Наташа Кампуш. 3096 дней - Наташа Кампуш

Что мне тогда действительно помогло, так это мои разговоры с моим вторым «я» и записи в дневнике. Я начала новую серию листочков; теперь я фиксировала не только издевательства, но и пыталась письменно внушить самой себе мужество. Лозунги выживания, которые я придумывала, находясь в подавленном состоянии, а потом читала вслух. Иногда это напоминало свист в глухом лесу, но все-таки срабатывало.

Не поддаваться, если он скажет, ты тупая во всем

Не поддаваться, когда он тебя бьет

Не обращать внимания, если он скажет, ты ничтожество

Не обращать внимания, если он скажет, ты не можешь без него жить

Не реагировать, если он выключит свет

Все ему прощать и не таить злобу

Быть сильнее Не сдаваться

Никогда, никогда не сдаваться

Не поддаваться, никогда не сдаваться. Проще сказать, чем сделать. Так долго мои мысли были сконцентрированы на том, чтобы вырваться из этого подвала, из этого дома. Теперь это свершилось. И ничего не изменилось. Снаружи я была точно такой же пленницей, как и внутри. Казалось, внешние стены стали более проницаемыми, но мои внутренние были забетонированы как никогда. К тому же наши «выходы в свет» вводили Вольфганга Приклопила в состояние крайней паники. Разрываясь между своей мечтой о нормальной жизни и страхом, что попыткой бегства или своим поведением я могу все разрушить, он становился все более беспокойным и неуправляемым. Несмотря на то, что в доме я была надежно укрыта. Взрывы бешенства учащались, естественно, вина возлагалась на меня, и он впадал в параноидальный бред. Его больше не успокаивало мое робкое, боязливое поведение в обществе. Может быть, в глубине души он считал, что эту неуверенность я только разыгрывала перед ним. Насколько я была не способна к такой инсценировке, показал следующий выезд в Вену, который по идее должен был покончить с моим пленом.

Мы ехали как раз по Брюннерштрассе, когда движение замерло. Полицейский контроль. Машину и людей в униформе, машущих из нее, я увидела еще издалека. Приклопил резко втянул в себя воздух. Он ни на миллиметр не сдвинулся со своего места, но я заметила, как его руки вцепились в руль и как побелели суставы пальцев. Внешне он оставался абсолютно спокоен, когда припарковал машину у обочины и опустил стекло. «Пожалуйста, права и документы на машину!» Я осторожно подняла голову. Лицо полицейского выглядело неожиданно юным, его тон был твердым, но дружелюбным. Полицейский внимательно изучал лицо Приклопила, пока тот вытаскивал бумаги. Его взгляд только коротко скользнул по мне. В моем мозгу сформировалось слово, которое я видела в виде большого комикс-облачка, парящего в воздухе: ПОМОГИТЕ! Оно было таким явственным, что я не понимала, почему полицейский моментально не отреагировал. Но он равнодушно взял протянутые ему бумаги и просмотрел их.

Помогите! Вытащите меня отсюда! Вы контролируете преступника! Я моргала и вращала глазами, как будто подавая сигналы Морзе. Должно быть, со стороны я выглядела как припадочная. Но это было не что иное, как отчаянный сигнал SOS, посылаемый худым подростком, сидящим на переднем сиденье белого автофургона.

В моей голове проносились путаные мысли. Может быть, просто выпрыгнуть из машины и побежать? Я могла бы кинуться к полицейской машине, она же стояла прямо перед моими глазами. Но что сказать? Будут ли меня слушать? А если мне откажут? Приклопил схватит меня в охапку, красноречиво извинится за беспокойство и за то, что его помешанная племянница мешает их работе. А кроме того: попытка к бегству, это то табу, нарушить которое смерти подобно. Если я потерплю неудачу, то лучше не представлять, что меня ждет. Но все же, если получится? Я видела перед собой Приклопила, как он нажимает на педаль газа и машина срывается с места, визжа шинами. После этого его занесет и выбросит на встречную полосу. Скрипящие тормоза, раздробленное стекло, кровь, смерть. Приклопил неподвижно лежит на руле, вдалеке слышен вой сирен.

«Спасибо, все в порядке! Доброго пути!» — Полицейский коротко улыбнулся и протянул Приклопилу документы через окно. Он не имел понятия, что остановил машину, в которой почти восемь лет назад была похищена маленькая девочка. Он не имел понятия, что эта маленькая девочка почти восемь лет содержится в плену в подвале преступника. Он не знал, что был на волосок от того, чтобы раскрыть преступление и стать свидетелем автомобильного суицида. Достаточно было одного моего слова, одной мужественной фразы из машины. Вместо этого я сжалась на сиденье и закрыла глаза, в то время как Похититель тронулся с места. Ведь я потеряла самый большой шанс вырваться из этого кошмара. Только задним числом мне пришло на ум, что у меня вообще не возникла такая простая мысль — заговорить с полицейским. Настолько я была парализована страхом, что Приклопил расправится с тем, с кем я войду в контакт.

Я была рабыней, подневольной. Я стоила меньше, чем домашнее животное. У меня больше не было голоса.

* * *

Во время моего плена я всегда мечтала о том, чтобы зимой поехать кататься на лыжах. Синее небо, сияющий под солнцем снег, одевший ландшафт в девственный пушистый наряд. Хруст снега под ногами, мороз, окрашивающий багрянцем щеки. А после — горячее какао, как раньше, после катания на коньках.

Приклопил был хорошим лыжником. В последние годы моего заточения он часто совершал однодневные поездки в горы. В то время как я упаковывала его вещи и проверяла скрупулезно составленные списки, он уже был взволнован в предвкушении удовольствия. Воск для лыж. Перчатки. Плитка мюсли. Солнечный крем. Бальзам для губ. Шапка. Я каждый раз сгорала от тоски, когда он запирал меня в застенке и покидал дом, чтобы в горах скользить по снегу под ярким солнцем. Ничего более прекрасного я не могла себе представить.

Незадолго до моего восемнадцатилетия он все чаще заговаривал о том, чтобы как-нибудь взять меня с собой на такую лыжную прогулку. Для него это было важным шагом в направлении «нормальности». Возможно, таким образом он хотел выполнить мое желание. Но кроме этого, получить подтверждение тому, что одержал окончательную победу. Если я и в горах не сорвусь с поводка, значит, по его мнению, он все сделал правильно.

Приготовления заняли несколько дней. Похититель осматривал свои старые лыжные вещи и откладывал в сторону разные детали одежды, чтобы я их примеряла. Одна куртка подошла — пушистая штука из семидесятых годов. Не хватало лыжных штанов. «Я их тебе куплю, — пообещал Похититель. — Мы вместе поедем в магазин». Его голос звучал взволнованно, и в этот момент он выглядел счастливым.

В тот день, когда мы поехали в «Донауцентр»,[45] у меня упало давление. Я очень исхудала и, залезая в машину, еле держалась на ногах. Это было странное чувство — посетить торговый центр, по которому я раньше часто слонялась с родителями. Сейчас его от Реннбанвега отделяют только две станции метро, тогда это было несколько остановок на автобусе. Похоже, Похититель чувствовал себя очень, очень уверенно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});