Ангел - Джоанна Линдсей

— Я знаю, что в это просто невозможно поверить, — снова заговорила Катарина.

— Ты права, мама. Никто из знающих тебя людей даже не сомневается, что вы с отцом ненавидите друг друга. Да и я не понимаю…

— Знаю, что не понимаешь. Откровенно говоря, я и сама этого не могу понять, — вздохнула Катарина. — Злоба и обида — очень сильные чувства. Как, впрочем, и страх. Эти чувства могут подвигнуть тебя на самые невероятные поступки. Так вот… Злоба, обида и страх владели моей душой много лет.

И снова Касси не поверила своим ушам.

— Страх, мама? И это говорит женщина, которая, стоя в Шайенне посреди улицы под градом пуль, летевших со всех сторон, собственноручно пристрелила двоих бандитов из той четверки, что ограбила банк? Кажется, один из налетчиков держал в руках мешок с деньгами, верно? Да ведь ты одна из самых бесстрашных женщин на свете!

Наконец Катарина отвела взгляд от окна и посмотрела на Касси. Губы ее сложились в полуулыбку.

— У меня самой в том банке лежало довольно много денег. Поэтому было нелепо просто стоять и смотреть, как их пытаются украсть. Но я никогда не говорила, что ничего не боюсь.

— Тогда чего же ты боялась?

— Касси…

Касси, зная этот ее тон, поспешно проговорила:

— Теперь ты не можешь замолчать, мама. Я сойду с ума, если не услышу конца этой истории.

Катарина, обескураженная, смотрела на дочь.

— Ты набралась упрямства от своего отца.

— Скорее от тебя.

Мать снова вздохнула, в который уже раз.

— Ну ладно, но сначала тебе следует узнать, что я очень хотела иметь детей. После того как мы с отцом поженились, я каждый месяц плакала, когда… когда понимала, что снова не беременна. И когда это наконец случилось, я почувствовала себя счастливейшей из женщин. Мне казалось, что все эти девять месяцев я так и прохожу с радостной улыбкой на лице.

Касси с большим трудом могла представить себе эту картину. Потому что, сколько она себя помнила, ее мама чрезвычайно редко улыбалась.

— Но при чем здесь страх?

— Это пришло позднее. Видишь ли, я совершенно не могла себе представить, что значит рожать. Моя мама умерла, когда я была еще ребенком, так что она никогда мне об этом не рассказывала. Твой отец и я… мы тогда только что переехали в Вайоминг, у меня не было там подруг, которые могли бы мне все объяснить и подготовить к родам. К тому же я еще ни разу не видела, как женщины рожают. И была настолько наивна, что, когда отошли воды, решила: все уже позади. Но тут-то все и началось. И прежде всего — боль. Ты не могла, естественно, видеть себя в тот момент, но доктор потом сказал мне, что ты была одним из самых крупных младенцев в его практике. Сами же роды длились около двух суток. За это время я раз десять прощалась с жизнью. По крайней мере мечтала об этом. В какой-то момент доктор потерял надежду, так слаба я была. Но ты все же появилась на свет.

Я даже не помню, как именно это происходило, поскольку находилась в полубессознательном состоянии. А тут еще и послеродовые осложнения. У меня были множественные разрывы. Никак не останавливалось кровотечение… Не смотри так на меня.

Касси сильно побледнела.

— Ты в этом совершенно не виновата. Уж если ты хочешь знать, правду, я не нашла бы в себе сил, чтобы поправиться, если бы не знала, что нужна тебе.

— Но мама…

— Никаких но, — отрезала Катарина. — Теперь ты понимаешь, почему я не хотела рассказывать тебе все это? Но твоей вины в том нет, и ты должна поверить мне, девочка: я никогда и не винила тебя. Хотя винила твоего отца. Я знаю, что была в данном случае не права. Подобные вещи случаются. И в этом никто не виноват. Но тогда я была не в состоянии рассуждать здраво.

Катарина внезапно рассмеялась. Но в ее смехе звучала горечь.

— Я до сих пор раздумываю: может, жизнь сложилась бы совершенно по-другому, если бы все то, что мне пришлось пережить, стало мне известно немного раньше? Удивительное дело. Стоит только какой-нибудь женщине — даже совсем незнакомой — увидеть тебя с ребенком, как она начинает говорить о пережитом во время родов. Если бы все то, что мне пришлось впоследствии выслушать, я знала раньше, то была бы гораздо лучше подготовлена к родам. Знала бы, что первые роды — самые трудные, но испытанная боль скоро забывается, что женщины с узкими бедрами, как у меня, порой рожают еще тяжелее. Я знала бы все это да еще то, что ребенок привносит в жизнь ни с чем не сравнимую радость, а это стоит таких страданий.

— Да, стоит, — продолжала Катарина, немного помолчав. — Я никогда не жалела, что родила тебя, Касси. Но после всего, что пережила, я уже не хотела больше рожать и добилась своего. Сказала твоему отцу, что пристрелю его на месте, если он хотя бы подумает посягнуть на мою постель.

Глаза Касси расширились.

— Полагаю, он не пришел от этого в восторг?

— Да, разумеется.

— И что же?

— С этого все и началось. Видишь ли, я ведь не попросила его просто дать мне время прийти в себя. Я просто сказала; больше это не повторится. Сначала он был очень внимателен ко мне, думал, наверное, что я изменю свое решение. Но прошло восемь месяцев, и он в конце концов потерял терпение. Теперь я не могу винить его за это, хотя тогда винила. Мне представлялось, что если я не хочу больше заниматься любовью, то и он может с легкостью отказаться от этого. Теперь-то я понимаю, что ошибалась. Но тогда я была очень молода, меня переполняли эмоции, и я вела себя глупо.

— И чем же все это закончилось — отец молча дулся на тебя?

— Нет, когда он убедился, что мое решение неизменно, он просто стал наведываться к Глэдис.

Касси приходилось слышать про заведение Глэдис. Лет семь назад оно сгорело, и «мадам» перебралась в какой-то другой город. Но в свое время она была хозяйкой одного из самых шикарных публичных домов в Вайоминге. Мужчины порой и сейчас вспоминали о нем, но Касси просто не могла представить себе, что и ее отец ходил туда.

— Ты не ошибаешься? — спросила она.

— Конечно, нет. Неужели ты думаешь, что я могла бы разрушить брак на основании одних только подозрений? Тогда в Шайенне жил один человек. Теперь я уже не помню, как его звали, но он был очарован мной и все время надоедал вопросом: когда же я уйду от твоего отца к нему? Он докучал мне даже тогда, когда я должна была вот-вот родить. Он решил, что лучший способ убедить меня уйти к нему — это рассказать о том, что весь город видит, как Чарльз ходит к Глэдис.

— Тоже мне… доброжелатель, — нахмурилась Касси.

— Согласна. Если я верно помню, я разбила себе костяшки пальцев о его челюсть. В благодарность за эту информацию. И никогда больше не встречалась с ним. Но как бы то ни было, я просто сходила от этого с ума и прямо спросила твоего отца, правда ли это, а когда он не стал отрицать — предложила ему убираться вон. Он не ушел. Тогда я запретила ему разговаривать со мной.