Леонардо да Винчи. Опередивший время - Николай Непомнящий

…В разговорах Федька начал употреблять без нужды иностранные слова.

Хвастал познаниями, "высокоумничал", рассуждал об "алхимеи", "как делать золото", о "софистики", открывающей едва постижное естеству человеческому"…

…В сыне углицкой просвирни Евтихии Паисневиче Гагаре чужие земли возбуждали не меньшее любопытство, чем в Федьке Жареном…

…Смутно чуялось ему, что в суеверном поклонении Федьки иноземным хитростям, несмотря на все его озорничество, что-то скрывается истинное, чего ни насмешки, ни угрозы, ни даже суковатая палка дяди Копылы опровергнуть не могут…

…В Амбуаз, на свадьбу герцога Урбинского и крестины новорожденного дофина, отправился один из двух русских послов, находившихся в Риме, Никита Карачаров. Он должен был представить королю "поминки", дары великого князя Московского: шубу на горностаях, атласную, пончатую, с травным золотым узором; другую шубу на бобровых пупках, третью на куньих черевах; сорок сороков соболей, да лисиц черно-бурых и сиводушчатых; да сапоги шпоры золоченые; да птиц охотничьих. Среди других посольских писцов и подьячих Никита взял с собой во Францию Илью Потапыча Копылу, Федьку Жареного и Евтихия Гагару.

Однажды, в конце апреля 1517 г., ранним утром на большой дороге через заповедный лес Амбуаза лесник короля увидел всадников в весьма необычайных нарядах говоривших на таком странном языке, что остановился и долго провожал их глазами, недоумевая, турки ли это, послы ли Великого Могола, или, не приведи Господь, самого Пресвитера Иоанна, живущего на краю света, в стране полуденной, где обитают "этиопы", там, где небо сходится с землей…

Но это были вовсе не турки, не послы Великого Могола или Пресвитера Иоанна, а люди "зверского племени", выходцы страны, считавшейся не менее варварской, чем сказочный Гог и Магог, — русские люди из посольства Никиты Карачарова!

Тяжелый обоз с посольской челядью и королевскими "поминками" отправлен был вперед; Никита ехал в свите герцога Урбинского. Всадники, повстречавшиеся лесничему, сопровождали персидских соколов, челиг (молодых самцов ловчих птиц) и кречетов, посланных в подарок Франциску. Птиц везли с большими предосторожностями, на особом возке, в лубяных коробах, внутри обитых овчинами.

Рядом с возком ехал на серой в яблоках резвой кобыле Федька Жареный. Ростом он был так высок, что прохожие на улицах чужеземных городов оглядывались на него с удивлением; лицо у него было широкоскулое, плоское, очень смуглое; черные как смоль волосы, за что он и прозван был Жареным.

…Впереди, в некотором расстоянии от возка, ехали, тоже верхом, Илья Копыла и Евтихий Гагара.

Всадники были на опушке Амбуазского леса. Оставив слева ограду замка Клу, въехали в городские ворота.

Русскому посольству отвели помещение в доме королевского нотариуса, мэтра Гильома Боро, недалеко от башни Орлож (то есть с часами) в единственном доме, оставшемся свободным в Огороде, переполненном приезжими. Евтихию с товарищами пришлось поселиться в маленькой комнате, похожей на чердак, под самой крышею. Здесь, в углублении слухового окна, устроил он крошечную мастерскую: прибил к стене полки, разместил на них гладкие дубовые и липовые дощечки для икон, муравленные горшочки с олифой, с прозрачным стерляжьим и севрюжьим клеем, глиняные черепки и раковины с твореным золотом, с яичными валами; поставил деревянный ящик, постланный войлоком, служивший ему постелью, повесил над ним икону Углицкой Божьей Матери, подарок инока Данилы Черного.

В углу было тесно, но тихо, светло и уютно. Из окна, между крышами и трубами, открывался вид на зеленую Луару, на дальние луга и синие верхушки леса. Порой снизу, из небольшого садика, в открытое окно подымался дух черемухи, напоминавший Евтихию родину.

Только недавно он увидел странные фигуры в аллеях сада, изображающие летящего на крыльях человека. Мастера, их изготовившего, уже несколько недель как не было в живых, но все здесь, в Клу, дышало его памятью.

Загадочный образ Крылатого Человека тем более поразил Евтихия, что в те дни он работал над иконой Предтечи Крылатого. С неясной тревогой он почувствовал противоположность вещественных крыльев механика Дедала и духовных крыльев "ангела во плоти" Иоанна Предтечи…

Мысли, одна крамольнее другой, роились в голове Евтихия…

Б доме "Лионардуса"

…Франциск I из Сен-Жермена переехал в охотничий замок Фонтенбло, затем в Амбуаз. Сюда же в первых числах июня 1519 г., снова прибыл русский посол Никита Карачаров и остановился, так же как в первый приезд, в доме нотариуса мэтра Гильома Боро, на главной улице города, у Часовой башни.

Тотчас по приезде король осмотрел мастерскую Леонардо. В тот же день, вечером, принцесса Маргарита с послом курфюрста Бранденбургского и другими чужеземными вельможами, в том числе Никитой Карачаровым, отправились в замок дю Клу.

Проведав об этом, Федька Жареный посоветовал дяде, Илье Потапычу Копыле, и Евтихию Гагаре также отправиться в "Дюклов", уверяя, что они могут увидеть много любопытного в доме "сего достохвального мастера Лионардуса, мужа чудного рассуждения, благосердного, в науке книжного поучения довольного, в словесной премудрости ритора, естествославного и смышлением быстроумного".

Илья Потапыч и Евтихий с толмачом Власием последовали за ним в замок дю Клу.

Когда посольские из России пришли, Маргарита и прочие гости, уже кончив осмотр, собирались уходить. Тем не менее Франческо Мельци, верный сподвижник Леонардо, принял новых гостей с тою же любезностью, с какою принимал всех чужеземцев, посещавших дом учителя, не справляясь о чинах и звании; повел их в мастерскую и стал показывать все, что в ней было.

С боязливым удивлением они разглядывали невиданные машины, астрономические сферы, глобусы, квадранты, стеклянные колбы, перегонные шлемы, огромный, сделанный из хрусталя человеческий глаз для познания законов света, музыкальные приборы для изучения законов звука, маленькое изображение водолазного колокола, острые, лодкообразные лыжи для хождения по морю, как посуху, анатомические рисунки и чертежи страшных военных снарядов. Федьку все это пленяло, казалось ему "астроложскою премудростью и высшей алхимеей". Но Илья Потапыч то и дело хмурился, отворачивался к набожно крестился. Евтихия особенно поразил старый, сломанный остов крыла, похожего на крыло исполинской ласточки. Когда кое-как, через толмача Власия, Мельци объяснил ему, что это часть летательной машины, над которой учитель работал всю жизнь, Евтихию вспомнился крылатый человек Дедал на флорентийской мраморной колокольнице, и странные мысли пробудились в нем с новой силой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});