Уроки гнева - Анатолий Нейтак

Даже Зверик, и тот жался к земле!

— Предатель, — простонал король, — одни предатели! Дрянь, гнильё… ненавижу!

Винар вскинулся.

— Я никогда и никого не предавал. И вас топтать не буду. Вы правили страной, недолго, но правили — так отчитайтесь в сделанном перед истинным Владыкой сами!

Бросаться с кулаками на Пламенного было бесполезно. Агиллари двинулся к Винару. На третьем шаге лицо его некрасиво исказилось. Ссутулясь и согнув руки, он побежал. Винар тоже напрягся, но не попятился.

Дальнейшего не предвидел никто. И никто не успел вмешаться. Один из новых стражников заступил королю дорогу и как будто толкнул его в грудь. Агиллари отступил, покачнувшись, а потом опрокинулся на спину с удивлённым лицом и навсегда распахнутыми глазами. Из груди у него торчала тонкая рукоять кинжала, вошедшего точно в сердце. Убийца тоже шагнул назад… и страшно захрипел, попав в лапы Зверика. Эхагес спеленал каэзга магически, но не обездвижил и не лишил его звериной силы.

Тонкий, добела раскалённый луч слетел с руки Пламенного; голова Зверика, поглотившая его, мгновенно превратилась в дымящийся чёрный ком. Но в своей агонии Зверик успел раздавить грудь стражника, как подкованный сапог — яйцо всмятку. Убийца короля и мститель-каэзга повалились наземь, сплетясь в непристойной пародии на любовный акт.

— И что теперь, сай? — поинтересовался Эхагес в давящей тишине.

Владыка не ответил.

Часть вторая: пролог

"Вот так заканчиваются честолюбивые устремления".

Принц смотрит в окно. Захлёбывавшийся новостями слуга тихо исчез, снова оставив его в одиночестве. Пусть. Не привыкать.

Но теперь это одиночество стало другим.

"Брат мёртв".

Итоллари повторяет два этих слова несколько раз. Бессмыслица. Всё так глупо… Брат мёртв, его Зверик мёртв… одни мертвецы кругом. Может, и он, Итоллари — мертвец? Или ему из милости сохранят жизнь, отправив обратно в изгнание?

Принц (да уж, королём ему теперь не бывать!) смотрит в окно. Это лучше, чем смотреть на дверь и ждать, гадая, кто войдёт в неё следующим. Только добрые вести приятно встречать лицом к лицу. Но добрые вести — где они сейчас? Нелепо и надеяться…

Не звук, скорее колыхание воздуха. Несмотря на смесь апатии со страхом, что заполнили душу мутным и вязким желе, принц всё-таки обернулся.

— Итоллари? Идите за мной.

Этот Серый прежде не попадался принцу на глаза. И одет был, мягко говоря, странно. Тем не менее, в нём сразу было ощутимо нечто, присущее всем Серым стражам. Выправка — она видна и в голом. Не скроешь.

— Как мне звать тебя, страж?

— Эхагес. Я должен привести вас к Владыке, принц.

— Веди. — Сказал Итоллари с твёрдостью отчаяния.

Однако страж, имя которого Итоллари мгновенно забыл, не двинулся с места. Его воля, ощутимая, как свет солнца сквозь зажмуренные веки, теребила и напирала, властно требуя ответа.

— Скажи мне, чего вы с братом хотели этим добиться? — спросил он, с какой-то неясной жаждой всматриваясь в лицо принца (а может, и глубже). — Чего хотел от событий ты сам — мести? Власти? Славы? Чего-нибудь ещё?

— Не знаю.

Страж ждал, не двигаясь и глядя прямо в глаза. Тогда Итоллари добавил:

— Я просто шёл за братом. Вот и всё.

— Просто шёл, — повторил страж со странной интонацией. — Ну, пошли.

Глава первая

Это чудо. Это сладость. Это долгожданная, желанная встреча.

"Пламенный!"

"Ночная…"

Слов нет. Никто извне не поймёт всего — пусть. Какое нам дело до тех, кто извне? Важно то, что внутри; важен лишь танец двух фэре, снова поющих в едином ритме…

Двух?

Владыка осторожно, словно боясь спугнуть, вслушивается в танец внутри танца. Сын! Его сын — его и её, новый росток неохватного Древа. Ещё не рождённый, но уже чувствующий… и он изменился за то время, которое его отец провёл вдали. Теперь сын не просто ловит и отражает чувства, что приходят извне, он уже начинает отражать мысли…

Если это — не чудо, значит, мир вообще лишён чудес!

"Ночная… ааль-со… вы дождались".

"Да, ааль-со. Да. Тебя не хватало. Но теперь…"

"Потом. Всё потом".

Бурый, примостясь неподалёку, посасывает медвяные соты, изредка поглядывает в сторону двоих сливающихся силуэтов.

Хороший удался день. Ласковый.

Человек смотрит в пустоту. Пальцы каменно сжали полированное дерево перил. Впереди карабкается из-под плотного слоя облаков красное от натуги утреннее солнце… карабкается — и никак не может сдвинуться хоть на волос. А небо — как розы, растворённые в крепком настое синьки, и последние, самые яркие звёзды тонут в нём, готовые раствориться тоже.

Человек видит всё это. Но не смотрит.

Его взгляд растворён в пустоте.

…После победы, кислой, как незрелый дичок сливы, Владыка говорил с младшим принцем. Итоллари казался равнодушным и очень вяло отреагировал на Пламенного, второго в своей жизни живого красноглазого. Его вялое равнодушие не разбили даже слова Владыки, спросившего, что его величество намерены делать на троне.

— Ничего. — Юноша слабо повёл кистью. — Я не король. Ведь вы вернулись…

— Нет, Итоллари Первый. Именно вы — король Равнин. Людьми должен править человек, а мы сделали достаточно.

Пламенный помолчал, вглядываясь в юношу при помощи не одних только глаз.

— Хорошо, — обронил он, — Я поговорю с вами позже, когда вы справитесь с переменами.

Серый страж за спиной у принца медленно выдохнул — так, чтобы его услышали.

— Сай!

— Эхагес?

— Вы твёрдо решили отдать власть в его руки?

— Да.

— Почему?

Подчинённый требует отчёта у командира? Удивительно. В сознании Итоллари загорелась искра интереса.

— Причин много. — Ответил тастар. — Одна из главных вытекает из правила необратимости.

— Не понимаю.

— Это из природы времени. Разрушенное нельзя восстановить, принятое решение изменить на обратное, взятое вернуть прежнему владельцу — и так далее. Но даже когда такая возможность есть, следует трижды три раза подумать, стоит ли оно того. Как правило, не стоит.

— Вот как…

Владыка кивнул Эхагесу. От его внимания не ускользнуло, что Итоллари, о котором они оба как будто забыли, всё внимательнее прислушивается к беседе.

— Именно так, страж. Если бы я искал власть ради власти… но ты знаешь лучше многих: после Краалта мы желали иного. На некоторое время мы добились безопасности и покоя. Но ненадолго: при первой же возможности люди подняли мятеж. Значит, в нашей позиции была неправильность, которую мы пропустили, но которой воспользовался Агиллари. Главной угрозой нам был его Могучий. Но каэзга мёртв, и очередной цикл завершён. Зачем восстанавливать старый порядок, доказавший свою неустойчивость? В конце концов, основы этого порядка целы. Даже Агиллари, имея возможность диктовать подданным свою неограниченную волю и угрожать Звериком, как великанской дубиной, не стал подрывать корней. Большой Приказ, Серая стража, люди Айкема — все опоры государства остались на своих местах.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});