Питерская принцесса - Елена Колина

Антон, интимно наклонившись к ее уху, прошептал:

– Я тебе потом все расскажу, что у меня тут было! И кто!

Маша кивнула – обязательно расскажешь. Собирая на ложечку крошки Аллочкиного «Наполеона» у себя в тарелке, она незаметно оглядела Антона. Ничуть не изменился. Правда, прежде красивые и значительные черты его лица, сохранив красоту, стали менее значительными, менее мужскими. Будто в ряд поставили несколько фотографий – на первой отставил пухлую ножку мальчик с игрушечным ружьем наперевес, на второй юноша, но в том же детском антураже, и на третьей – взрослый уже мужчина, но в той же позе – ножка отставлена, в руке игрушечное ружье.

– А ты быстро выучила язык? У тебя же в школе был французский, – поинтересовалась Нина.

– У меня была книга с картинками. Первый текст начинался так. – С учительской важной интонацией Маша произнесла: – «У меня во рту 32 зуба. И язык».

Боба наконец засмеялся, развернувшись к Маше.

– Американский английский – простой, – вздохнув «ф-фу!..», радостно заверещала Маша. – Всякие глупости вроде скрытого смысла, метафор там разных, американцев только огорчают. Еще они любят использовать эвфемизмы. Например, вместо того чтобы сказать: «У него была клиническая смерть», говорят: «Человек прошел через жизнеутверждающее испытание».

Рите хотелось еще высказываться, общаться. Закончив инспекцию Америки, она перешла к инспекции самой Маши.

– А чем вы занимаетесь?

Поглядев искоса на Бобу, Маша оживилась. Все как прежде – она шутит, Боба смеется.

– Я долго решала, кем быть. Америка все-таки, выбор большой, – можно бомжом, можно клерком с девяти до пяти, – проникновенно глядя на Риту, ответила она. – Думала-думала и решила для начала просто пару лет полежать на диване. Потом я была актрисой. Снималась в мультфильмах.

Рита испуганно вскинулась. Боба опять фыркнул.

– А теперь я врач, – уверенно добавила Маша.

Старшие Любинские, Аллочка, Нина зашумели – как, врач? Молодец какая, кто бы мог подумать, это сколько же надо учиться!.. Даже Гарик зашевелился – надо же, Машка – врач!

Боба с сомнением посмотрел на Машу и прошептал:

– Ты сейчас будешь врать подробно?

– Ну, хочешь, я буду программист? – еле слышно прошептала ему Маша.

– Будь лучше космонавтом, – пробурчал Боба.

Все в Маше забурлило радостным бульканьем.

– Как скажешь, Боба, все для тебя!

Внезапно все заговорили хором, и над столом возник наконец стойкий невнятный гул, который звучит обычно при правильном ходе застолья. Маша тихонечко сидела, кивала одновременно всем.

– У меня вышло три книги...

– Я хожу на шейпинг...

– Сейчас никто не пишет, как Гарик...

– У Венечки большие способности к рисованию...

– Мы ходим в Мариинку каждый месяц и еще на все московские гастроли... А как у тебя с культурной жизнью?..

– Женечка хорошо поет...

– Мы в прошлом году катались на горных лыжах в Тироле, но в Италии мне больше понравилось... А ты где катаешься?..

– Последний гонорар Гарик получил очень большой...

– Я два раза в неделю играю в теннис...

– Я не люблю Армани, он слишком вычурный... Балансиага лучше... а ты что предпочитаешь?.. Донну Коран?..* * *

Старший Любинский обошел стол, наклонился над Машей и, неловко приобняв ее за шею, шепотом выкрикнул:

– Юрка как?!

Слегка придушенная, Маша попыталась вылезти из его объятий:

– Хорошо.

– Ты скажи Юрке, я на его письмо не ответил... – шептал сзади Любинский. – Сначала обида, сама знаешь, потом зарплату не платили, я с работы ушел. Ну что писать – жаловаться на нищету? Я же знаю Юрку – он бы начал из Америки «сникерсы» слать. Дед-то, выходит, прав был – надо было мне научную карьеру выбирать. Доктор наук – он и в Африке доктор наук. – Он махнул рукой. – Теперь у нас Боба командир. Новый русский... видишь? – Он обвел рукой окружающие их мебельные красоты. – Только бы Гарик... – не договорил, отошел.

Из общего невнятного гула выделился голос Антона:

– Представляете, вчера подхожу к дому, вдруг возле меня останавливается безумно крутой «мерс». Из него выходит девушка, очень красивая. Пригласила меня в «Грибоедов»... там одна молодежь собирается. Значит, она решила, я еще сгожусь... – Он повысил голос. – Между прочим, чем старше я становлюсь, тем больше вызываю интерес у женщин...

И Наташино презрительное, со смешком:

– Она тебя с кем-то спутала. Зачем ты нужен красивой девушке? К тому же у нее «мерс», а у тебя что?

Маша прислушалась. Что он скажет? Но его обиженное бурчание заглушил Нинин добродушный смешок.

Все вздрогнули от внезапного громкого звука. С экрана телевизора заорал на всю комнату Максим Леонидов: «То ли девочка, то ли виденье...» Почти одновременно с ним раздались строгие окрики с разных концов стола:

– Соня!

– Я нечаянно нажала! – испугалась давно уже теребившая в руках пульт от телевизора Соня. – Выключаю! – Она испуганно мазнула пальцем по пульту.

«Сегодня в два часа дня в подъезде дома номер семь по проспекту Обуховской Обороны четырьмя выстрелами из пистолета „ТТ“ был убит коммерсант Борис Васильев. Борис Васильев скончался на месте происшествия», – бодро сообщил ведущий «Новостей».

Смахнув по дороге локотком тарелку, Аллочка выпрыгнула из-за стола и бросилась к телевизору. На большом, в полстены, экране замер кадр – на носилках человек в черной куртке с неразличимым лицом. Почему-то крупным планом показаны ноги.

«Преступник предположительно скрылся на машине „ВАЗ-2109“ вишневого цвета. По информации правоохранительных органов, данной корреспонденту канала НТВ-Петербург, по всем признакам произошло заказное убийство. Из других новостей...»

– Ботинки не наши, у Бобы таких нет, – повернувшись к остальным, деловито произнесла Аллочка.

Все неотрывно смотрели на Бобу.

– А... в России же часто случаются убийства... – растерянно забормотала Маша. – Что... это ваш знакомый?

В Бобином кармане зазвонил мобильный.

– Да, – рявкнул Боба в крошечную трубку и, пожав плечами, бросил телефон на стол. – Повесил трубку. Идиот!

– Не идиот, а идиотка! – засмеялась Наташа с истерическим всхлипом. – Она же думала, тебя убили... а убитый сам подходит к телефону и говорит: «Да!» Она от ужаса и повесила трубку... Бедная девушка!

– Я сейчас! – Нина испуганно смотрела на Наташу. Всегда такая выдержанная, холодная. Что это с ней, шок? Она помчалась на кухню, выкрикнув уже из коридора: – Валерьянку принесу!

Бобин мобильный не умолкал. Несколько раз звонили и вешали трубку, потом осторожно перезванивали домой. На звонки отвечала Аллочка. Наташа лежала на диване с мокрым полотенцем на лбу.

– Я не понимаю, Боба... – чуть не плача, произнесла Маша. – Стоит человеку уехать ненадолго, так из него уже и рады дурака сделать. Ты теперь не Боба Любинский, а Борис Васильев? Ты что, взял Наташину фамилию? А зачем?

– У нас, то есть у Бобы, конечно, сеть магазинов, – значительно отозвалась Аллочка. – И еще...

Противно царапнул звук резко отодвигаемого стула. Поднявшись и прихватив по дороге телефон, Боба дернул Машу за руку:

– Ладно, все. Пошли отсюда.

– А как же все... – Маша потянулась за ним, слегка упираясь и виновато приборматывая на ходу: – Погоди, неудобно...

– Куда, куда это вы... – обронив по дороге покровительственные манеры хозяйки дома, бросилась к зятю Аллочка. Похлопотав лицом, сложила в значительную гримасу. – Володя, скажи своему сыну...

– Кто платит, тот и заказывает музыку... – едко произнесла Рита.

Боба с Машей медленно шли к реке по заснеженной дороге. Вдоль дороги огромные ели, снежные крыши домов.

– Все как на рождественской открытке! – с восхищенным придыханием воскликнула Маша, фонтанами разметая снег тонкими кожаными ботинками. – У чукчей есть ужасно много слов для разного снега, а у нас? Вот этот снег – пушистый, мягкий, скрипучий... и все?

– Русскую зиму заказывали? – спросил Боба.

– Ага... Умереть можно от такой красоты...

– Все для тебя.

По нехоженому снежному берегу направились к реке. Боба впереди, за ним, аккуратно ступая в его следы, Маша.

– Иди сюда, Бобочка, отсюда так красиво, – сладким голосом позвала Маша, остановившись под елкой. Встав на цыпочки, ловко потрясла над ним снежной веткой, засмеялась довольно. – Ты – снеговик.

Повозившись в снегу, они прислонились к елке уже двумя снеговиками, пристроились под пышными еловыми лапами, будто в доме, где внутри тепло, а за окнами идет снег.

– Ты вот живешь здесь и не знаешь, а зима – это самое большое счастье! – Маша замерла, не сводя глаз с заснеженного холма. – Я сейчас буду снег есть. – Она действительно открыла рот и высунула язык.

– Где-то в сарае Сонины санки валяются... Хочешь, я тебя покатаю, как маленькую...

«Нет уж, на сегодня с меня достаточно лирики и драматических эффектов», – подумала Маша.