Вспышка. Книга первая - Джудит Гулд

Куда же подевался надзиратель?

Почему он не дожидается за дверью ее сигнала?

И тут она вспомнила: «Я же сама сказала ему, что хочу побыть со Шмарией больше десяти минут. Теперь каждая лишняя минута, которую он дает мне, оборачивается против Шмарии».

Наконец раздались далекие шаги. С новыми силами она принялась громко колотить по двери. Когда в конце концов дверь отворилась, Сенда проскочила мимо надзирателя и побежала вверх по ступенькам, не обращая внимания на скользкий лед под ногами и пронизывающий ее теперь, когда она была без теплого пальто, холод. Нависшая над Шмарией смерть подгоняла ее, ужас придавал силы.

Следующие несколько дней стали настоящей пыткой. Даже после того как князь каким-то чудом устроил перевод Шмарии в госпиталь, для Сенды это было всего лишь началом бессонного изнурительного дежурства. Лишь находясь неотлучно рядом со Шмарией, она могла не сходить с ума и не истязать себя.

В том, что с ним случилось, Сенда винила лишь себя одну. «Если бы я сделала так, как он хотел, – размышляла она, – и поддержала его затею ставить социальные пьесы, у меня была бы возможность присматривать за ним. Следить, чтобы он не водил знакомство с тем, с кем не следует, и не причинил себе вреда. Он не остался бы без ноги. А Тамара без отца».

И вот она была здесь, в этой холодной больничной комнате, ни на что не годная – ни физически, ни морально. Шмарии ампутировали ногу гораздо выше места, пораженного гангреной, по самую середину бедра. Она пропускала занятия, репетиции и спектакли. Но какое все это имело значение?

Шмария больше никогда не будет ходить как раньше.

При виде приближающейся к ней сестры милосердия Сенда вскочила со скамейки в комнате ожидания.

– Как он? – с тревогой спросила она.

– Почему бы вам самой не взглянуть на него? Сейчас вы можете его повидать. – Голос сестры звучал холодно и строго, но ее серые глаза светились теплом. – Даю вам пять минут и ни секунды больше.

Сенда не могла сдержать охватившего ее возбуждения.

– Спасибо! – так горячо выпалила она, что сестра нахмурилась и строго произнесла: «Шшшш!», предостерегающе приложив к губам палец.

Но ничто не могло охладить охвативший Сенду пыл. Ей неожиданно захотелось смеяться и петь. Она так быстро бежала к больничной палате, что, казалось, ее ноги совсем не касаются пола.

Шмария был вне опасности! Он поправится!

Чудеса и в самом деле случаются.

Подбежав к палате, она подавила возбуждение, медленно приоткрыла дверь, заглянула внутрь, и сердце у нее упало. Она не сразу разглядела его из-за целого моря эмалированных железных кроватей, так тесно прижавшихся друг к другу, как только позволяли тумбочки. По пятьдесят у каждой стены, всего сто, с иконой над каждым изголовьем. Напуганная стонами, причитаниями и изредка издаваемыми криками, Сенда пробежала глазами по многочисленным лицам. Все кровати были заняты, и она почти физически ощутила густое облако боли, нависшее над палатой. Больные выглядели такими жалкими, такими беспомощно уязвимыми, похожими не на взрослых мужчин, а на испуганных детей.

Сенда мягко закрыла за собой дверь и, нахмурившись, медленно пошла вдоль коек, переводя взгляд слева направо, в поисках Шмарии. К некоторым кроватям ей приходилось подходить совсем близко, чтобы разглядеть черты кажущегося спящим человека. Многие больные бодрствовали и радостно приветствовали ее приближение; затем, поняв, что она пришла не к ним, вновь откидывали голову на подушку. Сенда улыбалась им, говорила одно-два добрых слова и поспешно шла дальше.

И вот ее сердце вздрогнуло от радости.

Шмария был тут, голова его покоилась на хрустящей белой подушке, глаза были закрыты, рот слегка приоткрыт. Он мирно спал.

Ей казалось, что она целую вечность стоит и молча смотрит на него. Внутри нее разливалось тепло. Кожа его была желтовато-бледной от потери крови, лицо исхудалым и изможденным, но она видела, что он был чисто вымыт, а его волосы отливали золотом. Кто-то даже не поленился причесать его.

Это больше похоже на правду, думала Сенда; это был Шмария, которого она любила. А не то сломленное, грязное, испуганное существо, которое она видела в тюрьме. Сенда заставила выбросить из головы ту страшную сцену, как какой-то кошмарный сон, от которого оба очнулись счастливыми. Отчаянно счастливыми, потому что он вернулся к жизни. Ей захотелось кричать от радости. «Ну и что из того, что он потерял одну ногу, – думала она. – Тысячи людей теряли ноги и прекрасно обходились без них благодаря деревянным протезам. Это просто удивительно, до чего в наше время додумались доктора и инженеры!» Единственное, что имело значение, это то, что он был жив и очаг гангрены отделен от здорового тела и что он довольно неплохо приходил в себя после операции. Одна нога или две, какая разница, она все равно любила его.

При виде Шмарии Сенда почувствовала такое облегчение, что слезы заблестели у нее на глазах. При ближайшем рассмотрении он выглядел ужасающе бледным, но она была вне себя от радости, что всего за три дня он так поправился. Она была уверена, Шмария встанет на ноги, как только будет готов протез.

Сенда огляделась и, увидев на другом конце палаты стул, на цыпочках пошла за ним. Когда она вернулась, глаза его были по-прежнему закрыты, а дыхание, хотя и едва слышное, но равномерное – признак здорового сна.

Медленно, не сводя с него глаз, она опустилась на стул и с нежностью смотрела, как он спит. Сейчас он никуда не уходил. Он принадлежал ей. И она никогда еще не чувствовала себя более счастливой, более спокойной и удовлетворенной. Теперь, когда Сенда знала, через что он прошел, она чувствовала, как ее любовь к нему разгорается все сильнее. Она видела его в новом свете, более уязвимым и, без сомнения, более человечным, драгоценным, как сама жизнь. Теперь, когда он был лишен своей грозной силы и независимости, она больше чем когда-либо ощущала себя частью его.

Ее любовь к нему была почти невыносимой.

Вздрогнув, Сенда вдруг поняла, что он открыл глаза и устало смотрит на нее.

– Шмария, – нежно выдохнула она, наклоняясь вперед и целуя его. Ей захотелось взять его за руку, но он поспешно спрятал ладонь под простыню. Озадаченная этим странным поведением, Сенда продолжала улыбаться и придвинула стул поближе к его кровати. – Ты выглядишь намного лучше, – тепло сказала она, стараясь, чтобы ее голос прозвучал радостно.

Он проворчал что-то неразборчивое.

Сенда отважно продолжала:

– Когда я нашла тебя, ты был едва жив. Это просто чудо, что ты так быстро поправляешься.

В ответ он рассмеялся злым смехом.

– Хочешь поговорить о чудесах? – прорычал он едва слышным, но полным страсти голосом. – Я расскажу тебе об одном чуде, которое Охранка делает с евреями.