Род Волка - Сергей Щепетов

Чтобы не дать угаснуть творческому порыву, Семен тогда снова сел за стол и сочинил еще один документ, на сей раз «об утрате палатки двухместной брезентовой инвентарный №…». В нем речь шла о горных кручах, на которых вынуждены были поселиться сотрудники отряда. Порыв шквального ветра сорвал палатку со скалистого гребня и унес ее в ущелье… Далее все по известному плану, но еще более красочно и драматично. К сожалению, это произведение не нашло своего читателя. Зам. директора – сам полевик с многолетним стажем – ознакомился только с заголовком, вернул рукопись автору и погрозил пальцем: «А вот наглеть, Сема, не надо!»

Собственно говоря, палатка тоже никуда не делась – ее Олег взял с собой на охоту и через неделю должен был вернуть.

* * *

Пускай кришнаиты и прочие вегетарианцы доказывают, что хотят, но главный харч в жизни человека – это мясо. Вялить и коптить этот продукт без соли Семен никогда не пробовал, хотя мяса и рыбы завялил на своем веку немало. Тут главная хитрость заключается в том, что в продукте (грубо говоря, в куске) не должно быть никаких надрезов, выемок и накладок. Идеальный вариант – это целиковая мышца, скажем, оленя, которая вынимается из туши полностью – от верхнего сухожилия до нижнего. И не дай бог повредить пленку, в которую она заключена! Если пленка цела, то данный кусок в дыму или на ветерке в первый же день прихватится корочкой, которой будут не страшны никакие мухи. Все это Семен знал и старался, как мог, но он не был профессионалом, а мяса было много. Туземец же ничем помочь не мог, поскольку его сородичи, как выяснилось, ничем подобным не занимались. Часть кусков благополучно заветрилась и хлопот не доставляла, а остальные приходилось два раза в день перебирать, вырезая места, куда мухи успели отложить яйца. Наверное, даже червивое мясо после термической обработки можно было есть, но для такой пищи Семен еще недостаточно одичал. В общем, с едой дело обстояло терпимо, и Семен мог некоторое время спокойно упражняться с посохом и арбалетом, совершенствуя свои «магии». Жалко только, что это время оказалось недолгим…

Есть правило, которое, пожалуй, для всех времен и народов не знает исключений. Сформулировать его можно примерно так: событие хорошее может произойти, а может и не произойти; если же есть вероятность какой-нибудь гадости, то она свершится обязательно. И она свершилась – ранним-ранним утром.

– Вставай, Семхон. Они пришли.

– Кто?! – вскинулся Семен.

– Хьюгги.

– А? Да? – Еще толком не проснувшийся Семен подполз к выходу и высунулся из шалаша.

Рассвет, вероятно, только что наступил – спать бы да спать еще! В природе красота и благолепие: полный штиль, тихо переговариваются птички в кустах, над водой туман. До слез хочется опять оказаться в далеком-далеком детстве. Вот в таком вот утреннем тумане, поеживаясь от сырости и нетерпения, подойти тихо (чтобы рыбу не распугать!) к берегу, размотать леску, насадить червяка на крючок и забросить вон туда, где расступаются листья кувшинок. А потом сидеть и, затаив дыхание, смотреть на поплавок: клюнет, обязательно клюнет! В таком месте и в такой час не может не клюнуть!

«И вот поди ж ты! В этом месте и в этот час не будешь ты, Сема, таскать желтоватых, толстых, ленивых карасей, – начал он мыслительную зарядку, чтоб поскорее проснуться. – Это противоестественно, ненормально и дико – умирать вот таким тихим летним утром. Лучше темным промозглым осенним вечером. Лучше? А помнишь, как таким вот вечером тебя накрыло снежным зарядом на подходе к перевалу? Вокруг ни укрытий, ни дров, и одежда не спасает, потому что изнутри вся промокла от пота. Нельзя остановиться даже на несколько минут, а идти сил уже нет. Это был, наверное, единственный раз, когда ты умирал медленно. Тогда ты молил Бога, в которого не верил, чтобы все было не так, – отдохнуть, отогреться, увидеть солнце, зеленую траву и уж только потом… Нет, Сема, было много полевых сезонов, было много ошибок и глупостей, из-за которых ты оказывался на самом краю. Помнишь, как ослепительно солнечным днем раннего лета ты шел на перегруженной лодке и любовался пронзительной голубизной ледяных глыб на берегах – остатками растаявшей наледи? Это великолепие нельзя ни сфотографировать, ни нарисовать, ни описать словами – только смотреть, впитывать в себя и запоминать на всю оставшуюся жизнь. А потом был поворот русла, за которым оказалось, что наледь протаяла не вся, и жизни тебе осталось метров на двадцать… Или тот обрыв, на камнях которого ты нашел отпечаток древнего моллюска, о котором мечтал много лет, который открывал тебе путь к признанию, карьере, достатку. И ты подумал, что вот сейчас не страшно и умереть, потому что лучше уже не будет. Ты начал спускаться, чтобы поделиться с людьми своей радостью, и оступился. И пошел вниз. Можно было просто лететь и катиться, но в черных вспышках отчаяния и боли ты цеплялся за каждую травинку, за каждый кустик!

А теперь что? Если бы тебя разбудил дикий крик „Атас!!!“, ты бы вскочил как ошпаренный – адреналин уже булькал бы у тебя в крови. Туземец, из-за которого ты торчишь здесь, хочет умереть и не собирается сопротивляться. А что, собственно, можешь ты, Семен?

А – все!!! Никто не вправе отбирать у меня будущие закаты и рассветы, лес и степь, горы и реки – никто! Да к чертовой матери все и всех!!! Буду договариваться или драться – до конца! Как всегда!!»

Семен оскалился, зарычал и встал на ноги: «Ну, где вы там?»

Пятеро хьюггов вышли из зарослей минут через десять. Растянувшись недлинной цепью, они неторопливо двинулись через открытое пространство к шалашам. Семен был разочарован: он ожидал увидеть косматых гориллоподобных существ с оскаленными клыками, с которых капает слюна. Ничего подобного – люди, как люди. Наверное, если их помыть, подстричь и приодеть, то они не будут выделяться среди прохожих на городской улице. Тем не менее с первого взгляда было ясно, что хьюгги и сородичи Атту принадлежат к разным расам или, может быть, антропологическим типам – эти коротконогие, широкогрудые, с мощным плечевым поясом. Совсем, в общем-то, не узкие лбы чуть скошены назад, а челюсти выдаются вперед, лица клинообразные, с сильно выступающими, чуть горбатыми носами. Тела покрыты довольно густыми волосами, но лица от растительности почти свободны – похоже, она там просто не растет. Кроме того, люди, стрелявшие в него с плота, были одеты в балахоны из шкур. Эти же почти обнажены – лишь пах и ягодицы прикрыты небольшими фартуками из оленьей шкуры. Оружие у всех примерно одинаковое – дубины или палицы, утяжеленные вставленными в расщепленный конец камнями, оплетенными кожаными полосками.

– Вон, впереди – вожак ихний. Тот самый. За мной пришел, – удовлетворенно констатировал Атту. Он пытался встать, опираясь на палку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});