Тайны пустоты (СИ) - Елисеева Валентина

– Да, а ты сегодня почему-то не спешишь нарисовать мне в подарок ещё один мой портрет. Что за документы просматривала?

– Оррин пересылает мне вести из открытых миров. Его люди ещё стараются напасть на след Элиса, а я ломаю голову, что мог бы придумать крупный учёный, оказавшись в неразвитом мире, в чужом теле. Как бы он весточку о себе передал? Смастерил бы радиопередатчик сигнала бедствия?

– Вряд ли, Элис был чистым теоретиком, знатоком структуры нематериальных безмерных пространств и не дружил с техникой. Он был высококлассным математиком, гением абстракций и талантливым нуль-физиком, для него было бы так же трудно сконструировать генератор электромагнитных импульсов, как станцевать балетную партию.

– Математиков проверили, ничего неожиданного не нашли, дифференциалы и ряды в их записях не обнаружены, – огорчённо поведала Таша, бездумно пролистывая страницы бесконечных расчётов на планшете Стейза. – Будучи нуль-физиком, Элис может подпространственный туннель построить?

– Нет, поскольку у него нет связи с энергоблоком, а голыми руками физики туннели не строят. Что ты хочешь отыскать в моей работе? Математическую ошибку? – с ноткой веселья спросили её.

Смутившись, Таша ткнула пальчиком в первый попавшийся символ:

– Это что за иероглиф, похожий на человечка? Зачем придумывать такие сложные обозначения?

– Так сложилось исторически. Вначале придумали символ функции, потом дополнили его обозначением её производной, затем потребовалось как-то указать на инверсию, потом дополнить этим кружочком сверху, означающим, что функцию...

– И в итоге получился человечек, – состроила гримасу Таша. – Боюсь представить, как в итоге выглядят формулы современной нуль-физики!

– Как-то так, – пожал плечами Стейз, открывая на экране страницу учебника. – Что ты застыла статуей? Если хочешь, я всё тебе объясню.

– Погоди, погоди, – забормотала Таша, бросаясь к собственному планшету, судорожно открывая и закрывая файлы, а потом раздражённо махнув рукой и схватившись за лист и карандаш. – Я не профессиональный художник, но зрительная память у меня отличная, мне проще нарисовать картинку по памяти, чем отыскать давно закрытый документ... Сейчас набросаю, погоди... Может, какие-то чёрточки я упустила, но в общем и целом такой рисунок ничего тебе не напоминает?

– Это первое начало теории пустоты, основа основ всей современной нуль-физики, – с удивлением ответил Стейз.

– Да-аааа... избыток ума иногда мешает, – философски заметила Таша. – Помнишь, я говорила тебе, что слишком далеки физики от народа? Что надо нести науку в массы?! У нас смысл формулы Эйнштейна тоже мало кто понимает, но её хотя бы все узнают воочию, не путая с каракулями необразованного дикаря! Не принимая математические символы за домики и человечков! Звони Оррину, мы нашли Элиса. Надо мчаться в тот мир, где кто-то разукрасил высокую скалу «примитивными рисунками», как написано в отчёте! И как я сразу не подумала, что современного физика сможет определить только физик, а?!

...

Они вышли у скошенной вершины скалы, когда в этом мире над ней вовсю палило полуденное солнце. Невысокий юный паренёк в холщовых штанах и драной рубахе старательно выбивал на каменной поверхности последний символ третьей формулы. Символ страшно напоминал ёлку в шляпе, и паренёк кропотливо прорисовывал боковые наклонные веточки, не заметив появления гостей.

– Предлагаю четвёртое начало не писать – пусть аборигены планеты впишут его самостоятельно несколько позже, – меланхолично произнёс Стейз, и паренёк с воплем развернулся, выронив молоток из рук:

– Первый стратег!!! Я знал, что мою огромную надпись на скале в итоге заметят! Вы наверняка не поверите, но я – Элис, нуль-физик, руководитель научно-исследовательского центра планетарной системы Зайтири, галактики Эль-Пирроно. Всё так странно произошло: туннель, воронка, темнота, а потом незнакомый мир и чужое тело... Но у меня есть несколько версий, объясняющих произошедшее!

– У нас тоже. Собирайтесь домой, коллега, если, конечно, не желаете остаться здесь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Шутите?! Здесь даже поговорить не с кем и не о чем, кроме как об урожае, скотине и погоде! Я живу среди крестьян и стараюсь научить их умножению, но боюсь, во мне не обнаружилось учительского таланта. К тому же меня считают полоумным лишь из-за того, что я честно называю своё имя и профессию – ужасно непривычно сталкиваться с недоверием к своим словам... – Недоумённо сдвинув брови домиком, паренёк переключился на тему, вызывающую у него куда более горячий интерес, чем странности чужого мира: – Что нового в нуль-физике, стратег?

– Масса всего, Элис, вам понравится. Таша, ты так внимательно изучаешь надписи – заметила что-то необычное?

– Раздумываю, что в пещерах моей родной планеты имеется уйма древней наскальной живописи. Может, моим соотечественникам стоит к ней присмотреться?

Уголки губ Стейза приподнялись в намёке на улыбку:

– Иногда всё обстоит именно так, как выглядит, и рисунки дикарей – это всего лишь рисунки дикарей.

– А вдруг это наследие очень древней и очень умной цивилизации, зашифрованное в формулах высшей физики? Человечек без копья – функция, с копьём – производная функции? – Стейз посмотрел на неё озадаченно, тщетно пытаясь оценить степень её серьёзности, и Таша рассмеялась: – Да шучу я, шучу! Но в каждой шутке, как известно, есть доля истины.

Глава 22. Знакомство с родителями

Страшно сожалея, что в родном мире не удосужилась изучить буддистские практики медитации, помогающие вернуть внутреннюю гармонию и душевное равновесие, Таша тщетно пыталась успокоиться. Увы, напуганное предстоящей встречей, самообладание предательски её поводило. Оставив бесплодные попытки, она встала перед зеркалом и сотворила на лице выражение полнейшей невозмутимости, частенько пригождавшееся в кабинетах начальников при неудобных вопросах типа: «Кто виноват в остановке проекта, как несоответствующего нормам экологической безопасности?!» С этой многократно проверенной маской бесстрастности она вышла к ожидающему её Стейзу.

Наурианец окинул её беглым взглядом и со свойственной ему флегматичной рассудительностью произнёс:

– У тебя нет ни единого повода для переживаний. Мои родители хорошо осведомлены обо всех твоих приключениях и нормально относятся к тому факту, что для меня исключительно важно твоё присутствие в моей жизни.

– А я-то думала, мне удалось спрятать нервозность, – сокрушённо покачала головой Таша. – Наверное, на прежнем лице маска ледяной леди держалась крепче.

– Всех наурианцев с детства обучают распознавать эмоции, помнишь? Моя мать не стала бы сенатором Совета, не владей она в совершенстве искусством чтения по лицам и не знай досконально все виды человеческих чувств, все слабости и сильные стороны эмоциональности. Тебе не удастся скрыть от неё свои переживания, не трать силы понапрасну. Мы всего лишь едем в гости на обед, это не то, из-за чего стоит волноваться.

– Посмотрю, как ты будешь выглядеть перед знакомством с моими родителями, – проворчала Таша.

Над её словами задумались всерьёз. Ожидая в салоне шаттла, когда сидящий в кабине пилота Стейз выведет машину на орбиту планеты, она услышала по громкой связи:

– Пожалуй, меня будет волновать, не сочтут ли они меня слишком бесчувственным.

– Кто сочтёт? – растерялась Таша, успевшая позабыть, какую фразу она произнесла полчаса назад.

– Твои родители. Я только что отправил запрос на разрешение сопровождать тебя в твой закрытый мир. Надеюсь, службы безопасности рассмотрят его достаточно быстро. Мы берём курс на южное полушарие, приземление через двадцать минут.

Поражаясь бесшумности взлёта выше облаков, Таша вспоминала, что запрет на полёты всех видов судов через воздушное пространство планеты наложен экологами и связан с защитой мест обитания птиц. Антигравы позволяли шаттлам уйти в стратосферу без шума и пыли, а высоко-высоко включались двигатели, благодаря которым путешественники быстро добирались до любого места на зелёно-голубом огромном шаре. Крупных городов на всех планетах Альянса было немного, а системы автономного существования домохозяйств позволяли строить человеческое жильё в любых климатических поясах и даже в сердце пустыни. В итоге население распределялось по материкам довольно-таки равномерно: быстрые антигравы и шаттлы избавляли от необходимости селиться «поближе к благам цивилизации».