Дурная слава - Фридрих Незнанский

По коридору, сопровождаемая двоими дюжими хлопцами в милицейской форме, шла на негнущихся ногах Катерина Игнатьева.

— Катя! — окликнула ее Ковригина.

— Наташка! — Катерина буквально кинулась к ней. — Что это? За что это нас?

— Что — за что? — моментально взяла себя в руки Наташа.

— Ко мне прямо утром, я как раз на работу собиралась, заявились эти двое, — она кивнула за спину, — показали повестку, заставили расписаться, подхватили под белы руки и увезли почти на «воронке».

Катерина старалась говорить в своей обычной небрежной манере, но глаза ее были широко раскрыты от страха.

— Ну й что? Скажи спасибо, что на машине привезли, за казенный счет. А то тряслась бы в трамваях.

— Ага… Я на трамвай зарабатываю. Мне казенный счет не нужен. Как и казенные харчи. И тебя вызвали? Чего им надо?

— Не знаю, — слукавила Наташа. — Да не бойся ты! Они тебя небольно съедят, — повторила она чужую шутку.

— Ага… Под наркозом, — кивнула Катя.

Открылась дверь одного из кабинетов.

— Ковригина Наталия Сергеевна здесь? — осведомился весьма симпатичный, спортивного вида мужчина чуть старше сорока и улыбнулся таращившимся на него перепуганным женщинам.

— Здесь, — почему-то сразу успокоилась Наташа.

— Прошу! — Сделав широкий жест, мужчина отошел в сторону.

— Наташа, я на улице подожду, — ревниво крикнул вслед Туманов.

Наталия даже не обернулась. Катя Игнатьева ухватилась за рукав Туманова:

— Вы Наташин знакомый? Посидите со мной, пожалуйста!

Но в этот момент отворилась дверь соседнего кабинета, высокий, худющий молодой человек с оттопыренными ушами пригласил Игнатьеву войти.

Катя, выпрямив спину, шагнула в чертоги кабинета, словно Мария-Антуанетта на эшафот.

Глава 27

ДОЗНАНИЕ

Из протокола допроса Ковригиной Н. С.

(с применением звукозаписи):

Следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ государственный советник юстиции первого класса Турецкий А. Б. с соблюдением требований ст. 157, 158 и 160 УПК РСФСР допросил в качестве свидетеля по уголовному делу № Ковригину Наталию Сергеевну.

Вопрос. Наталия Сергеевна, вы работали в частной клинике «Престиж»?

Ответ. Да.

Вопрос. В какой должности и в какой промежуток времени?

Ответ. В должности врача-лаборанта клинико-диагностической лаборатории в период с первого декабря прошлого года по седьмое января текущего года.

В о п р о с. Вы работали четвертого января этого года?

Ответ. Да, это было мое дежурство.

В о п р о с. В лаборатории был кто-то, кроме вас?

Ответ. Нет, я работала одна. Это были праздничные дни, и мы работали с заведующей лабораторией Барковой по очереди.

В о п р о с. В этот день вы делали какой-нибудь анализ крови пациентки Бобровниковой Зои Михайловны?

Ответ. Да.

Вопрос. Расскажите об этом поподробнее.

Ответ. Когда я заступила на дежурство, а это было в девять утра, несколько пробирок с кровью уже лежали на столике для приема анализов, в том числе и пробирка с кровью Зои Михайловны. Я провела сортировку анализов по срочности выполнения. Зое Михайловне нужно было определить уровень глюкозы. Зная, что Зоя Михайловна страдает диабетом, я исследовала ее кровь в первую очередь. Это измерение проводится быстро, на автоматическом анализаторе, занимает буквально пару минут. Показатель глюкозы был низким: 2,5. Я повторила исследование, получила ту же цифру и тут же позвонила лечащему врачу, сообщила ему результат анализа.

В о п р о с. У вас было принято сообщать результаты по телефону?

Ответ. Нет. То есть сначала следовало внести результат в компьютерную историю болезни. Но я испугалась, что низкий уровень сахара связан с передозировкой инсулина, такие случаи бывают. И позвонила дежурному врачу, чтобы предупредить его.

Вопрос. Как имя, отчество и фамилия врача?

Ответ. Антон Степанович Переходько.

Вопрос. Вы позвонили дежурному врачу, и что он вам ответил?

Ответ. Он ответил, чтобы я не вмешивалась не в свое дело.

Вопрос. Что было дальше?

Ответ. Затем я внесла результат исследования в соответствующий учетный журнал и в компьютер. А компьютерную распечатку сохранила. Через час стало известно, что Зоя Михайловна скончалась.

В о п р о с. Вы знаете, отчего это произошло?

Ответ. Нет, в тот день я ничего узнать не могла. Врачи-лаборанты с больными не пересекаются. Лаборатория находится на втором этаже, стационар — на третьем, четвертом и пятом. Сотрудники лаборатории видят больных только в том случае, если делают анализы непосредственно у постели больного. Так что причины смерти Бобровниковой в тот день, четвертого января, мне были неизвестны.

Вопрос. Вы подчеркнули дату. То есть вы узнали о причине смерти Бобровниковой в какой-то другой день?

О т в е т. В следующее мое дежурство, шестого января, на врачебной конференции меня обвинили в том, что я ввела в компьютер неправильный результат: 21,5, на основе которого врач Переходько ввел больной инсулин, так как это очень высокий показатель уровня глюкозы. В результате инъекции больная скончалась. Действительно, в электронной карте Бобровниковой значилась цифра 21,5. Кроме того, из журнала учета анализов исчез листок за четвертое января, куда я вносила показатель прибора. И, наконец, доктор Переходько отрицал тот факт, что я звонила ему и предупреждала о катастрофически низком уровне глюкозы в крови Бобровниковой. Получалось, что я виновата в смерти Зои Михайловны.

В о п р о с. А вы не могли случайно внести в компьютер не ту цифру? Ну бывает же: много работы, вы одна, вас чем-то отвлекли… Вы только не бойтесь, это случается. В аэропортах диспетчеры ошибаются.

Ответ. Теоретически, конечно, могла. Потому что вы правильно все говорите: в лабораторию ходили все, кому не лень, толпами. Все нависали над лаборантами. Каждому врачу нужно срочно, каждый требует свое. В таком бедламе ошибиться не проблема. Но именно в то утро было очень СПОКОЙНО — все же праздничные дни, обращений мало, свежих больных не было. Я была очень внимательна, мне никто не мешал. Я не ошиблась, это точно! К счастью для себя, я сохранила компьютерную распечатку, где значился первоначальный результат. Я предъявила этот листок генеральному директору.

Вопрос. Стрельцову?

Ответ. Нет, тогда должность генерального директора занимал другой человек.

В о п р о с. Вы показали ему вашу распечатку, и что?

О т в е т. На этом разбор полетов для меня закончился. А генеральный директор провел какое-то совещание. Судя по тому, что со мной по данному вопросу больше бесед не проводилось, думаю, распечатка убедила гендиректора в моей невиновности. Вот эта распечатка. Прошу приобщить ее к делу.

В о п р о с. То есть кто-то исправил ваши показания прямо в компьютере?

Ответ. Получается так.

Вопрос. Как вы думаете, кто это сделал и зачем?

О т в е т. Я не знаю.

В о п р о с. А что за компьютерная программа использовалась в клинике для ведения историй болезни пациентов?

Ответ. Программа «Медиум». Она предусматривает несколько уровней доступа к информации. У меня был первый уровень, то есть минимальный.

Вопрос. Хорошо. Как я понимаю, на следующий день после этих событий вы уволились?

Ответ. Да, на следующий день после конференции.

Вопрос. Почему?

О т в е т. Но ведь невозможно работать, когда тебя так откровенно подставляют. В конце концов, это просто опасно. Последней каплей было то, что под моей подписью в компьютере появились результаты исследований, которые я вообще не проводила. Я в тот день вообще не дежурила, меня не было в клинике. Ну как же можно работать в таких условиях?

Вопрос. Почему к вам так относились? Вы плохо работали?

О т в е т. Я старалась хорошо работать изо всех сил, поверьте! Почти за двадцать лет рабочего стажа у меня в трудовой книжке только благодарности, грамоты и прочие знаки… внимания со стороны руководства. Но в этой клинике… Им не нужен был хороший работник, им нужен был свой человек, а я была чужая.

В о п р о с. Вы были свидетелем какой-либо противозаконной деятельности?

Ответ. Ну… Нет, не была. Хотя что считать противозаконным. Когда здоровому человеку ставят диагноз болезни, лечение которой существенно облегчит его кошелек… Не знаю, как это оценивать с позиций Уголовного кодекса, но с позиций нравственности — это безнравственно. Я очень рада, что ушла оттуда, так как всё равно не смогла бы там работать.

В о п р о с. Вы общались с Юрием Петровичем Бобровниковым?

Ответ. Да, несколько раз буквально по десять минут. Последний — шестого января, после конференции, накануне увольнения. Я очень мучилась тем, что академику предъявят меня, так сказать, как виновницу его горя. И пришла к нему, чтобы объясниться.