Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 9 - Джон Р. Фульц

и никакое количество пыли и высохшей паутины не могло его скрыть! Вот вам и металлоискатель "молодого" Картера: стол был почти тридцати дюймов в высоту, доски — добрый дюйм, балки — около фута, а под всем этим — старые рейки и оштукатуренный потолок. Всё могло бы быть по-другому, если бы старикан выложил свои деньги на пол, но он этого не сделал.

Я быстро трезвел от возбуждения, и по мере того, как этот процесс продолжался, мои чувства становились всё более острыми. Голубое Свечение уже угасало, и я не был склонен снова использовать заклинание, по крайней мере, пока. Один Бог мог сказать, какая магия сработала в ту ночь, и я усомнился в мудрости дальнейших экспериментов.

Именно тогда мне показалось, что запах дхола внезапно стал намного сильнее, а затем жуткое оккультное освещение полностью исчезло, и я остался в темноте. Именно тогда, когда последний нимб фосфоресценции мерцал в кромешной тьме, я, наконец, осознал или вспомнил недавнее проявление зловония таким, каким оно было на самом деле.

Это был вовсе не запах дхола, а мерзкая вонь гнили, которая неизменно сопровождала проявления "спагетти" в доме Картера! И я знал, что это проявление, каким бы оно ни было, появилось не в ответ на мою песнь Голубого Сияния, а скорее в ответ на недавнее чтение Картером зловещего заклинания внизу страницы 111 "Песнопений Дхолов".

Я не знал, что произошло в результате чтения этого заклинания, но нечто должно было случиться в этом старом и зловещем доме…

XVII

Окаменев на секунду или две, я просто стоял, дрожа, мои волосы шевелились. Затем я нащупал в кармане фонарик-карандаш, чтобы с помощью его яркого, но узкого луча посветить вокруг себя в этой потайной комнате на чердаке. И в свете фонаря я внезапно увидел или опознал несколько обыденных предметов, оставшихся незамеченными в потустороннем Голубом Сиянии.

У дымохода стояла раскладная кровать с металлическим каркасом и кучей заплесневелых одеял; а на грубой деревянной полке, закреплённой между стропилами — несколько банок с фасолью, уже пустых, их этикетки отклеились от ржавых банок. С одной стороны, высоко от пола, на раме из крепких брёвен стоял громоздкий старомодный бак — тот самый, который, как я подозревал, должен был находиться здесь — со старой сетевой трубой, входящей в его корпус с одной стороны, и знакомой мне теперь свинцовой трубой, выходящей из него с другой. Каждая труба имела запорный вентиль, но тот, который контролировал доступ из бака в дом, был повёрнут в положение "выкл.", что объясняло засорение. Но когда я начал восстанавливать контроль над своими нервами…

О, Боже! Что-то зашевелилось в баке!

Из-за этого движения возникло такое невыносимое зловоние, что я пошатнулся, чуть не выронив фонарик. Я выровнял луч, насколько мог, и снова направил его на бак, на трубы. И тогда я начал понимать, и мысленным взором я увидел всё это:

Старый Картер, сбежавший сюда, в это тайное место, дрожащий здесь от ужаса и ожидающий, когда его племянник-грубиян уйдёт. Но другой Картер не уходит, а обыскивает дом из-за своей жажды золота. И проходили дни, когда старик не смел пошевелить ни одной конечностью, чтобы Картер не услышал его; всё больше слабея на скудной диете из бобов, пока они не кончились; пока не остались только вода в баке, чтобы пить, жалкая койка, чтобы спать, и чёрная ненависть, растущая в его сердце.

Возможно, именно тогда ему пришла в голову эта идея, и он привёл её в действие. О, когда-то он задавался вопросом, как человек может желать или навлекать подобное проклятие даже на своего злейшего врага, но теперь, в своём крайнем положении, он увидел, что всё возможно. Его племянник угрожал ему и всё ещё может привести эту угрозу в исполнение. Очень хорошо; но, если бы он это сделал, ему пришлось бы заплатить определённую цену. Действительно, посмертная месть!

Возможно, те "монеты", которые нашёл молодой Картер, случайно оказались на своих местах, а возможно, и нет. Что, если старик положил их туда намеренно, как приманку? Он готовил ловушку, в которую намеревался заманить неблагодарного сына своего брата. Я представил себе ясную картину: старый Артур терпеливо ждал, пока Картер покинет дом, возможно, чтобы купить еду или питьё, а затем старик крадучись, спускался с чердака, чтобы просунуть золотую монету в щель за каминной полкой, другую — под половицы, а третью — в подкладку старого матраса; а затем Артур пробирался обратно в свою чердачную каморку, слабый как никогда. Ибо, конечно, даже если бы в доме имелась еда, старый Картер не осмелился бы прикоснуться к ней, потому что это означало бы дать знать своему племяннику, что он всё ещё здесь.

И в отчаянии, наконец, старик перекрыл вентиль, отказав в воде своему племяннику, сохранив при этом свой собственный запас; и всё же Картер держал его в осаде, в то время как возраст, немощи и слабость, казалось, сговорились убить дядю Артура.

Тогда я предположил, что старик наложил печать на свой оккультный план — свою месть, а затем, должно быть, произошёл несчастный случай. Если это был несчастный случай. Это вполне могло быть самоубийством, я никак не мог знать наверняка. Но старик, несомненно, утонул — и в этом самом баке, который теперь осветил для меня луч моего фонарика!

Я представил, как он взбирается туда, чтобы напиться, балансирует на платформе из брёвен, затем соскальзывает, падает головой вперёд в воду, борется и застревает между бортиком и стропилами, и так умирает. Возможно, последней каплей стал внезапный шок от погружения, резкий холод воды, я не знаю. Но, как прямой результат жадности и угроз своего племянника, он определённо умер там — потому что он был там даже сейчас!

Как я уже говорил: в резервуаре что-то бурлило и пузырилось, теперь более энергично, испуская ядовитые пары, волну за волной. И через край и вниз по трубе к запорному вентилю пополз отвратительный призрак того, что когда-то было рукой и запястьем, а теперь превратилось в нечто из костей и сгнившей ткани, оставляя за собой отвратительный след студенистой слизи; и под этими распадающимися пальцами запорный вентиль с визгом повернулся. И как раз в тот момент, когда я упал на колени, опустил голову и с криком протиснулся в щель в фальшивой стене, послышалось густое, липкое бульканье, которое говорило о движении в старой трубе.

Затем…

Спотыкаясь о балки, я нацелился на прямоугольник света из люка, и, когда потолок комнаты