Барский театр - Владимир Бабенко

Нет, это не изображение птицы, вытесанное из гранита, а потом выкрашенное масляной краской в один из основных колеров буддизма. Такое пернатое действительно существует. Приятного приглушенного синего (скорее матово-голубого) цвета. Чудесная птица. Небольшая, грациозная, можно сказать аристократическая (не то что простоватый и скандальный дрозд-рябинник). И песня у нее красивая: короткая, свистовая и негромкая. А живет она на прибрежных крутых каменистых берегах Южного Приморья. И только там. Эндемик. В общем, птица для эстетов. А учитывая, что она редкая и далекая — то это настоящая мечта.

* * *

Однообразная работа в «почтовом ящике» провоцирует у сотрудников развитие хобби.

Глеб, как молодой специалист, попав в одно из таких учреждений, с удивлением обнаружил, что в перерывах в курилках и даже в рабочее время научный и технический персонал огромного авиационного «почтового ящика» вовсе не обеспокоен повышением устойчивости планёра в режиме полета на малых скоростях или проблемами сварки электронной пушкой титановых пластин. Оказывается, большую часть времени одни сотрудники дискутировали о том, какой лучше мастикой покрывать днище жигулей — самопальной отечественной или же фирменной французской, другие делились с товарищами опытом, как из серебряной ложки правильно сделать мормышку, сместив центр ее тяжести так, что даже при слабом движении лески блёсенка натурально играла, и чем эту мормышку следует полировать перед тем, как погрузить в лунку. В этой же аудитории спорили о сортах стали, методах закалки и об углах заточки ледовых буров, которыми эти самые лунки во льду и сверлятся.

В третьем «клубе» обсуждали всевозможное способы повышения кучности стрельбы из гладкоствольного ружья — от изготовления разных вариантов контейнеров, препятствующих деформации свинцовой пули при прохождении через чоковое сужение, до модификации пули Блондо (той самой, которую французские маки́ изобрели для отстреливания эсэсовцев из своих охотничьих двустволок).

Эти братства были самые многолюдные.

Были и другие. Двое (оба — специалисты по аргоновой сварке) мечтали построить собственную яхту, дойти на ней до устья реки, а потом — по морю — до острова Ионы.

И было еще четыре человека, которые говорили о певчих птицах.

Именно к ним через некоторое время и примкнул Глеб. Правда сначала он успел побывать на зимней загонной охоте, где ему дали чье-то старое ружье, такой же тулуп и негреющие валенки, поставили на номер, на который зверь не вышел (впрочем и не должен был выйти), а вечером в какай-то избе Глеба, всего перемерзшего, накормили полусырой печенью застреленного другими лося и насмерть упоили водкой.

После этого Глеб пристроился было к рыбакам. Но просидев целое вьюжное воскресенье у черной дыры лунки (почему-то напоминавшей ему отверстие унитаза) и случайно вытащив из нее единственного чебака, а затем так же замерзнув, как и при охоте на копытных, и так же опьянев (на этот раз в пригородной электричке), он, наконец, примкнул к любителям птиц.

Это хобби было по нему. В птичьей компании Глеба не заставляли выезжать за город, мерзнуть там весь день, а потом пить водку.

Его привели домой к известному патриарху-птицелюбу. Это был высокий сухощавый, прихрамывающий на правую ногу старик, удивительным образом похожий на Дон Кихота: у него были точно такие же усы и такая же бородка клинышком, как у героя романа Сервантеса, проиллюстрированного Густавом Доре. Прозвище у орнитолога было «Птичий Дед». Он получил его от местных жителей в Туркмении, где ловил пернатых для своей домашней коллекции.

Всё в этом доме говорило о том, что птицы для Дон Кихота — это главное в жизни. Повсюду висели и стояли разнокалиберные клетки и клеточки, в которых кто-то копошился — пища, вереща, чирикая или выводя рулады.

Вблизи вся эта мелюзга оказалась очень занятной. Глебу особенно понравилась темно-голубая глазастая птица. Она кланялась, подергивала хвостом и негромко, но очень внятно и красиво пела.

— Это что? Синяя птица? — спросил Глеб.

— Настоящая синяя птица вот там сидит, — и Дон Кихот показал на большую клетку, в которой прыгало фиолетовое существо.

— А где она водится?

— Она на Тянь-Шане обитает. А эта, которая вам понравилась, она из Приморья. Синий каменный дрозд называется. Ну что, посмотрели? Пойдемте чай пить.

Глеб пошел в ванную мыть руки. Там на перекладине, где в обычных домах висят полотенца, сидел огромный длиннохвостый красный попугай. Птица, увидев Глеба, так оглушительно заорала, что у инженера заболела голова и он подумал, что с попугаями связываться никогда не будет.

Глеб прошел на кухню, где уже собралась вся компания «птицелюбов» с Дон Кихотом во главе.

Кухню также украшали клетки с пернатыми. Кроме того, на подоконнике стояло чучело куропатки (как показалось Глебу, очень плохо сделанное: ноги были вывернуты, с крыла свисало непричесанное перо, да и вся поза была какой-то неестественной).

Все уселись за стол, и Глеб стал слушать разговоры этих странных людей, которые с энтузиазмом рассуждали о линьке птиц, об их песнях, о каких-то лучках и тайниках, о том, как у муравьев надо добывать яйца, и в какой муке мучные черви бывают толще.

Поддерживая беседу, Дон Кихот совершал бессмысленное, на взгляд Глеба, действие: не торопясь крошил хлеб прямо перед неудачным изделием таксидермиста. Дон Кихот погладил чучело по голове. К несказанному удивлению Глеба оно ожило, неуклюже переступило лапами, потом нежно закудахтало. Головка ожившей птицы потянулось к руке Дон Кихота, и куропатка взяла клювом крошку хлеба.

— К старости совсем ослепла, — сказал Дон Кихот. С рук кормить и поить приходится. Грех такую в клетке держать. Поэтому и живет все время на подоконнике.

* * *

Возвращаясь от Дон Кихота, Глеб решил, что птички — это как раз то, что ему надо. Душевный комфорт, отсутствие спиртных напитков и, наконец, чудесная птица со странным названием «синий каменный дрозд» определили его судьбу.

Глеб стал часто бывать у Дон Кихота и однажды вернулся домой не один. За пазухой он нес маленькую клеточку, в которой смирно сидела его первая птичка — японская амади́на — презент от Птичьего Деда. В кармане Глеба лежал и пакетик с недельным запасом «канареечной смеси» — тоже подарок Дон Кихота.

Глеб клеточку на стол, насыпал в кормушку семян, налил воду в поилку, сел на стул и стал смотреть на амадину.

Птица была абсолютно ручная. Она мгновенно освоилась, поклевала зернышки, попила водички, села на единственную жердочку, почистила перышки и тихонько, по-воробьиному, зачирикала.