Уходимец - Николай Инодин

— Тебя не спрашивали, хочешь ли ты в мою ярангу?

— Кто говорит об этом с бабой? — прошипела она в ответ — Делай своё дело, я потерплю. Даже если ты меня разорвёшь пополам, у моего мужа останется достаточно жён, чтобы вести хозяйство. А детей ему и без моих хватает.

— Зачем мне тебя рвать? — удивился Роман.

— Я не слепая — заявила Мышка — Конечно разорвёшь, ты и осеннюю оленуху порвать можешь!

Роман, разозлившись, мысленно послал женщину пешеходным маршрутом, погладил по голове, и сказал:

— Я не рву женщин на части. И не беру их силой, мой народ считает это дурным, очень дурным поступком. Можешь возвращаться к себе домой, мой зверь не будет тебе мешать!

Шишагов отодвинулся к дальней стенке, уткнулся лицом в оленью шерсть, и усилием воли заставил себя заснуть, успев услышать, как женщина выползла из полога.

Пробуждение было не из приятных. Вспоминать вчерашний облом противно. «Не-ет, тренировки, тренировки и ещё раз тренировки. Можно было бы дрова поколоть, но эти троглодиты вчера наверно сожгли все их запасы».

Злой Шишагов на четвереньках полез из полога, но застрял на половине пути. У входа, сидя на своём узелке и обняв Машку за шею, изредка шмыгая носом, тихонько плакала злополучная баба. Маха, предательница, прямо на глазах у своего вожака принялась вылизывать зарёванное лицо.

— Ты ещё здесь? — грозно поинтересовался великий ученик могучего шамана. Плач стал громче.

— Почему ты не пошла домой, женщина? — ещё грознее спросил Шишагов.

— Я некрасивая, и ты меня не хо-очешь — услышал он в ответ.

— Ты же боишься, что я разорву тебя на много-много частей? — удивился Роман.

— Я больше не бу-уду! — уже в полный голос зарыдала Мышка.

Совершенно сбитый с толку Роман уставился на толстые чёрные косы, змеями лежащие на серой Машкиной шкуре. В ответ на него уставились две пары глаз — круглые голубые и раскосые черные.

Роман вздохнул, вылез из полога и напялил штаны из нерпичьей шкуры. Сразу почувствовал себя гораздо увереннее. Плач в углу усилился. Шишаков подошел ближе, Мышка уткнулась лицом в Махину, шерсть изо всех сил обхватила руками могучую шею и завыла ещё громче.

— Ты хочешь остаться со мной?

Плач стал тише, хватка ослабла.

— Я умею придумывать страшные наказания для непослушных женщин, ты знаешь об этом?

Мышка, почти перестав подвывать, отрицательно завертела головой.

— Не боишься?

— Нет — всё ещё шмыгая носом, заявила она.

— Тогда утрись, и сбегай к ручью за водой. Завтракать будем.

Воздух с хлопком занял освободившееся в яранге место.

***

— Так о чём ты хотел со мной говорить?

Охотники на четырёх байдарах ушли бить моржей, женщины и дети расползлись по хозяйственным надобностям — к ручью, к морю, в тундру. Мышка взяла корзину из ивовых прутьев (Ух ты, какая удобная штука! Это ты сделал?) и рванула с Машкой в тундру — за травами и корешками (старик сказал, ты много травы ешь, я все-все травы знаю). Как они за несколько часов так спелись? Лунный Песец в центре площадки старательно вводит себя в транс, колотя в малый бубен, кружась и подпрыгивая.

— Понимаешь, я так давно не видел большого количества людей, что теперь не нахожу себе места в стойбище. Как дикий зверь стал, всё время кажется, что опасность со всех сторон.

— Ты просто повзрослел — улыбнулся в ответ шаман — нет зверя, страшнее того, что кроется в человеческом стаде. И мой народ — не твоя стая, я видел вчера. В нашей для нет тебя места.

— Что мне теперь делать?

— Искать свою. Стаю, которая тебя примет, которую примешь ты. Ребёнок из одной стаи может принять законы другой. Не понять умом и согласиться, а тем, что сидит в нас глубже ума, тем зверем, которого ты в себе знаешь. Иначе толпа всегда будет знать в тебе чужака, а ты останешься приблудой, как случайно прижившийся среди волков медведь. Взрослому это не дано. Может быть, ты найдёшь её на теплом берегу, может быть, ещё дальше — этого я не знаю. Только прошу тебя, поживи ещё с нами, научи наших людей работать с металлом, я дам тебе ученика. Потом, когда в стойбище будет хватать запасов, я дам тебе байдару и людей, чтобы они отвезли тебя на тёплый берег, и вернулись домой до того, как лёд закроет дорогу. И ещё ты сделаешь Мышке ребёнка.

Роман задумался. Да, теперь, когда у Каменного Медведя опять есть семья, он может двигаться дальше. И тот внутренний компас, который указывает ему путь, в самом деле указывает через море, на юг.

— Ты как всегда, прав учитель, но гребцы не понадобятся. Ты подаришь мне ту байдару, что мы сделали зимой?

— Да — шаман с интересом уставился на Романа — и как ты на ней поплывёшь? Одного весла не хватит, чтобы сдвинуть её с места!

— Её поведёт ветер. Твои люди помогут мне её переделать, я получу лодку, люди — новое знание. Согласен?

— Мы дадим тебе лодку и помощь просто так — шаман улыбнулся кончиками губ — а ты подаришь нам знание.

— Договорились — Роман пожал шаману ладонь.

***

— Что мы будем здесь делать? — Мышка робко заглянула в натянутую над выложенным из камней колодцем кожаную палатку.

— Буду тебя наказывать. Я ведь обещал — Роман был серьёзен, как милицейский протокол.

— Здесь слишком жарко — пискнула женщина. Хотя, какая она женщина, хорошо, если восемнадцать исполнилось. Девчонка ещё.

— Будет ещё жарче. Раздевайся.

— Может, мы будем делать это в яранге? — робкая надежда в её голосе могла растопить самое каменное сердце.

— ЭТО мы будем делать в яранге. Потом. А теперь я накажу тебя так, как это делают люди моего племени.

И Роман залил горячей водой из котелка опущенный в корытце берёзовый веник.

Подождал, пока испуганная Мышка сбросит свой комбинезон, и выбросил его на улицу вместе со своей одеждой. Уложил женщину на принесенную с собой старую шкуру и бросил на раскалённые камни ковшик воды.

***

— У твоего народа это самое страшное наказание? — Сидя в яранге, Мышка расчесывает у огня промытые берёзовым настоем косы.

— Нет, так каждую — Роман растерялся, в языке настоящих людей не было понятия «неделя».

— Четыре раза за луну мы все проходим через это — поправился он. А многие и чаще.

— Какомэй! — удивилась Мышка — И кто вас так наказывает?

— Никто. Мы сами. Спроси у шамана, я всю зиму так делал. Мне нравится.

— У меня, наверно, вся кожа слезет! Всю-всю прутьями избил! Сильная Лапа стукнет пару раз палкой, и всё!

Похоже, Сильная Лапа казался ей идеалом доброты и мягкосердечия.

Машка оторвалась от изучения вкусовых качеств куска парной моржатины и посмотрела на Шишагова — не обижает ли суровый вожак её новую подругу? Убедившись, что в прайде всё в порядке, продолжила набивать брюхо.