Японская цивилизация - Вадим Елисеефф

Интеллектуальная специфика Дальнего Востока, связанного с иероглифами, уважение к природе имели разные судьбы в Китае и в Японии. Почитаемую в теории природу на континенте безжалостно подчинил человек. Иначе все было на архипелаге, где, быть может, скудость территории и буддийское сострадание к любому проявлению жизни, даже к камню, учили экономии и компенсации трат. Традиционное японское пространство, в основе своей связанное с растительным миром, растворяется в природе и открывается ей. Именно этот принцип вдохновляет современную японскую архитектуру, основанную на гибкости и открытости настоящему или же воссозданному внешнему миру. Даже современные строительные материалы используются в за-впскмости от их свойств, выбирают их не сразу, в выборе отражается особый образ мышления. Образ мышления, складывавшийся на протяжении долгих эпох, в разных местах, испытавший многие влияния, выражает поразительное свойство — он гомогенен. Японские постройки как бы растворяются во внешней среде, для которой они одновременно и малозначимая часть, и контраст, придающий новый смысл ансамблю в целом. Здания как бы представляют атмосферу, дают намек на счастье человека, который находится в центре природы, иногда жестокой, но всегда прекрасной и дающей пропитание. Приведенная к своему наиболее простому решению: земля, на которой стоит дом, должна оставаться сухой, — крыша (она и обеспечивает защиту) выступает как символ и напоминает об окружающем пейзаже. И в силу этого, подчиненная законам природы, она выражает идею недолговечности материи. Каждый год листва опадает, трава желтеет, цветы теряют на ветру свои утратившие свежесть лепестки. Так и ценность предмета или памятника архитектуры не связана с продолжительностью физического существования вещей, дух ценится больше, чем реликвия, а в искусстве форма ценится выше, чем материал, из которого изготовлен предмет. Здание нового Национального театра (Кокурицугэкидзё, 1969) в современном Токио напоминает линии и пропорции Сёсоина, Дворец боевых искусств (Будокан, 1962), директором которого был писатель Юкио Мисима, демонстрирует, что архитекторов вдохновлял Юмэдоно в Хорюдзи. При этом речь не идет о плагиате; это уподобление вовсе не свидетельство того, что талантов и новых идей стало меньше, а вдохновение иссякло. В городском пространстве промышленной эры уподобление демонстрирует, что правила, установленные в далекие времена, когда процветала Нара, никогда не устареют. Хотя в современном строительстве и используются новейшие материалы: железо, бетон, стекло, стальные тросы, — все же сохраняются ломаные линии керамики эпохи Дзёмон (пусть перенесенные в иное время и приспособленные к современным нуждам) в гармонии с горделивым взлетом крыш синтоистских храмов. Именно они вдохновляли знаменитого архитектора Кэндзо Тангэ, как он сам в этом признавался, когда он проектировал спортивный олимпийский комплекс с бассейном в Токио. Быть может, это влияние и не было столь прямым и не водило непосредственно его рукой, когда он проектировал дворец, напоминающий птицу или самолет из цемента и металла, современную версию корабля, выброшенного из Средневековья в океан современной жизни. Даже произведение не столь явно дерзновенное, муниципальный зал для торжеств в Уэно (Токио бунка кайкан), построенный Маэкава, в планировке офисов или зрительного зала сохраняет что-то такое, что является не только заимствованием у Ле Корбюзье, одного из наставников великих современных японских архитекторов. Трогательный пример достижений, порожденных интеллектуальным сотрудничеством Востока и Запада, Ле Корбюзье восстановил в Японии классическое соотношение между содержанием и формой, функциональностью и эстетикой, которые гармонично использовались японскими архитекторами и стали достоянием всего мира. В разрушенном последней войной Токио (ранее он сильно пострадал от землетрясения в 1923 году) уже ничто не напоминает о нелегкой адаптации к западному миру; здесь исчезают свидетельства (иногда карикатурные) первых опытов в архитектуре «по западному образцу», которые, конечно, не давали представлений о достижениях западной архитектуры: отель «Империал», построенный в «стиле прерий» по проекту Фрэнка Ллойда Райта, который в Центральной Америке искал разгадку тайн техники строительства, устойчивого к землетрясениям, недавно исчез (1970). Это последнее напоминание о прошлом выметено жизнью, экономическим развитием, но частично должно восстанавливаться в другом месте, как историческая реликвия, спасенная от нового прилива. Свидетельства времени, когда национальная и западная манера соприкоснулись, но не растворились друг в друге, создавая уродство, сегодня уже лишь трогательные воспоминания об усилиях, которые в конечном счете не были напрасными. Современная архитектура, вызывающая, иногда печально узнаваемая по своим предельно вульгарным, крикливым, неловким формам, все же в лучших образцах воплотила синтез прошлого и настоящего.

Простые гравюры, конечно далекие от великого вдохновения Хокусаи и Хиросигэ, напоминают о живописном Токио последней четверти XIX века: кирпичные и каменные здания, построенные в западном стиле или напоминающем его (как в Европе того же времени встречаются памятники готики или классицизма); эти дома возвышаются посреди построек еще недавней эпохи Эдо. Здесь можно видеть Нихон Баси и здание компании Мицуи. В1872 году группа Мицуи построила в Токио внушительное пятиэтажное здание банка, в котором через год разместился первый национальный японский банк. По улицам спешит пестрая толпа, в которой смешивается униформа, костюмы на западный манер и просторная традиционная одежда.

Современные концепции пространства, заключающиеся в приоритетном использовании вертикальных линий, вызвали подлинное потрясение. До тех пор японское жилище от смиренной крестьянской хижины до просторного, составлявшего гордость диктаторов дворца Нидзё в Киото словно «растекалось» по поверхности земли, такой, как она есть, или же преобразованной усилиями человека. Сооружения органически сочетались с неровным ландшафтом, что создавало дополнительный источник прекрасного. Второй революцией оказалось появление круга в основании. Традиционное единство конструкции создавалось балкой из сосны, кедра, криптомерии или кипариса; как правило, в плане здания использовалось только удобное четырехугольное основание, за исключением нескольких экспериментов с многоугольником в основании, как в замечательном Юмэдоно в Хорюдзи. Появление японца в пейзаже всегда выражалось в создании ломаных линий, которые искусно комбинировались в стремлении к гармоническому сочетанию с множеством изрезанных природных линий, которым соответствует — единственное исключение из правила — кривизна изогнутой крыши по китайскому образцу.

Наконец, дерево, как это ни парадоксально, не обладает податливостью камня. Изгибы и стрелки, своды и купола, пилястры знаменитых сооружений, колонны, нервюры — все это связано с камнем. Деревянная архитектура, если она не должна, как в России, защищать жизненное пространство от снега и морозов, требует тщательности в изготовлении элементов конструкции. И остается место только для каркаса постройки, колонн, антамблементов, поперечных балок и несущих консолей. Все эти элементы изготовлялись в Японии с максимальной простотой, только декоративный эффект консолей (масу-гуми), соответствующих капителям в западной архитектуре, все более возрастал с течением времени и использовался тем чаще, чем ближе к нам по времени оказывалась эпоха. Сначала возводился каркас сооружения, после этого оставалось просто заполнить пространство между столбами легкими материалами, которые почти не несут на себе тяжести постройки: глина, дерево или синкабэ (тонкая решетка из бамбука, иногда покрытая саманом). Так строятся в наши дни скромные домики, располагающиеся в пригородах, таким же образом (что любопытно) создаются конструкции современных небоскребов.

В этих чрезвычайно лаконичных строениях свободно размещаются проемы, которые закрываются разнообразными способами: дверь, закрепляющаяся на вертикальной оси, подвижные ставни (ситомидо), раздвижные створки. В архитектуре жилища скользящие закрывающие элементы могут быть непроницаемыми (фусума), полупрозрачными (сёдзи). Свет регулируется, таким образом, перегородками, дом не имеет окон, за исключением иногда проемов — обычно в чуланах или в комнатах, которые предполагают соответствие западным; их можно назвать кухней или гостиной, если речь идет о жилище, в котором примиряют или пытаются примирить стили и преимущества обоих образов жизни.

Удивительным образом в целом приспособившаяся к современному миру, традиционная архитектура использовала многовековую стандартизацию мер и основных фрагментов монтажа (единицей измерения является кэн или полукэн, длина которого, правда, разная в разных местах; киома — единица измерения в Киото, инакама — единица измерения в провинции), но и ее приспособила к современному миру. Соломенные циновки (татами), как хорошо известно, имеют стандартный формат в соответствии со средним ростом человека и пространством, которое ему потребуется для того, чтобы спать удобно; мебель — в очень небольшом количестве — изготавливается также исходя из этих соображений. Хотя ремесленное производство все еще очень распространено в городах и пригородах и тем более в сельской местности, дедовская измерительная система облегчает строительство. Этот феномен усиливается еще больше по причине того, что в Японии нет существенной разницы в образе жизни, зависящей от мест проживания, как во Франции, например. Лишь небольшие нюансы в использовании материалов несколько отличаются от региона к региону. Японское пространство остается фундаментально одинаковым от северного Хонсю до южного Кюсю. Поэтому кажется, что служащие японских компаний имеют практически одинаковый внешний вид; но под чуть ли не униформой, под этим национальным обликом жилища содержится оригинальность множества различных этнологических клеточек.