Атомная подводная эпопея. Подвиги, неудачи, катастрофы - Леонид Осипенко

Отсеки были настолько задымлены, что луч фонаря тонул буквально в метре. Стояла нестерпимая жара. Заварин отдраил переборку восьмого отсека, и ему стало не по себе: там лежали погибшие. В каюте управленцев тлели постели, дым шел из поста химслужбы. О том, чтобы пробраться в девятый отсек, нечего было и думать.

А попасть туда, ох, как нужно — в последнем, десятом отсеке находились двенадцать подводников, отрезанных огнем от своих товарищей.

Пленники кормового отсека

Десятый отсек на лодках этого проекта тоже жилой: в нем восемь спальных мест для матросов, каюта командира группы автоматики с тремя постелями и каюта начальника секретной части. Здесь же находятся два торпедных аппарата и солидный запас торпед.

Объем отсека — 139 м3, однако, весь он заполнен различной техникой. Остается узкий 5-метровый проход, разделяющий восемь коек в два яруса, да две каюты.

В то утро в отсеке спали двенадцать человек: два офицера — капитан-лейтенанты Борис Александрович Поляков и Владимир Иванович Давидов, три мичмана — рулевой-сигнальщик Владимир Иванович Киндин, Иван Петрович Храмцов и Иван Иванович Мостовой и семь матросов — Валерий Андреевич Саранин, Николай Геннадиевич Кирилов, Василий Петрович Михайленко, Владимир Петрович Троицкий, Вячеслав Анатольевич Демин, Валерий Николаевич Борщев и Владимир Дмитриевич Столяров.

Далее предоставляю слово командиру группы дистанционного управления Б.Полякову, сменившемуся с пульта в 4 часа утра.

«По сигналу тревоги опытный подводник знает что делать: существует Устав корабельной службы и Руководство по борьбе за живучесть, в которых расписано каждое движение. Так и тогда, вскочив по сигналу аварийной тревоги, прежде чем анализировать ситуацию, мы задраили отсек, изолировав его от остальной части лодки. И лишь потом осознали свое положение.

О том, что пожар произошел в соседнем, девятом отсеке, нам могли и не сообщать — гул пламени доносился до нас, все сильнее накалялась непроницаемая переборка. Я оказался старшим по званию и принял командование отсеком на себя». Согласно инструкциям, штатный командир отсека, оказавшийся в другом месте в момент тревоги, переходит в подчинение командира этого отсека. Отсюда необходимость подготовки каждого подводника на взаимозаменяемость.

«В первую очередь требовалось установить связь с центральным постом. Однако командир БЧ-5 не отвечал. По-видимому он включил на постоянную связь тот отсек, в котором положение самое критическое, чтобы не пропустить сообщение, от которого могла зависеть судьба лодки. Помимо громкоговорящей связи существует и второй канал— аварийный телефон, но и он молчал.

Минут через пятнадцать люди стали падать и извиваться, как ужи. Значит, система вентиляции была негерметична, и угарный газ все же поступал в отсек. Я еще раз прошелся по всем клапанам специальным ключом, в одном месте даже сломал головку.

В десятом отсеке есть глубиномер, и по нему мы следили за отчаянными попытками остальной части экипажа всплыть на поверхность. Установлен здесь и дифферентомер, за показаниями которого мы наблюдали с не меньшим волнением. Все знали, как тонут лодки — с дифферентом на корму или на нос, пока же все шло нормально. Неприятнее всего было то, что очень скоро мы оказались в полной темноте — электропроводка сгорела одной из первых.

Момент всплытия мы определили сразу. Более того, по тому, как нас закачало, мы поняли, что надвигается шторм. И сразу все почувствовали облегчение — мы покинули враждебную стихию морской пучины. Никто из нас тогда не мог и предположить, во что выльется наше вынужденное заточение».

Представьте себе положение этих двенадцати моряков. Они оказались в ловушке в тесном помещении (потом подсчитали, что на каждого из них приходилось не более кубометра), в полной темноте и с весьма ограниченным запасом воздуха, доступ которого в любой момент мог прекратиться. Связи с внешним миром тоже нет. Что происходит с лодкой, удалось ли локализовать пожар, они не знают. Каждый из них невольно думает о том, что в эту минуту лодка может пойти ко дну. Предпринять что-либо для своего спасения они не могут — достаточно вдохнуть полглотка воздуха в соседнем девятом отсеке, чтобы упасть замертво. А сколько еще зараженных отсеков впереди, неизвестно. Может быть и на лодке в живых остались они одни...

«Сложность нашего положения, — продолжает Поляков, — усугублялась тем, что мы были обречены на бездействие, в то время как остальные члены экипажа боролись за спасение корабля. Поэтому я решил посадить одного человека на связь. Этот вахтенный лежал на двух торпедах и на них спал. Другие самым тщательным образом приготовились к осаде огнем и водой: проверили герметизацию, закрепили торпеды и оборудование перед предстоящим штормом.

День пролетел незаметно. К вечеру нам удалось связаться по аварийному телефону с командиром первого отсека Завариным. Это было настоящее чудо: огонь прожигал насквозь даже металлические переборки, а кабель между концевыми отсеками уцелел. Заварин сказал мне, что вызволить нас из отсека нет никакой возможности — в девятом настоящая топка, но о нас помнят и делают все, чтобы помочь. Нам приказывали также не пытаться освободиться самостоятельно: проход по загазованным и, возможно, радиоактивным отсекам означал бы верную смерть.

В первую очередь наши товарищи постарались обеспечить нас самым необходимым — воздухом. Хорошее знание всех систем позволило быстро найти решение. Огню не удалось уничтожить трубопровод для дифферентовки лодки, по которому обычно подается вода. Теперь по ней стали подавать воздух, а по системе питьевой воды и кингстон глубиномера снималось избыточное давление и удалялся углекислый газ.

Не скажу, что нам дышалось, как на берегу моря. Воздух шел нагретый, с густым запахом масла. Впоследствии мы даже соорудили нечто вроде фильтра из куска шерстяного одеяла, чтобы ослабить постоянный привкус масла в горле. Но и этот воздух мы экономили, как могли. Все, кто не были заняты делом, лежали, чтобы расходовать минимум кислорода.

Ночь мы не спали, хотя и делать было нечего. В какой-то момент мы обсудили создавшееся положение и все возможные варианты.

По моему мнению, надежды на то, чтобы выбраться из отсека, пока лодка еще в море, у нас не было. Пожар в соседнем отсеке бушевал до сих пор, и переборочный люк наверняка прикипел. Так что мне казалось, что вызволить нас смогут только на заводе в Полярном, провентилировав зараженные отсеки и вырезав переборку автогеном. До берега идти на буксире суток десять, да прибавьте к этому несколько дней, пока подойдет помощь. Короче, сказал я, мы здесь засели дней на пятнадцать, и из этого будем и исходить. Мои предположения не сбылись...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});