Солженицын. Прощание с мифом - Александр Владимирович Островский

рассказывает, — вспоминала Н. А. Решетовская, — что Борзов просит три тысяч, а он предлагает ему две с половиной. Я так хочу эту дачу, что мне совсем не жалко и трех». В конце концов удалось «сговориться» на 2600 руб. 25 июля сделка была совершена (61). В последующем Александр Исаевич будет именовать свою дачу Рождество-на-Истье, Наталья Алексеевна — Борзовка.

Александр Исаевич и Наталья Алексеевна еще занимались обустройством дачи, когда в первых числах августа «прикатили гости из Обнинска» и пригласили Наталью Алексеевну к директору института (62). Оказывается, несмотря на звонок из ЦК КПСС, Академия медицинских наук потребовала проведения повторного конкурса (63)

Только после этого, т. е. в августе А. И. Солженицын снова вернулся к литературному творчеству. «…Я, — вспоминает он, — опять распустился, жил как неугрожаемый… Разрывался писать и «Архипелаг», и начинать Р-17» (64). То, что в августе 1965 г. А. И. Солженицын работал одновременно по двум направлениям, отмечала и Н. А. Решетовская: «Он вплотную начал работать над «Архипелагом, а также написал первые строки Р-17». По свидетельству Натальи Алексеевны, тем летом ее муж работал без напряжения, делая перерыв на обед в 13.45 и завершая работу к 17.45, вечером — чтение В. Даля и подготовка к следующему дню (65). Следовательно, рабочий день не превышал семи — восьми часов. Из них только часть времени Александр Исаевич занимался «Архипелагом».

Во второй половине того лета погода не баловала дачников, «заладили дожди, — читаем мы в воспоминаниях Н. А. Решетовской, — крыша… протекает. Стало холодно… Так мы и жили весь август… Александр Исаевич намерен жить в Борзовке до поздней осени. Выписал в лесничестве кубометр дров и занялся их заготовкой» (66).

Провал «архива»

«Я только на ощупь могу судить, — пишет А. И. Солженицын, — какой поворот готовился в нашей стране в августе-сентябре 1965 года. Когда-нибудь доживем же мы до публичной истории, и расскажут нам точно, как это было. Но близко к уверенности можно сказать, что готовился крутой возврат к сталинизму во главе с «железным Шуриком» Шелепиным. Говорят, предложил Шелепин: экономику и управление зажать по-сталински — в этом он будто бы спорил с Косыгиным, а что идеологию надо зажать, в этом они не расходились никто. Предлагал Шелепин поклониться Мао Дзе-дуну, признать его правоту: не отсохнет голова, зато будет единство сил. Рассуждали сталинисты, что если не в возврате к Сталину смысл свержения Хрущева — то в чем же?… и когда же пробовать?.. Все шаги, как задумывали шелепинцы, остаются неизвестными. Но один шаг они успели сделать: арест Синявского и Даниэля в начале сентября 1965 г.» (1).

Юлий Маркович Даниэль и Андрей Донатович Синявский были писателями, публиковавшими свои произведения за границей, что было расценено КГБ как антисоветская деятельность (2). Одним из первых после начала холодной войны на такой шаг отважился Борис Леонидович Пастернак, напечатавший за рубежом свой роман «Доктор Живаго»[27], который в 1958 г. был удостоен Нобелевской премии (3). В 1961 г. в Лондоне издал сборник стихов «Весенний лист» сын Сергея Есенина — Александр Сергеевич Вольпин (4). В 1962 г. почти одновременно за границей появились произведения Михаила Александровича Нарицы (5) и Валерия Яковлевич Тарсиса (6). За ними последовали другие писатели. Нанося удар по Ю. М. Даниэлю и А. Д. Синявскому, КГБ тем самым преследовал цель — остановить поток подобных публикаций.

Отмечая факт их ареста, А. И. Солженицын пишет: «”Тысячу интеллигентов” требовали арестовать по Москве подручные Семичастного. В то тревожное начало сентября я задался планом забрать свой роман из «Нового мира»: потому что придут, откроют сейф и… Рано всё было затеяно, надо спешить уйти в подполье и замаскироваться математикой» (7).

Приведенные слова создают впечатление, будто бы именно арест Ю. М. Даниэля и А. Д. Синявского придал началу сентября 1965 г. тревожный характер, и возникшее в связи с этим беспокойство привело Александра Исаевича к мысли о необходимости «уйти в подполье».

Насколько же это соответствует действительности?

По воспоминаниям А. И. Солженицына, забрать из редакции «Нового мира» свой роман он решил не позднее 6 сентября, когда с подобной просьбой явился на дачу к А. Т. Твардовскому (8), а 7-го уже был в Москве и получил роман на руки (9). А когда произошли названные выше аресты? Оказывается, и А. Д. Синявского в Москве, и Ю. М. Даниэля в Новосибирске арестовали 8 сентября (10). Следовательно, изъятие романа «В круге первом» из редакции «Нового мира» не имело никакого отношения к названным арестам.

Как же А. И. Солженицын объяснял А. Т. Твардовскому свое намерение забрать роман? Сначала якобы он заявил, что «для переделки синтаксиса». «Не верит. — комментирует поведение Александра Трифоновича А. И. Солженицын. — Открываюсь: не считаю надежным их сейф. Это дико ему… Но А.Т. — добр, верит мне, и как ему ни жаль, обещает назавтра разрешительный звонок в редакцию — чтоб отдали» (11).

Свидетелем изъятия романа из редакции «Нового мира» оказался В. Я. Лакшин. 7 сентября он записал в дневнике: «Поднялся наверх к С.Х. (Софья Ханаановна Минц — секретарь А. Т. Твардовского. — А.О.) — и застал Солженицына… Закс встревожено сказал мне, что А.И. забирает роман. Когда позже С. заглянул ко мне, и я спросил его, зачем он это делает — он стал говорить, что-то о том, что его не устраивает слог, что у него появились какие-то новые мысли о русском синтаксисе и он хочет поправить. Все это высказано было поспешно, путано и, кажется, не совсем искренне» (12).

Почему ненадежен был сейф «Нового мира»? И что криминального было в самом романе? В редакции журнала он находился совершенно легально, отношения его автора с журналом скрепляли не только договор, но и выплаченный ему аванс.

Но тогда получается, что роман понадобился где-то в другом месте. Куда же, почувствовав необходимость спешно «уйти в подполье», отправился прятать свое «криминальное» произведение Александр Исаевич? Хотите — верьте, хотите — нет, но он не нашел более надежного места, чем редакция газеты «Правда». Да, да, редакция Центрального органа ЦК КПСС. Следовательно, забирая роман из редакции «Нового мира», А. И. Солженицын вовсе не собирался «уходить в подполье» и переквалифицироваться в «математики». Объясняя столь необычный для «подпольщика-математика» шаг, он пишет: «…по-ребячьи поверил вздорным заявлениям Ю. Карякина, что его очень либеральный шеф Румянцев» готов напечатать «одну — две безопасных главых из “Круга”… Обезумел» (13). Но если так, то почему это предложение нужно было держать в секрете и дурачить А. Т. Твардовского «синтаксисом»? Причем здесь была угроза ареста?

Однако в редакцию «Правды» был передан только один экземпляр романа. Куда же «угрожаемый автор» (так называет себя в «Теленке» сам А. И. Солженицын: см. далее — С.) отнес остальные? Казалось бы, решив спешно «уйти в подполье», он должен был или отвезти роман домой, или же спрятать его где-нибудь в другом, более надежном месте. Между тем