверх матросам свалился убитый гитлеровец, звеня по ступеням, прокатилась вниз его каска.

Глоба и Чхеидзе вбежали на площадку четвертого этажа.

— Жора! — обрадовались они, увидев в дверях, ведущих в коридор, высокую фигуру Веретеника. Его кожаная куртка была вся изодрана, на лоб с непокрытой головы упали спутанные, запорошенные пылью волосы, лицо казалось черным, словно закопченным.

— Пришли?! — воскликнул Веретеник.

— А где остальные? — спросил Чхеидзе.

Вместо ответа Веретеник взмахнул рукой, показывая вверх на лестницу.

В здании банка все изменилось с того мгновения, как после разрывов двух матросских гранат в вестибюль вбежали Глоба, Чхеидзе и бойцы-пехотинцы. Атакующие гитлеровцы теперь стали обороняющимися. Те из них, которые только что теснили пятерых разведчиков снизу, были уничтожены гранатами и автоматными очередями, а те, что уцелели, разбегались. Немцам же, ранее пробравшимся на верхние этажи по наружной пожарной лестнице, путь вниз был теперь отрезан.

Обгоняя взбегающих по лестнице пехотинцев, Веретеник, Глоба и Чхеидзе спешили на помощь товарищам. А те, ободренные подоспевшей помощью, с удвоенной яростью бросились на еще недавно напористого, а ныне дрогнувшего врага.

Теперь уже не обороняясь, а преследуя, Калганов, забыв о боли в раненой руке, первым взбежал по крутой железной лесенке, ведущей с самой верхней площадки на чердак, дал веером очередь в его полутьму.

В ответ — ни выстрела. Над головой Калганова глуховато прогромыхала железная кровля: по ней пробежали.

«Вот вы где!» Поставив на боевой взвод гранату, последнюю, что осталась, он устремился к смутно светившемуся в конце чердака отверстию, которое оказалось полураскрытой дверцей. Толкнув дверцу ладонью, Калганов выглянул на покрытую свежим снегом чуть покатую крышу. К ее краю, над которым торчали закругленные поручни пожарной лестницы, что есть духу бежали несколько гитлеровцев, оставляя за собой на снегу темные пятна следов. Изо всей силы размахнувшись, Калганов бросил вслед им свою гранату и, охнув от боли в растревоженной руке, отшатнулся назад, в тьму чердака. Мимо него к выходу на крышу рванулся с автоматом наперевес Веретеник, за ним кто-то из матросов… В полутьме чердака Калганов разглядел: Глоба и Чхеидзе! Значит, это они привели помощь?

С тех пор как Глоба и Чхеидзе вместе с пехотинцами ворвались в банк, не прошло и десяти минут. За это время исход схватки был решен. В здании не осталось ни одного немца. Только трупы их валялись в вестибюле, на лестнице, в коридорах, на чердаке и на крыше. Калганов велел разведчикам побыстрее собрать документы и награды убитых. Ему передали четыре Железных креста и несколько солдатских книжек. Старший лейтенант на миг развернул одну из них. Это была не обычная солдатская книжка, а эсэсовская, с портретом Гитлера на внутренней стороне обложки. Вот с каким врагом, оказывается, пришлось схватиться!

Нельзя было терять ни минуты. Противник, встревоженный тем, что за его передний край прорвалось целое подразделение русских, открыл по зданию банка сильный огонь из пулеметов и автоматов. За окнами соседних домов, во дворах, за заборами показались перебегающие гитлеровцы. С каждой секундой их становилось все больше… Капитан — командир роты, командовавший пехотинцами, сказал Калганову:

— Отрезают нас. Надо отходить, пока не поздно. Вы все ранены, отходите первыми.

Пехотинцы и моряки покидали здание, прикрывая друг друга огнем. Враг, подтянувший новые силы, наседал уже с нескольких сторон.

Раненым помогали идти товарищи. Чхеидзе поддерживал Никулина, Глоба — потерявшего немало крови Максименко. Малахова вытащил на себе Веретеник. Он вообще в течение всего боя, а особенно после того как Малахов был ранен, старался быть поближе к нему, всячески оберегая товарища.

Тащить Малахова одному было нелегко, Веретеник отстал. Противник вел огонь не только по зданию банка, но и по перекрестку улиц возле него, стараясь отрезать разведчикам этот единственный путь отхода. Надо было как можно быстрее пересечь открытое, все более простреливаемое пространство.

— Брось меня! — сказал Малахов Веретенику, — а то оба пропадем. Останусь, потом меня вытащите.

Но как оставить под огнем друга?

Неизвестно, какая судьба постигла бы двух неразлучных друзей, если бы не подоспела помощь — девушка-санинструктор и два венгра, жители ближних домов, добровольно вызвавшиеся ей помочь. Малахова положили на носилки и вчетвером, с помощью Веретеника, бегом понесли с обстреливаемого перекрестка. По счастью, никого не задело.

Через несколько минут Малахов и все, кто нес его, были в безопасности.

Так закончился 17 января 1945 года поиск, длившийся почти три дня. Уходя в госпиталь, Калганов передал в штаб две карты, оплаченные его кровью и кровью бывших с ним матросов: лоцию Дуная и карту с обозначением вражеской обороны в районе моста Эржебет.

ПОД ЗЕМЛЕЙ БУДАПЕШТА

Калганов вдавил подбородок в сухой колючий снег. С противным визгом над головой неслись пули. Где-то впереди, совсем близко, стучал немецкий пулемет, и казалось, не будет конца его надоедливому, злому татаканью.

Снег, набившийся в его не по возрасту солидную бороду, холодил кожу. Но лежать приходилось неподвижно: пулемет бил и бил. «На всю ленту запустил, что ли? — досадовал Калганов. — Этак бородой к земле примерзнешь, пока кончит…» Осторожно повернув голову, он посмотрел по сторонам. В нескольких шагах от него на снегу, который ночью кажется голубовато-серым, лежат, тоже распластавшись, матросы — Глоба и Чхеидзе. Впереди, шагах в ста, чернеет скелет двухэтажного, дотла выгоревшего дома, тянется полуразбитая снарядами каменная ограда. Из этих развалин и бьет пулемет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});