Ультиматум Гурова (сборник) - Николай Леонов

«Слушай «Я»! К тебе, наверное, нужно обращаться «Ты», но это неважно. У тебя беда, тебе плохо? Ну невозможно же писать такое, когда на душе светло и поют птицы.

Может, тебе одиноко, может, у тебя нет друзей? Ты скажи, и мы с друзьями придем, мы встретимся, и ты увидишь, что жизнь не такая мрачная штука!»

Это было приятно читать, приятно сознавать, что есть среди современной молодежи и такие, кто готов протянуть руку другому человеку, когда тот в беде. А по какому поводу предлагают руку? Гуров посмотрел последние записи и увидел, что «Я» написала новое стихотворение.

Полет!.. Орет!.. Невпроворот!..Хрипит!.. Кусает!.. Скалит рот!В поход, не год, а тяжкий свод,И разворот, и поворот опять не тот.Не пить, не жить, а колотить,Чтоб руки в кровь суметь разбить!Чтобы проснуться и молитьО том, что хочется любить!Писать, рыдать, тебя не звать!И от тебя во мрак бежать,И тел холодных не ласкать,И только спать… и только спать…

Гуров снова попытался представить себе эту девушку, но у него ничего не получилось. Нет, решил он, тут надо или самому иметь извращенную фантазию, или быть профессиональным психиатром. Снова лег на кровать и стал вспоминать прочитанные строки. Видения в голове складывались страшненькие.

Неожиданно зазвонил мобильный телефон. Настойчиво и неуместно, как это всегда бывает по утрам. Лев открыл глаза и увидел, что за окном уже светло. Шея затекла от неудобной позы, в которой он уснул.

— Лев Иванович! — послышался в телефонной трубке жизнерадостный голос Крячко. — Ты про психиатра спрашивал? Я тебе телефончик нашел.

— Во-первых, доброе утро, — напомнил Гуров. — Ты чего такой веселый? Премию получил?

— Да вот тебя услышал, и на душе стало тепло, — с кошачьими интонациями в голосе ответил Крячко. — Скучаю, в кабинете пусто.

— И только теперь ты понял, как любил меня и как тебе меня всегда не хватало? — поддержал тон Гуров.

Он прекрасно понимал, что старый друг просто куражится. У него в самом деле хорошее настроение, что, впрочем, именно у Крячко бывает часто, и что он не прочь повеселить других. А еще понимал, что не все, сейчас сказанное, блажь и ерничество. Слишком многое их со Стасом связывает, слишком они сработались, срослись. Он и сам ощущал, что в этой командировке Стаса ему очень не хватает.

От веселого голоса друга на душе стало немного светлее, и ночные воспоминания о дурацких стихах отошли на второй план. Крячко продиктовал номер телефона Лозовского, попытался выяснить, какие же такие симптомы Гуров у себя нашел, что ему срочно понадобился Борис Моисеевич. Пришлось объяснять. Стас сразу стал серьезным:

— Да, это беда, так беда. Хуже нет, смотреть на детей и видеть, как они страдают. Может, ты хочешь, чтобы я к Лозовскому съездил, поговорил, а то, что ты там по телефону…

— Не надо, Стас, лучше я сам.

С Борисом Моисеевичем Лозовским сыщики познакомились при весьма печальных обстоятельствах. У старого профессора убили жену. Сделано это было просто, цинично, ради золотых украшений. Многие высокопоставленные чиновники тогда посчитали своим долгом попытаться повлиять на милицию, как она тогда еще называлась, подтолкнуть к серьезному расследованию, поиску убийцы. Но сыщики и так работали сутками, отрабатывая версию за версией. Гурова и Крячко генерал Орлов тогда попросил прокурировать работу. Один из молодых оперативников МУРа, помнится, высказал гипотезу, что стоит в число подозреваемых включить и самого старого профессора. Кто-то из высокопоставленных возмутился, а полковник Гуров, защищая честь ведомства и считая соображения молодого оперативника справедливыми, поддержал версию.

Честно говоря, многое говорило в пользу такого подозрения. И профессор Лозовский как-то высказал Гурову в глаза много неприятного. А потом появились настолько веские улики, что следователь и его начальник начали хмуро тереть затылки. Они были почти уверены в виновности старого психиатра, и в том, что его необходимо арестовывать. Именно Гуров очень убедительно доказал невиновность Лозовского. А потом были горячие извинения с обеих сторон, и другие не менее горячие проявления симпатии. Профессор признал в Гурове профессионала, талантливого человека и сказал, что у Льва Ивановича есть только один недостаток — он не еврей.

Звонить из дома Калинина Гуров не стал. Он не хотел, чтобы кто-то хоть краем уха услышал, кому и по какому поводу он звонит. Выйдя в город и усевшись в безлюдном по причине раннего утра парке, он набрал Лозовского:

— Доброе утро, Борис Моисеевич, это Гуров. Вам удобно сейчас говорить?

— А-а, Лев Иванович! — ответил мягкий картавый голос. — Давненько я вас не слышал, давненько. Все в работе? Конечно, для вас я всегда найду минутку для общения. Как ваша служба, генералом еще не стали?

— Вы же знаете, Борис Моисеевич, что мне нельзя становиться генералом.

— Да-да, помню, — засмеялся профессор. — Многие поймут, что им не поздоровится, и сразу же поздоровится вам. Генеральские погоны станут крахом вашей карьеры.

— Я, собственно, звоню вам вот по какому делу. Хотел попросить о помощи, Борис Моисеевич, профессиональной помощи психиатра.

— Да, а что случилось? Надеюсь, что проблемы не с вашими близкими?

— Нет, у дочери моего одноклассника, но это неважно. Очень серьезный случай, жалко девочку, которой жить бы да жить, а у нее…

— Ну-ка, ну-ка, что за проблема?

— Девушка двадцати лет. Был момент, когда она употребляла наркотики, потом лечилась. Но, как говорят медики, применение специальных препаратов, довольно сильных, дало побочное действие. Она теперь страдает кратковременными выпадениями памяти, что-то вроде ретроградной амнезии. Вдруг оказывается, черт знает где и не помнит, когда, как и зачем туда пришла или приехала, что делала.

— По поводу причины в виде медикаментозного лечения я выражу свои сомнения, хотя все может быть, — задумчиво проговорил профессор. — Чаще кратковременная ретроградная амнезия возникает вследствие электросудорожной терапии, что могло быть во время ее лечения. Мог быть причиной и травматический шок. Например, девушка когда-то сильно ушибла голову, с потерей сознания.

— То есть ничего необычного вы в этом не видите, Борис Моисеевич?

— Ну, дорогой мой Лев Иванович, однозначно сказать нельзя. Человеческий организм вещь вообще сложная, сугубо индивидуальная. А уж психика — тем более. В любом случае я вижу тут очень серьезную проблему. Возможно, что речь придется вести о лакунарной амнезии. Она характеризуется выпадением из памяти отдельных событий или периодов. Скажите, у нее немотивированные изменения настроения бывают, может, истерические припадки или что-то похожее?

— Кажется, нет, но я могу ошибаться.

— Видите ли, такие явления наблюдаются при истерических расстройствах, при расстройствах сознания, когда неприятные для данного человека события забываются, также при расстройствах, связанных с травмами и сопровождающихся кратковременным или неглубоким отключением сознания. Возможно, вы многого не знаете, тут понаблюдать нужно, что называется, в мозг ей посмотреть. Ретроградная или антероградная…

— А что страшнее?

— Все страшно, Лев Иванович, все неприятно. Тоже мозг, а он, по-видимому, задет. Что бы там ни говорили светила науки, а о мозге мы знаем еще очень и очень мало. А что касается антероградной амнезии, то это потеря памяти событий, которые произошли после прихода больного в сознание, после помраченного или выключенного сознания. Например, после серьезных травм, в посткоматозном состоянии. Лежит у меня в клинике человек после черепно-мозговой травмы, после комы, потом наступает прояснение сознания, и мы разрешаем визиты и встречи с родными, для них обычно это ведь большая радость. А потом выясняется, что спустя несколько дней больной не помнит, что родные к нему приходили и он с ними разговаривал. Надо девочку посмотреть, понаблюдать.

— Борис Моисеевич, самый сложный вопрос! Отец девочки не олигарх, и доходы у него самые скромные…

— Ну, это как раз не сложный вопрос, Лев Иванович. У меня есть бюджетные палаты, поскольку я получаю средства по специальным федеральным и муниципальным программам. Теоретически, я могу взять вашу знакомую… — Лозовский помедлил, видимо что-то прикидывая в голове, — взять ее через недельку. Сможет ваш приятель привезти дочь?

— Да, конечно!

— Ну и отлично. Я сейчас внесу вашу девочку в список. Как ее, кстати, зовут?

— Калинина Татьяна Юрьевна. Двадцать лет. Проживает в Рязани.

— В Рязани?

— Это что-то меняет, Борис Моисеевич? Сложности?

— Н-ну… нет, не страшно. Пусть только позаботятся, чтобы у девочки был медицинский страховой полис.