Weird-реализм: Лавкрафт и философия - Грэм Харман

Антарктиду, см.: ММ 586; ХБ 581).

Джилмен обедает, затем коротает время в «киношке, несколько раз подряд просмотрев фильм и ничего из него не запомнив» (WH 671; ВД 256) — это только прелюдия к событию, ожидающему студента по возвращении домой в девять вечера. Прошлой ночью во «сне» о циклопическом городе Джилмен случайно сломал украшение на балюстраде, предохранявшей его от падения с высоты двух тысяч футов. И теперь он обнаруживает в своей комнате в Аркхеме то самое украшение, статуэтку. «Джилмен не закричал только потому, что ужас совершенно парализовал его. Невозможно было перенести такое смешение сна и реальности» (WH 671; ВД 257). Фольклорный мир Старцев, Ньярлатхотепа, Кеции и Бурого Дженкина впервые сливается с научным миром неевклидовой геометрии и квантовой теории, которые Джилмен с таким трудом изучал в Мискатоникском университете. Статуэтка с балюстрады указывает на чудовищную реальность существ из прошлого сновидения: «Все детали полностью совпадали: сужающийся к концам цилиндр, радиально расходящиеся от него спицы, набалдашники сверху и снизу, плоские, чуть отогнутые в сторону лучи — все было на месте» (WH 671; ВД 257). Лавкрафт переворачивает распространенное литературное клише, когда реальность оказывается сном, показывая нам, как сновидения становятся реальными.

83. Неименуемое подобие формы

«Джилмена втолкнули туда два неизменно увивавшихся за ним существа, одно — как скопление вытянутых пузырей, а другое — будто маленький многогранник. Вступив в эту новую область теперь уже полного мрака, они, подобно самому Джилмену, обратились во что-то вроде клочков тумана или пара. Впереди двигался еще кто-то, какое-то более крупное облако пара, которое время от времени сгущалось в некое неименуемое подобие формы» (WH 674; ВД 261 — пер. изм.).

Здесь два самых аморфных чудовища Лавкрафта становятся еще более аморфными. Скопление пузырей (шоггот) уже по определению можно считать самым бесформенным из существ, поскольку оно может по желанию создавать себе любые необходимые в данный момент органы. «Сон» Джилмена показывает, что эта ужасающая неопределенность была лишь уподоблением чему-то еще более глубокому и аморфному. Способные к бесконечным изменениям скопления пузырей «обратились во что-то вроде клочков тумана или пара» (WH 674; ВД 261).

И еще у нас есть «маленький многогранник», который всегда «увивается» за Джилменом, будто это той-пудель, а не топологическое чудовище из пространств Римана. Описание многогранника «невероятной окраски», постоянно меняющего количество сторон, уже настолько абстрактно, что дальнейшее обобщение кажется практически невозможным. Но и здесь Лавкрафт справляется с поставленной задачей: многогранник также превращается «во что-то вроде клочков тумана или пара». В литературных произведениях большинство чудовищ имеют определенные качества и очертания, а самые абстрактные существа Лавкрафта превращаются в нечто, настолько же неопределенное, как и остаточное космическое излучение Большого взрыва или даже самые незначительные флуктуации вакуума, пустого поля ничто.

И все-таки эти новопомазанные клочки тумана или пара — не верховные владыки королевства почти-неразличимости. Эта честь выпадает «крупному облаку пара», находящемуся неподалеку; во всяком случае, оно может претендовать на количественное превосходство над бывшим скоплением пузырей и многогранником. Крупное облако, похожее на неопределенный апейрон досократиков, «время от времени сгущалось в некое неименуемое подобие формы». Все эти полусущности движутся не по прямой, а по «совершенно невероятным кривым или, возможно, спиралям в непостижимом завихрении эфира» (WH 674; ВД 261 — пер. изм.) — в этом описании обнаруживаются лишь отдаленные намеки на содержание. Судя по доносящимся звукам, мы приближаемся к слепому безумному богу: различима «некая чудовищная пульсация, лишь отчасти доступная слуху, и высокий монотонный наигрыш невидимой флейты» (WH 674; ВД 261). Перед нами предельная аллюзия на совершенно неразличимый и непостижимый ландшафт.

84. За пределами периодической таблицы

«Профессор Эллери установил, что в необычном сплаве содержатся платина, железо, теллур и еще по меньшей мере три неизвестных вещества с огромным атомным весом, идентифицировать которые современная наука совершенно не в состоянии. Они не просто отличаются от всех известных элементов, но и вообще не укладываются в Периодическую таблицу — даже в еще оставшиеся в ней пустые клетки» (WH 677; ВД 265).

Ранее мы высказывали предположение, что «Сны в ведьмином доме» связывают все старшие тексты Лавкрафта в единый миф. Не хватало только «Цвета иных миров». Но отрывок выше можно прочесть и как мостик между римановой ведьмой Джилмена и приходящей в упадок фермой Нейхема Гарднера в запущенных холмах на западе от Аркхема. Мы помним, что Мискатоникский университет забрал небольшой образец метеорита Гарднера и в ходе испытаний выяснилось, что его цвет, «отчасти напоминающий некоторые группы полос исследованного накануне спектра, описать было почти невозможно; да и вообще, назвать это цветом можно было только по аналогии, из-за невозможности подобрать какое-то другое слово» (CS 345; ЦМ 218 — пер. изм.). В данном случае, окраска объекта, который Джилмен припоминает из своего «сна», не вызывает нареканий, и все-таки остаются другие существенные трудности.

Лавкрафт любит придавать достоверность вымышленным местам (Мискатоникский университет), описывая их связи с реально существующими (Гарвард), равно как и ставить в один ряд вымышленных и реальных авторов (фон Юнцт и Роджер Бэкон). Теперь то же самое происходит с химическими объектами. В конце концов предмет, найденный Джилменом, не совсем потусторонний. В нем содержится платина, теллур и железо, вероятно, такой же разновидности, как в дешевых ювелирных изделиях, солнечных панелях и витаминных комплексах. И все-таки, помимо этих хорошо изученных элементов, в предмете есть еще три других — обладающих огромным атомным весом и не поддающихся химической классификации. Если отбросить предположение, что это преждевременное открытие нептуния или плутония, мы имеем дело со сверхредкими элементами, которые недостаточно стабильны, чтобы входить в состав металлической вещи.

Такую тайну не следует скрывать от публики ради ее же безопасности. Наоборот, ученые из Мискатоникского университета благородно признают свое поражение и распространяют информацию об этой загадке, предлагая ее широкой общественности как научную задачу, открытую для всех желающих. Лавкрафт описывает это в восхитительно абсурдном тоне: «Тайна эта остается неразгаданной до сего дня, а сам необычный предмет ныне находится в экспозиции музея Мискатоникского университета...» (WH 677; ВД 265). Какой бы звездноголовый скульптор ни изготовил это изделие, такое положение вещей явно не вяжется с его замыслом. Трехстороння связь устанавливается между историями Джилмена, циклопическим городом в Антаркдиде и не поддающимся классификации элементом из метеорита Гарднера. Единственный недочет Лавкрафта заключается в том, что он не объяснил, почему сотрудники Мискатоникского университета не связали загадку метеорита Гарднера с аналогичным затруднением из рассматриваемого рассказа и почему Дайер и другие сотрудники университета, выжившие в Антарктиде, не обратили внимание на подозрительно