Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

верыМосква. Кремль. Дом империи. 26 августа (8 сентября) 1917 года

Хорошо в году эдак 2020-м. Ни тебе пандемии, ни ее угрозы. Медицина на уровне, наука достигла небывалых высот, а народ образован и сознателен. Никаких тебе потрясений, а обыватель лишь со смехом вспоминает о том, как он обделался легким испугом от свиного гриппа. Увы, мне в 1917 году такое может только сниться.

11 марта 1918 года в военный госпиталь в Форт-Райли (штат Канзас, США) придет повар Альберт Гитчелл и будет жаловаться на лихорадку и боль в горле. К вечеру сляжет еще сотня его сослуживцев. Так начнется пандемия «испанки», которую правильнее было бы именовать «американкой».

Цифры погибших от испанского гриппа разнятся. До ста миллионов человек умрут на планете по самым пессимистическим оценкам. Или в разы меньше. Но все равно десятки миллионов. Десятки миллионов.

Намного, намного больше, чем погибло и погибнет на полях сражений Великой войны.

А заболеет треть населения Земли.

Что я должен делать с этим знанием и с этими цифрами? Приказать ликвидировать «нулевого пациента» повара Альберта Гитчелла? А кто сказал, что он и в самом деле нулевой пациент? Может, у него просто организм оказался самым слабым? Нет, я могу, конечно, перестраховаться и грохнуть этого самого Гитчелла, но как перебить или изолировать в США несколько сотен американских солдат? Да и вряд ли это что-то даст. Как-то мало верю я в истории о бешеных летучих мышах или кусающихся озверелых мартышках, которые укусили за условную задницу именно этого Гитчелла. Да и не знаю я имен этой «сотни сослуживцев», заболевших с ним в один день.

Точно так же никто не может гарантировать, что пандемия вообще началась именно с бедняги Гитчелла, а не где-то в другом месте. Возможно, вирус завезли из Китая или еще откуда-то прибывшие в Америку эмигранты, возможно, это какая-то мутация, возможно… Все возможно.

Ясно одно – Россию и весь мир ждут пандемия испанки, всяческие неурожаи, перенаселение, голод, социальные потрясения и прочие беды, предотвратить многие из которых я не смогу, невзирая на все мои попаданческие послезнания, которые становятся все менее актуальными с каждым моим действием в этом времени. Остается лишь с полным надрывом работать местным царем-батюшкой, проводя революцию сверху и готовя страну к грядущим вызовам.

Стелить ту самую легендарную «соломку» в местах, где я могу предполагать грядущие «падения».

А времени у меня крайне мало.

В Овальном зале второй час шло совещание, несколько раз прерываемое пятиминутными «перекурами» в моменты, когда Маша вынужденно покидала нас. Токсикоз – штука неприятная во всех отношениях, а сильный токсикоз особенно. Особенно когда ты царица и прочих земель императрица и у тебя полно всяческих государственных обязанностей помимо обнимашек с уже ненавистным тазиком. Хорошо хоть в Доме империи есть все мыслимые удобства в плане сантехники, а из моего официального кабинета до нашей личной квартиры всего несколько десятков шагов.

Ну что тут скажешь. Таковы прелести будущего материнства. Тут уж как повезет с токсикозом. Нам вот пока не повезло. Впереди еще восемь месяцев беременности, и тут ничего не попишешь – будет всякое, и хорошее, и трудное.

Разумеется, я предоставил Маше наилучшие условия и уход, какие только возможны и могут быть в этом времени. Так что теперь нас во всех поездках и во всех местах обитания сопровождает еще и личный лейб-акушер госпожа Улезко-Строганова со своей медицинской бандой.

Одетый по случаю в дворцовую ливрею, камердинер Евстафий тихо доложил мне на ухо:

– Государь, ее величество.

Киваю и оборачиваюсь к входящей Маше. Ее безупречный серый мундир генерал-майора императорских сил спасения лишь подчеркивал необычайную бледность ее смуглой кожи.

– Ты как?

Она вымученно улыбнулась.

– Надеюсь, что сегодня к трону никому не придется спешить с ведром или тазиком. С короной на голове мне будет очень непросто наклоняться…

В ответ на незатейливую шутку сжимаю ободряюще руку бывшей итальянской принцессы Иоланды Савойской.

Да, у нас сегодня в программе мероприятий еще и моя тронная речь в Андреевском зале. И по протоколу Маша должна будет принять участие в церемонии. Хорошо хоть на Большой императорский выход я ей идти не разрешил, и мы ограничились кратким присутствием ее величества в Успенском соборе во время воскресного богослужения. Я бы сегодня и туда ее не пустил, но подданные буквально жаждали увидеть «благословенную Марию Псковскую», и она не могла не прийти под взоры прессы и кинохроники. The Show Must Go On. Законы шоу-бизнеса никто не отменял даже в 1917 году. Министр информации новоявленный граф Суворин подтвердит.

– Евстафий, голубчик, скомандуй-ка построение.

Мой начальник личной тайной разведки усмехается краешком глаз, чинно кивает и, выйдя в приемную, провозглашает официальным тоном:

– Господа! Государь высочайше повелел продолжать!

Российское телеграфное агентство (РОСТА).

26 августа (8 сентября) 1917 года

Сегодня на Красной площади в Москве состоялась торжественная церемония принятия российского подданства. Первая тысяча переселенцев из Франции принесла присягу верности ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ ВСЕРОССИЙСКОМУ МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ.

Среди переселенцев ученые, врачи, инженеры, техники, агрономы, высококвалифицированные специалисты в различных сферах науки, медицины, промышленности, транспорта и сельского хозяйства, которые покинули измученную потрясениями союзную Францию.

Принявший в числе прочих русское подданство известный промышленник Луи Рено от лица всех переселенцев поблагодарил Е. И. В. МИХАИЛА ВТОРОГО за возможность начать новую жизнь и заверил, что все прибывшие приложат все свои силы во славу России.

«Честь в Служении на благо Отчизны!» – этими словами закончил господин Рено свое выступление.

Москва. Кремль. Дом империи. 26 августа (8 сентября) 1917 года

В зал из