Из Тени (Dragon Age) - Krilena

совокупности со всеми другими фактами и натолкнуло Алексиуса на правильную мысль. Когда среди венатори пошли слухи о маге, пережившем взрыв на Конклаве и способном воздействовать на Завесу через Брешь и разрывы, Герион не мог не заняться этим вопросом. Конечно, много знаний об этом явлении в связи с его непредвиденностью не было даже у тех умников, кому было приказано его изучить, ведь только, заполучив единственного в своём роде носителя частички Тени, можно было получить настоящие ответы. Понятное дело, до Алексиуса, который работал над другой задачей, даже разные догадки доходили с трудом, но магистр всё равно сумел собрать достаточно сплетен об этом маге. Именно сплетни говорят, что Якорь проявил себя в виде мнимой трещины на левой руке носителя, из которой струится зелёный свет Тени. Не подозрительно ли, что у странного мага, который сейчас стоял перед ним, так же наблюдается магическое повреждение, да ещё зелёного цвета, да ещё и на левой руке? Именно — подозрительно, ой, как подозрительно.

— Ты… Тебя Старший и ищет!

Если бы эта встреча закончилась мирно, у Безумца, как он и хотел, получилось бы спутать планы венатори, у Алексиуса был бы шанс вступить в Инквизицию и оказать им помощь в борьбе с тем, из-за кого, как считают большинство, этот мир и отравила скверна, не из высоких мотивов, так хотя бы из мести за своего сына, а Феликс порадовался бы, что ради его мнимого спасения никому не придётся отдавать свои жизни и что его отец больше не будет связан с этими террористами. Однако в этот момент разорвалась та самая тонкая нить, что и связывала их всех с этим прекрасным «если». Однозначно, шанс утерян безвозвратно.

Возможно, Алексиус и ошибся. Возможно, этот незнакомец совсем не тот, за кого он его принял. Возможно, он на самом деле всего лишь один из беженцев, который, в отличие от остальных, не стал сидеть на месте и решил спасти их от ужасной судьбы, на которую венатори обрекают большинство здешних магов. У всех этих предположений разные шансы на существование, но они есть, поэтому Алексиус и как учёный, и как исследователь должен был учитывать и их. Однако сейчас это был уже не умнейший человек Тевинтера, а несчастный отец, что потерял голову от отчаяния и горя. Голос разума был бессилен. В его голове кружилась лишь одна мысль: этот незнакомец врал, ведь тот, кто может управлять скверной, обязательно поможет его сыну. Нужно лишь доставить к нему этого мага — разрушителя планов Старшего — и магистру простят все его неуспехи.

Слова отца, конечно, удивили Феликса, а когда магистр вообще ухватился за свой посох и приготовился к атаке, то он убедился окончательно, что мир не наступил. Поэтому вместе с попытками докричаться до отца мальчик встал прямо перед вторым магом, защищая того от атаки. Он надеялся, что это заставит Алексиуса остановиться, что вид испуганного сына заставит его одуматься.

Увы, это не сработало. Герион остановился, но лишь на секунду, чтобы сменить тактику ведения боя. Однако его враг тоже выжидать не собирался.

В то, что всё дойдёт до сражения, Безумец даже не сомневался. В хороший исход он и не верил. Именно поэтому во время всего разговора он был настороже, следил за Завесой, чтобы не позволить Алексиусу загнать себя в ловушку. Однако, очевидно, нынешних магов он переоценил. Даже тевинтерский магистр не воспользовался всеми теми искусными ухищрениям, которые были известны в Древней Империи. А зря. Тогда у него мог быть шанс.

Конечно, поддаваясь своей гордости и чувству превосходства, Безумец мог бы вступить в зрелищное смертельное противостояние двух тевинтерских магов. Это был бы честный бой. И он прекрасно бы потешил эго сновидца, ведь можно было «показать сопляку, как должен сражаться настоящий тевинтерский магистр». Однако вся эта показуха сопровождалась огромным риском. Только самый настоящий глупец будет недооценивать Алексиуса в качестве противника. Именно поэтому мужчина избрал очень подлый, но наиболее вероятный путь к победе.

Неожиданно, не успел магистр и завершить чтение хоть одного заклинания, как мимо Феликса, чуть ли не сбивая того с ног, промчался волк и с грозным рыком накинулся на мага. Почему эту атаку можно назвать подлой? Потому что в сражении против мага Герион, конечно же, будет делать предпочтение в сторону магической защиты, а не физической. И именно поэтому его уже окружал созданный крепкий барьер, способный выдержать даже несколько прямых попаданий мощной стихийной магии, но не неожиданное нападение вблизи.

Всё произошло слишком быстро. Волк, который был крупнее ферелденских собратьев, без особых трудностей в прыжке сбил Алексиуса с ног, а потом ухватившись клыками за посох вырвал его из рук мужчины. Не дав ему даже секунду, зверь тут же начал неистово рвать доспехи мага, чтобы добраться до уязвимой человеческой шеи.

Алексиус сопротивлялся. Будучи в панике, он предпринял немало разных попыток спастись, начиная от попыток сбросить с себя волка и заканчивая стараниями подпалить его шкуру. Маг опасен и без посоха, и в сражении с обычным животным у Гериона ещё был бы немалый шанс. Однако против человека, который за года практики абсолютно освоил тело зверя, да ещё при такой неожиданности — никаких. Ведь сил магу сбросить с себя такую тушу не хватит, выхватить кинжал волк не давал, а от любого пущенного заклинания безошибочно уворачивался.

Для них нетипичное для магов противостояние длилось, казалось, целую вечность, для любого постороннего — всего лишь несколько секунд. Феликс только-только успел хоть что-то сообразить, как вскоре помчался к ним. С криками он схватил волка за шею и постарался его оттащить, прося дать отцу ещё один шанс. Но было слишком поздно. Добившись своего, зверь уже совсем скоро вцепился в шею человека и острыми клыками смертельно её прокусил.

Изо рта вместе с кровью вырвался последний хрип. И вот сопротивления прекратились. Тело магистра обмякло под лапами волка. А в остекленевших глазах навечно застыл предсмертный ужас.

* * *

Феликс сидел перед бездыханным телом отца, ничего не замечая вокруг. По щекам мальчика бежали слёзы, но он даже не старался их сдерживать. Зачем? Ведь теперь не осталось никого, кто бы мог сказать, что для сына магистра это неприемлемо. «Ну, почему ты меня не послушал?», — из раза в раз задавал он этот вопрос, спрашивая того, кого больше не существует, и сжимал его остывающую ладонь.

Безумец тем временем безмолвно стоял неподалёку. В какой-то степени ему было жаль, что всё получилось именно так. Однако ему было жаль скорее