Три женщины - Лиза Таддео

ничего не значит. Ее жизнь погублена, а он не просто продолжает жить своей жизнью, но еще и процветает. Он не сидит взаперти, тоскуя по ней, тоскуя по жизни, которой ему удалось коснуться лишь краешком. Все, что он говорил ей, было ложью. Он не страдал. Он делал лишь то, что хотел, и тогда, когда хотел. Он подобрал ее, потому что ему захотелось, и выбросил, насытившись, страшно далеко от дома.

Мэгги долго стояла в непроглядной темноте, глядя на огромные деревья, упиравшиеся в темное небо. Сама не заметив, она опустошила полпачки сигарет, закуривая одну за другой.

В Фарго ей стало еще хуже. Когда она просыпалась не слишком поздно, сразу отправлялась в душ, чтобы хоть немного встряхнуться и прийти в себя. Она одевалась и уже собиралась выходить из дома, но тут мрак отвратительной вонью вползал в ее комнату, и она никуда не выходила. Она садилась на постель, потом ложилась, а потом наступало время ужинать.

Слово «самоубийство» не приходило ей в голову. Те, кто действительно собирается покончить с собой, не думают про самоубийство. Они думают о том, как это сделать. Способ не означает смерть. Это всего лишь система событий, которая приведет к окончательному освобождению. Мэгги собиралась ночью повеситься на балке гаража. Она хотела заранее позвонить полицейским, чтобы они нашли ее раньше, чем родители.

Никто об этом не знал, кроме Сэмми. Точного плана Сэмми не знала, но она чувствовала, что подруга находится на грани. Она отвела Мэгги в приют для животных. Они выбрали ей кота, черного с рыжими подпалинами. Сэмми помогла оплатить взнос в фонд приюта. Мэгги назвала кота Раджа – на арабском языке это слово означает «надежда».

Как-то вечером Мэгги набрала номер Сэмми. Та вместе с друзьями по работе была в гостях у подруги.

– Мне фигово, – сказала Мэгги. Она сильно перебрала рома с колой.

Сэмми спросила, можно ли рассказать друзьям про Аарона. Можно ли рассказать страшную историю Мэгги. Наверное, это хорошая идея. Сэмми заслужила право рассказать – ведь она столько раз выслушивала истерики Мэгги из-за Аарона. Мэгги была пьяна. Скандальность собственной истории возбуждала и восхищала ее. И она сказала «да». Ей хотелось, чтобы ее история вышла в мир и вернулась с откликами.

Сэмми отложила телефон, чтобы Мэгги все слышала, и рассказала девушкам историю своей лучшей подруги. Она рассказывала все в мельчайших подробностях: про пальцы в классе, жену – инспектора по условному освобождению, кровь на подушке… Мэгги слушала и не могла поверить, что это рассказывают о ней.

Реакции были разными. Кто-то ахал, кто-то чертыхался.

– Послушай, я тебя даже не знаю, – произнес один голос, – но это чертовски грязная история. Этот парень – настоящий подонок.

Мэгги думала о балках в гараже, о своем отношении к еде и спиртному, о том, что она не могла даже любоваться елями в Вашингтоне, а ведь они были так ослепительно красивы. Она думала, как часто меняла белье, стремясь к такой чистоте, которая теперь уже невозможна.

– Ого, – сказал кто-то еще, – это прямо история из кино для Lifetime.

Девушки засмеялись, но не зло. Все они ненавидели его, а не ее. Она почувствовала себя защищенной, но абсолютно одинокой, потому что никто не мог дать ей такого чувства защищенности, как он, когда они были вместе. Мэгги знала, что девушки не могут никого защитить. Они бросят тебя в тот же момент, когда мужчина, который им понравится, выберет их, стряхнет на них волшебную пыль и превратит в принцесс, которым не пристало иметь дело с отребьем за стенами замка. В соседнем магазине продается футболка с надписью «По крайней мере, мы не одни».

– Точно Lifetime! Или Oxygen? Разве Lifetime теперь не так называется?

Мэгги была пьяна и возбуждена. Сэмми и ее подружки повесили трубку. Они будут создавать себе новые воспоминания. Они будут пить пиво из поцарапанных стаканов, которые пахнут яйцами. Стоит им войти в бар, где сверкают огни и гремит музыка, как они напрочь позабудут о тебе. Их будут волновать только собственная губная помада и парни. Страшная история Мэгги не для них. Она лишь для двоих – для нее самой и Аарона.

Он стал учителем года. Золотой мальчик штата. Мэгги чувствовала себя, как в тот день, когда в школе играли в баскетбол: он забрасывал мячи из-под кольца и приземлялся под радостные крики болельщиков, детей и жены, которая осталась бы с ним, даже если бы знала, что́ он говорил Мэгги.

Прошло два года с того дня, когда она писала ему в последний раз. Это было в январе. Мэгги казалось, что зима никогда не кончится. Она думала, бывает ли где-нибудь хорошая зима после того, как кончаются праздники. Наверное, только на Гавайях. Мэгги открыла ноутбук. Бледно-голубой свет осветил ее лицо. Ей хотелось, чтобы он опроверг слова девушек в телефоне. Ей хотелось, чтобы он сказал, что она не жертва, не глупая девчонка, которой он воспользовался по своему усмотрению. Ей хотелось, чтобы он помог ей доказать, что все эти девчонки ошибались. Они не понимали. Запретная любовь – это весело. В какой-то момент ты во всем уверена. Когда ты с ним, о вас никто не знает. Девчонки ревнуют или не понимают. Они встречаются с парнями, а ты – с мужчиной. А потом он не дает о себе знать дни, недели, годы. И ты рассказываешь девчонкам. Они задают тебе кучу вопросов и высказывают свое мнение, о котором ты не просила. Он недостаточно хорош для тебя. Он ничего не делает, чтобы доказать свою любовь. А их бойфренды и мужья выше всяческих похвал. И просто потому, что они вместе уже несколько лет, они меняют лампочки, зачинают детей. Ты понимаешь, что не могла бы быть ни с одним из этих слюнтяев. Тебе хочется рассказать им, но вместо этого ты начинаешь слушать.

Аарон ушел давным-давно. Он ест пиццу и чистит зубы зубной нитью без тебя. Однажды он дал тебе маленькую фигурку «Мыслителя», которую собирался использовать в классе в качестве приза. Другой ученик до тебя уже пытался привести фигурку в порядок, но результат был ужасным: он просто покрасил ее пульверизатором, не проработав ни одной детали. Аарон спросил, не можешь ли ты это исправить, может быть, как-то переделать. Ты трудилась над фигуркой целую неделю: снимала краску, устанавливала на постамент, красила поверх пошлого серебра натуральной бронзой. Он спрашивал, почему так долго. Это его почти раздражало. Но, когда работа была закончена, ты поняла, что он будет гордиться. Вручая ему эту фигурку, ты чувствовала