Ради тебя одной - Иосиф Гольман

– Почему так много? – усомнился было тот.

«Исправляется, что ли?» – подумал Ефим. Раньше мастер интересовался подобными вопросами, только если сумма казалась низкой.

– За срочность и секретность, – честно объяснил нелегальный заказчик.

Печатники, резчик и монтажистка его не видели, а мастер никому не расскажет: у самого рыльце в пуху. Особо совесть Береславского не мучила: если мастер не полный придурок, то бумагу своей фирме он компенсирует, денег более чем достаточно – более трех тысяч. А если и в самом деле поумнел – вообще одну цену положит в кассу, а уж вторую возьмет себе. В отработку вбросит какой-нибудь нейтральный макет. В любом случае макет именно этой листовки никто не увидит – мастер лично проследит за уничтожением неушедших остатков «левого» тиража: брака, припечатки и тому подобного. Уже к утру вся эта бумажная каша будет сформована макулатурным прессом в тяжелые тюки. На самом деле начальству типографии тоже хорошо: вряд ли ему хотелось бы впутываться в подобную историю. Даже за двойную цену.

– А забирать тираж будете вы? – спросил мастер.

– Нет, – ответил Ефим. – Вам позвонят вот по этому телефону. – И он передал мастеру один из чистых, купленных Орловым по паспорту какого-то бомжа, мобильников. – Привезете тираж, куда скажут.

– А деньги за транспорт?

Все же Ефим не любил особо жадных.

– All included, – сухо сказал он.

– Что? – не понял мастер.

– Все включено, – перевел Береславский и покинул обесчещенную им Жабью типографию.

Далее путь заслуженного рекламиста лежал в дружественный коммерческий еженедельник «Офис руководителя». Этих подставлять не хотелось: почти друзья. Поэтому поехал опять-таки не в редакцию, а в службу доставки. Здесь рекламный журнал паковали, вкладывали в него рекламные же письма и листовки, после чего с самого раннего утра целая армия курьеров разбегалась по огромному городу, чтобы к полудню разнести и развезти ни много ни мало – пятьдесят тысяч экземпляров издания.

В саму службу рассылки Ефим не пошел, подождал в машине. Да и чего бы он там увидел нового? Длинные-предлинные столы в длинных-предлинных комнатах. И много-много женщин, от пятнадцати до восьмидесяти лет. Мужчин почти нет: свихнутся от бесконечной и монотонной работы. И огромные шкафы-ячейки без дверок. Только номера: каждый соответствует личному номеру курьера.

Береславский не собирался светиться в этой фирме. Он дожидался одного из своих бесчисленных знакомцев.

Наконец из «экспедиции» выскочил мужчина средних лет и с ходу запрыгнул в открытую Ефимом дверцу.

– Что за заказ? – спросил он.

– Здравствуйте, Степан Палыч, – поздоровался Ефим.

– Здравствуйте, – смутился тот. – Что будем рассылать?

– Понятия не имею, – глазом не моргнув, соврал Береславский. – Но деньги большие.

– А конкретнее? – «повелся» Степан Палыч.

– Сколько вы берете за отправление?

– А4? Без конверта?

– Предположим.

– Тридцать копеек.

– Один цент, – перевел в устойчивую валюту непатриотичный в данном случае Береславский. – Пятьдесят тысяч – пятьсот долларов. А в конверте?

– Чистом?

– Да. Просто заклеенном, и все.

– Тысячи в две с половиной встанет.

– А как вы смотрите, если я заплачу вам («Бедный Орлов!» – пронеслось в мозгу Ефима) двенадцать с половиной тысяч? Причем – минуя кассу.

– Хорошо смотрю, – недоверчиво заулыбался Степан. – А за что такая щедрость?

– За то, что вы работаете здесь последний день.

– Почему? – Лицо Степана Палыча вытянулось.

– Я не знаю заказчика, – объяснил Ефим («Надо же, вру – как пою, – подумалось ему. – Больше, чем за предыдущую жизнь».). И у него большое желание остаться анонимным. Вам бы тоже лучше его не знать. Листовки получите, позвонив по этому телефону. – Береславский передал слегка обалдевшему Степану бумажку с напечатанным номером. – В листовках – компромат.

– А дальше что?

– Дальше ваши упаковщики запечатают листовки в конверты…

– Какие упаковщики? – чуть не заорал Степан.

– Вы знаете какие.

Информаторы Береславского работали хорошо. Тихий Степан Палыч набрал огромное количество пожилых теток-украинок и, сгрудив их в вонючем подвале, выполнял втихую ту же работу по упаковке, что и его фирма, только – дешевле. Клиентов он воровал у собственного хозяина.

– Что-то вы путаете, – неуверенно сказал он.

– Я ничего не путаю. – Ефим начал терять терпение. – Вы возьмете тираж, ваши бабки запечатают его в конверты, потом подложите эти конверты в вашей фирме – вы ведь старший смены. Их разложат по журналам втемную. Кстати, вот адрес. – Береславский передал Степану Ильичу еще одну бумажку, с координатами Жабьего дома. – Сюда отправьте обязательно. Можно даже два экземпляра.

– Но ведь уже к полудню узнают… – прошептал Степан Палыч.

– Так и так узнают, – безжалостно сказал Береславский. Вора ему было не жалко, а вывести из-под удара непричастное экспедиционное агентство он считал себя обязанным. – Поэтому вы оставите письмо с раскаянием, но без упоминания меня. И уедете на родину месяца на два. За это я вам плачу лишние десять тысяч долларов. Потом можете возвращаться, через два месяца это уже никого не будет волновать.

Степан Палыч молча соображал. После чего улыбнулся: сделка показалась ему неплохой.

– Можете написать, что вас заставили.

– Кто?

– Придумайте сами. Сейчас все валят на чеченцев. Хотите – свалите на эскимосов.

– А про мою… – замялся Степан.

– Подпольную фабрику? – ухмыльнулся Ефим.

– Д-да, – промямлил тот.

– Могила, – пообещал Береславский. – Нигде и никогда. Вернетесь – сможете снова работать.

И заторопился по следующим адресам: в этот день он собирался выполнить то, на что в обычной ситуации ушло бы дня три, а то и больше.

Велегуров

Винтовка «В-94», конечно, могла бы нам помочь. Только где ее взять? Ее преддверие, которое предлагал Береславский, – противотанковое ружье, купленное у «черных следопытов», собиравших и восстанавливавших оружие военных времен, – для нашей цели не годилось.

Выход был один. И я позвонил в фирму, которая специализировалась на финансовом консалтинге. Алексею Анатольевичу Щелчкову, столь неудачно вербовавшему меня в киллеры в начале моей мирной жизни. Меня поразило совпадение имен: Прохоров – Анатолий Алексеевич. А тот, кто должен помочь мне замочить Прохорова, – Алексей Анатольевич. Что-то в этом было…

Щелчков встретил меня не просто радостно, а очень радостно. Он прямо-таки был счастлив. Я бы на его месте тоже прыгал до потолка, заполучив такого ликвидатора.

– Надумал все же? – Он прямо светился.

– Да, – честно ответил я.

– А почему? Деньги понадобились?

– И деньги понадобились. И справедливости не хватает.

– Замечательно, – сказал он и потер от удовольствия ладони. Сто раз читал, что от удовольствия трут ладони, а тут впервые лично увидел.

– Только сразу хотел бы предупредить, – вежливо сказал я.

– Пожалуйста, – вскинулся Щелчков.

– Я не один. Нас маленькая группа. Все – профессионалы.

– Ну и хорошо, – сказал мой работодатель. – Но предел гонорара уже установлен. Выше – сложно. Если только чуть-чуть или за особо трудоемкие поручения, – торопливо добавил он, увидев мою недовольную мину.

– Я не о том, Алексей Анатольевич.

– А о чем же?

– Есть правило уничтожать наиболее серьезных исполнителей, – в лоб объяснил я.

– Это не наше правило, – засуетился Щелчков.

– Это общее правило, – ухмыльнулся я.

– Что вы хотите? – сдался работодатель.

– Чтобы к нам оно не применялось. Вы работаете только со мной. Вы знаете только меня. И отвечаете за меня лично.

– В каком смысле? – насторожился Щелчков.

– В прямом. Головой. – Я кинул ему на стол пачку фотографий. Мне этот момент очень запомнился из рассказа Ефима, и я решил воспользоваться.

На фото был сам Щелчков, его семья, его папа-пенсионер, его дети и даже его старый кот, вылезший на подоконник третьего этажа погреться на солнышке.

Ефим сфотографировал все отлично, и аппарат у него – супер, с двухсот метров снимает как «СВД». Он, правда, насмерть уперся насчет детей. Мол, понимает эффективность, но даже грозить ребенком никогда не станет. Еле уломал мужика, спросив, неужели он верит в то, что я могу выстрелить в ребенка. Береславского это убедило. Если бы он знал мою анкету, наверное, серьезнее бы задумался.

– Это было лишним, – заметно побледнев, сказал Алексей Анатольевич и отодвинул снимки.

– Очень на то надеюсь, – галантно ответил я, не испытывая, впрочем, никакого раскаяния. – Итак, один или двое – в деле. Остальные страхуют от «отдачи» работодателя.

– Думайте как хотите, – уже спокойно сказал он. – Мы будем говорить о деле.

– Непременно, – согласился я и попросил показать товар лицом.