Пёсий остров - Кристиан Мёрк

Абавен не слышит, что ему говорит Стэн. Адвокат для него теперь не более чем воспоминание.

— Видишь ли, мясник и защитник неразделимы. Единственный возможный выбор — признать, что они одно. Их не разлучить. Как брата и сестру. Как мужа и жену. Запомни это, Стэнли, — изрекает он и, подойдя к адвокату, стучит по его потному лбу. — Хорошенько запомни.

Затем Абавен достает из кармана ключи от машины, возвращается к своему «кадиллаку», заводит его и выезжает с парковки. Вскоре его машина теряется в рождественской пробке.

Стэн ждет выстрелов. Но их нет. Он смеется с облегчением, чувствуя, как начинает замерзать выступившая на лице влага. Он спешит к своей машине.

Пули настигают его со спины, с той стороны дороги.

Он не успевает ничего почувствовать.

Его последняя мысль — о русских красотках, которые хихикают и зазывают его в постель.

Вилли

Русалка теперь живет в чужой шкуре.

Она долбила цепь плоскодонки почти час, прежде чем сдаться. Только распугала бескрылых птиц, которым не суждено сбежать с Пёсьего острова. Они просто смотрели на девушку в черном, хлопая бесполезными отростками.

И тогда Вилли увидела полицейский катер, подмигивающий луне бликами на лобовом стекле. Она пошла к нему вброд, обернувшись лишь однажды. Видимо, где-то на острове полыхал пожар, потому что искры тянулись к небу, как бездомные духи. Два выстрела послышались издалека. Она подумала о своей прежней жизни, покидающей ее, как падающая звезда. Она больше не будет ничьим ангелом смерти.

Вилли вскарабкалась на борт, повернула оставленный в зажигании ключ и отправилась на юго-восток. Синт-Маартен — более подходящее место, чем Ангилья, там полиция не будет ее искать. Используя бортовой навигатор, она избегала встречи с другими судами, придерживаясь небольшой глубины, где катер мог плыть, ни с кем не встречаясь. Ее спутниками были только пеликаны с таким черным оперением, как будто их обмакнули в нефть. Едва различив белые здания на берегу, она спрыгнула с катера и поплыла. Океан шептал ее имя, и она отвечала ему. Ее накрыло доселе незнакомое ощущение, о котором она раньше только слышала. Она чувствовала себя счастливой — от головы до кончиков пальцев ног.

Сейчас она проходит пограничный контроль, и пограничник в форме не поднимает взгляда от паспорта, чтобы сверить фотографию с лицом.

Он не догадывается, что в кармане у худенькой девушки, стоящей перед ним, как минимум шестьдесят неограненных алмазов, которые она поместит в банковское хранилище, как только приземлится в Каракасе. Откуда ему знать, что перед ним — русалка, которую отпустили жить в мире людей?

— Счастливого пути, мисс, — прощается он.

— Спасибо, — искренне отвечает Вилли. Она действительно благодарна за пожелание.

На фотографии в паспорте — девушка по имени Хайке Мюллер из Женевы, одна из невезучих гостей Штурмана. Ее кости найдут в пещере с остальными. Она умерла чуть меньше года назад, а при жизни была лицом немножко похожа на Вилли. Принадлежавший Хайке паспорт, который пограничник сейчас возвращает девушке в черном, конечно же швейцарский.

Сегодня Хайке снова жива.

Потому что швейцарцы — невидимки.

Прощание рассказчика

Спрашиваете, что случилось с Французиком?

Спасибо, что беспокоитесь.

Я прятался в пещере среди мертвых тел, пока не взошло солнце. Хотел выбраться пораньше, но когда услышал выстрелы снизу, понял, что бежать некуда. Я никогда не был храбрецом. И мне не стыдно сейчас вам в этом признаваться. В общем, я ждал. Пытался вздремнуть, и шум вертолета разбудил меня от кошмарного сна. Я выбрался на тропинку и увидел, что кто-то рассыпал по ней паспорта. Я схватил парочку и бросился в джунгли. Я бежал, пока не обнаружил какой-то странный самолет. Представляете, у него не было крыльев! Я забрался в кабину пилота и не вылезал оттуда, пока не увидел охотников за сокровищами с какой-то девицей в кепочке с надписью CNN.

Слиться с толпой было несложно. Надо было только разгребать песок, как все остальные, и каждый раз опускать голову, когда медики объявляли об очередной невеселой находке. Я старался выглядеть печальным перед телекамерами, но я никого из погибших не знал и чувствовал, что получается фальшиво.

И тогда меня осенило. Я вспомнил Билли-боя и пожалел о том, что сделал. Вспоминал, как он орал на меня, что я опять накурился, и как мы пили пиво на палубе. Вот тогда лицо у меня получилось что надо. У меня даже слезы потекли, и незнакомые люди подходили и похлопывали меня по плечу, как будто знали, почему я плачу.

Я даже в своем воображении устроил Билли-бою небольшие похороны, когда мы все шли по песку и тыкали в него палками, чтобы узнать, что еще там похоронил сумасшедший отшельник. Сам-то я ничего не нашел, но смотрел, как другим что-то попадалось, и всю дорогу представлял себе, что смотрю на своего приятеля. Тогда мне даже казалось, будто я слышу органную музыку. До сих пор как-то не по себе вспоминать, верите?

Свою русалочку я больше не видел. Но когда люди вроде вас отсыпают чего-нибудь от щедрот, я выпиваю за раз упаковку пива и мечтаю о ней. Представляю, как она смотрит на меня своими глазищами. И, пока я снова не проснусь, я даже счастлив.

Ну вот, из-за вас целый день сижу и болтаю языком. Обычно-то я неразговорчивый. Но вы как-то внушаете доверие, вы добрый человек, уж я-то разбираюсь.

Пятьдесят долларов? Вы это серьезно? Что ж, спасибо, простите, не знаю, как вас зовут. А теперь Французику пора смываться. Иначе полиция начнет ко мне присматриваться. Паспорт, который мне достался, принадлежал мужику, который заметно стройнее меня. Вот, пытаюсь похудеть перед поездкой. И надо будет раздобыть приличной одежды. Свалить из этих краев — тот еще фокус-покус, я вам скажу.

А что, я, между прочим, и есть фокусник. Только вы меня не выдавайте, а то еще позавидуют. Я никому об этом не рассказываю. Но вы были ко мне добры и так внимательно слушали, что я расскажу вам историю до самого конца. Если расскажу как надо, то фокус сработает. Но понадобится ваша помощь.

Посмотрите на горизонт. Солнце почти что село, парочки болтаются на пристани перед ужином, но вы смотрите дальше, туда, где море тени встречается с безоблачным небом. Корабль с тремя мачтами, который вы вернули к жизни силой воображения, стоит на якоре и ждет. Ждет, когда его освободят. Ему больше нечего рассказать ни вам, ни мне.

Закройте глаза в последний раз. Прислушайтесь к моим шагам, когда я буду уходить. Забудьте, как меня зовут.

Я вам вот что пообещаю:

Когда вы откроете глаза, корабль исчезнет.

Послесловие автора

Я понял, что хочу написать книгу, когда встретил трех бродяг.

Тогда, в 1986-м, они себя так не называли, конечно, да и сейчас, быть может, не называют. Я ехал из Нью-Йорка в Ки-Уэст с парочкой друзей. Было лето, у нас кончались деньги, и мы остановились на каком-то пляже рядом с местечком под названием Исламорада. Кто-то уже разбил палатки на пляже, недалеко от дороги.

Билли-бой выглядел лет на пятьдесят, у него были впалые щеки и выгоревшие темные волосы, жесткие как проволока. Он плохо умел читать, но каждый день старательно продирался сквозь новости в газете, никого не стыдясь.

Французик, как следует из его имени, был канадским французом, и он был чуть помоложе Билли-боя. Этакий добродушный великан со светлыми волосами до середины спины, в плавательных шортах, едва сходившихся на объемном животе. Было видно, что он относится к Билли-бою как к старшему.

Как звали их вожака, никто из нас не знал.

Сам он называл себя Бэтменом, потому что надевал потрепанное черное пончо каждый раз, как шел дождь. Ему, наверное, шел седьмой десяток. У него были заостренные черты лица и выразительные глаза. Он говорил, что раньше был преуспевающим бизнесменом, а потом однажды решил все бросить и переехать на юг, к солнцу и жаре. Намекал, что оставил позади семью, но в подробности не вдавался, а мы не задавали вопросов.

Как бы в доказательство своих слов Бэтмен носил на шее ожерелье из пластиковых карточек. Он перебирал их пальцами, когда говорил.

Мы с друзьями заключили с этой троицей сделку. Они ловили рыбу, мы покупали пиво. Это работало просто отлично. На протяжении нескольких недель мы каждый вечер готовили и ели на пляже и слушали шутки и истории из жизни этих бродяг. Один из моих друзей постарался научить Билли-боя читать как следует. Когда пришла пора нам уезжать, Французик расстроился больше всех.

Больше я их никогда не видел.

Но я уже начал придумывать историю про старого отшельника, живущего на собственном острове и заманивающего путешественников в свои сети. Образ картографа Якоба родился только двадцать два года спустя.

Книга, которую вы только что прочитали, разумеется, от начала и до конца вымысел и не имеет никакого отношения к трем путешественникам, которых я встретил полжизни назад. Где бы они ни были, я надеюсь, они простят мне мой полет фантазии.