Кровь ворона - Александр Прозоров

— Это ремешок, — усмехнувшись, прошептал в ухо предателю ведун. — Он пока мокрый, но скоро начнет сохнуть. Вот тогда ты и поймешь, каково это людям, что до конца века с петлей на шее жить вынуждены. Может, тогда и предавать своих в руки всякой мрази не станешь.

Оглушая, он коротко щелкнул хозяина судна плашмя клинком, подошел к двери, приоткрыл, выглянул наружу. На причале и у городской стены всё было спокойно. Стража, деловито играя в кости, ждала свою жертву.

Ведун выскользнул из каюты, стукнул по очереди по макушкам обоих моряков, что не к месту зашевелились, меч воткнул между ними в палубу и по веслу соскользнул обратно в воду. Корень уплыть никуда не успел, так и качался возле сваи. Середин подтянул его к себе и так же неторопливо поплыл в море — если двигаться вдоль ладей, то могут всё-таки заметить.

Возле кучи с водорослями он выбрался уже вечером. Нащупал ногой чалму, поднял и напялил на голову, тут же закрыв концом ухо. На берегу он впервые за всё время пребывания в этих жарких краях порадовался горячему солнцу — за полный почти день, проведенный в воде, холод пробрал его до костей. Но теперь всё быстро возвращалось на круги своя. За полчаса высохли штаны и рубаха, кушак и чалма — впрочем, внутри нее ткань еще оставалась влажной и приятно холодила голову. Неспешным шагом Олег как раз успел вернуться к рыбацким хибарам и остановиться возле знакомого двора. Там, возле неизменной в каждом дворе, оплетенной виноградом решетки возился кто-то тощий, как голодный снеток, с бритой головой и веревкой вместо кушака.

— Да не оскудеет этот дом пищей, — пожелал Олег.

«Снеток» обернулся, и ведун понял, что мальчишке нет и двенадцати. Наверное, это старший и есть.

На голос из дома появился хозяин: тоже худой, жилистый, с обветренным и выцветшим, похожим на мозолистую ладонь, лицом и узловатыми пальцами. Полотняная рубаха была покрыта похожими на плесень солеными пятнами. Впрочем, Олег сейчас выглядел не лучше.

— Гость на порог, дому радость, — улыбнулся рыбак, и ведуну стало как-то даже совестно, что он не испытывает к этому человеку никакого интереса, кроме корысти.

— Это всё мое добро, — указал он в сторону сумки и ковриков.

— А-а, — кивнул рыбак и вышел на середину двора. — Как, сынок?

— Вроде держится. Столб менять надобно, папа.

— Давно надо, — признал хозяин. — А тебе, уважаемый, в Дилак али в Тущилук надобно?

— В Дилак, — наугад ответил Середин.

— Так туда, почитай, целый день плыть, папа! — оторвался от решетки мальчишка, и рыбак согласно кивнул:

— Верно. День туда, день обратно. А нам сети на рассвете и перед закатом проверять надобно. Посему плыть мы никуда не можем. Но без угощения гостя не отпустим. Славный кутум нынче к нам в сети зашел, милостью Аллаха, всемогущего и справедливого. Виноград ныне давили, сок сладкий, как мед.

Спохватившись, Олег подобрал свой коврик, раскатал, кивнул хозяину:

— Прости, я не вознес сегодня положенных молитв.

— Сын, — взмахнул рукой рыбак. Мальчишка сорвался с места, вскоре вернулся, и они втроем, бок о бок, опустились на колени и стали возносить хвалу богам — каждый своим.

— Теперь за стол! — потребовал хозяин. — Только за стол!

Середин скрутил коврик, отнес к сумке, вместо него сунул за кушак кошель, ослабив на нем узел.

Они перешли на достархан, покрытый вытертым ковром, сели, поджав под себя ноги. Женщина вынесла подносы с двумя горячими рыбинами, каждая с полметра длиной, поставила глиняную миску с виноградом и курагой.

— День туда, ночь обратно, — задумчиво пробормотал ведун. — Получается, всего один вечер пропустите. Ну, так ведь рыба никуда не денется. А за хлопоты я не пожалею полного дирхема…

И Олег аккуратно выложил на достархан серебряную монету.

— Что дирхем, — пожал плечами рыбак. — Мы его и так за день лова получим.

Его сынишка резко вскинул голову — услышанное явно не соответствовало его опыту. Середин усмехнулся и положил второй дирхем рядом с первым:

— Я понимаю, лишние хлопоты.

— К тому же, если совсем не отдыхать, то легко заснуть у руля и выпасть за борт… Ты рыбы откушай, пока горячая.

— К сожалению, она еще горячая. — Ведун добавил третью монету.

— Коли ночью возвращаться, в темноте налететь на камни легко или столкнуться с лодкой, что сети стережет.

Гость оценил опасность еще в одну монету.

— Погода обмануть может. Ветер — он ведь сейчас есть, а вдруг и пропадет совсем.

Это оказался пятый дирхем.

— А уж коли шторм застанет, то и вовсе надолго пропадем. Тогда рыба загниет в сетях, ее придется выбрасывать, а сети снимать, сушить, чинить…

Выслушав сетования хозяина, ведун решил, что проще уж сразу дать динар и покончить со спорами, но едва он ссыпал все монеты обратно себе в ладонь, как рыбак вскинул руку:

— А впрочем… Ради хорошего гостя — отчего и не повозиться с сетями? Я согласен, отвезу.

— Завтра? — на всякий случай уточнил Олег.

— Завтра, — кивнул тот. — До рассвета мы сходим к ставню, вернемся к восходу и сдадим улов Руслан-паше. После можем сразу плыть. Возьмем с собой вяленой рыбы и обойдемся без обеда.

— Именно то, чего я хотел просить, — кивнул ведун и выложил две монеты: — Задаток. Где ваш причал? Я подойду к нему на рассвете.

— Он будет третьим, с дальней стороны. Перед ним камень торчит, на нем две выемки, словно олень копытом ударил.

— Отыщу, — кивнул Олег. — Хотя… Сделайте доброе дело, найдите мне уголок для ночлега. А то не хватает мне еще проспать или заблудиться спросонок.

* * *

Поднялся он одновременно с рыбаками, вместе с ними вышел со двора — но повернул в другую сторону, сославшись на забытое дело. На самом деле Олег просто обогнул город по очень, очень большой дуге — так, что даже стен не видел. Уж очень не хотелось ему в оставшиеся до отъезда часы попасться на глаза какому-нибудь стражнику.

Однако обошлось. Ведун подступил к причалам вдоль моря с юга. Его рыбаки уже почти полностью опустошили короба с уловом, набирая последние, неполные корзины.

— Совсем немного, уважаемый, — попросил его хозяин. — Сейчас отчалим.

Рыбацкая лодка имела глубокий киль, метров пять в длину и всего один в ширину, высокую прочную мачту.

— А ведь она должна быть весьма ходкой, любезнейший, — отметил ведун. — На ней мы в Дилак до полудня поспеем.

— До полудня не поспеть, — покачал головой рыбак. — Но засветло будем. Обожди, мы быстро.

Олег забрался в пахучую, всю в чешуе, лодку, сел на корму, повернулся спиной к воротам, опустил голову и не шелохнулся до тех пор, пока суденышко наконец-то дернулось под весом его хозяев и отошло от причала, сильно качаясь на волнах.

— Отвязывай, сынок, — скомандовал рыбак. — Ну, давай, поднимаем его…

Захлопало под ветром полотнище, и Середин наконец-то рискнул повернуть лицо к враждебному берегу, уходящему за корму. Лодка взяла на север и пошла вдоль причалов, постепенно набирая ход. По правую руку проплывали шаланды, баркасы, шнеки и ладьи. На той, что с красной мачтой, метался по палубе мальчишка, весь в атласе, но с замотанным тряпкой горлом. Олег оценил стремительные обводы рыбацкого парусника, бочкообразный корпус ладьи и, поняв, что купцу его вовек не догнать, помахал рукой:

— Прощай, дружище!

Паренек услышал, выбежал на корму, дернулся на одну сторону, на другую. Застыл, затравленно крутя головой. А потом вдруг вскочил на борт, сиганул в воду и зашлепал руками, плывя за уносящимся парусником.

— Электрическая сила… — Олег отвернулся, поудобнее усаживаясь на скамье, но через минуту не выдержал, оглянулся.

Паренек продолжал молотить воду руками и ногами, продвигаясь медленно, но не отворачивая.

— Вот… Ква! Утонет ведь, дурачок… Проклятье-Проклятье! Опустите парус, мужики! Опускайте. Подождем, а то через всё море плыть будет…

Остановившуюся лодку купец догнал, заскреб ногтями по борту. Середин опустил руку, втащил его внутрь. Парень свалился на дно и, обтекая струйками воды, встал на колени:

— Прости… Прости меня, чародей… Не знаю, как… Попутало… Мыслил, эмиру пособлю, убийство раскрою. Ему слава, мне от него уважение, послабки в делах торговых, знакомцы новые… Я… Я глуп, чародей. Но я понял всё, чародей… Сними… Сними обруч свой. Что ни час, душить начинает, резать. Всё за водой бегать приходится, мокрой тряпицей обматываться. Я… Я десять невольников у дикарей выкуплю… Нет, сто! Я искуплю… Сними… — Он заплакал и обнял Олегу ноги. — Сними свой обруч. Мужики сказывают, боги на меня прогневались, ремень простой никакой сталью разрезать не дают. Дабы вкус предательства познал. Но я уже всё понял…

— Нет, мой милый, — покачал головой Олег. — Ты еще ничего не понял. За один день этого понять невозможно. Пока что ты всего лишь испугался. Коли сейчас с тебя кару снять, так испугом одним и отделаешься. Чтобы понять, какова она — петля постоянная на шее, — с ней много дней прожить надобно. Десять, двадцать. Чтобы испуг прошел — но петля осталась.