Другой - Томас Трайон

Джордж поддержал тост и протянул белый конверт с чеком доктору Брайнарду, который передал его Фенстермахеру, а тот вручил его мистеру Пеннифезеру. Мужчины уселись, и Винни, осушив бокал, стала подавать десерт. Разговор возобновился, мистер Пеннифезер дружески болтал с мистером Анжелини, который стоял возле его стула и, смущенный, принял второй бокал вина. Ада незаметно ускользнула в буфетную, а Винни разливала кофе, когда распахнулась дверь, выходящая в холл, все повернули головы и увидели Торри, застывшую на пороге.

Снова мужчины встали, а Райдер бросился к жене и попытался вывести ее из комнаты.

— Нет... нет, пожалуйста. Я... — Она повисла у него на руке, бессмысленно озираясь вокруг. Одета она была небрежно: кофта не застегнута, чулок нет. Она не накрасилась, и волосы, собранные на затылке, небрежно стянуты резинкой. В руках она держала куклу-лампу, провод от нее тянулся по полу. Удивленная обращенными к ней взглядами, она заколебалась.

— Я пришла... — начала она снова, с мукой глядя на Райдера.

— Ты пришла, чтобы присоединиться к тосту, правда, Торри? — поддержал ее дядя Джордж, стараясь разрядить напряженность, и проводил ее на место. — Ну разве это не замечательно!

— Да, — сказала она рассеянно. Вилка лампы скрежетала по голому полу, пока она позволяла себя усаживать. Она положила лампу на колени и поправила юбку-абажур. На ее заплаканном лице выделялись красные глаза с припухшими веками, в глазах застыла пустота. Голос хриплый, так что для Нильса это была не Торри, а какое-то незнакомое, полное тоски существо.

Затянувшееся молчание прервал мистер Пеннифезер:

— Джордж, поскольку Торри почтила нас своим присутствием, я считаю, что мы должны провозгласить второй тост. Может быть, доктор произнесет его?

Доктор Брайнард прочистил горло, члены управы откашливались в ладошки, подтягивали галстуки и старались смотреть куда угодно, только не на Торри, прямо сидевшую во главе стола и безучастно смотревшую на Джорджа, подставившего бокал под втулку бочонка и свободной рукой повернувшего краник.

Как кровь из вскрытых вен, вино брызнуло в бокал, затем струя иссякла, снова брызнула, журча, и сошла на нет.

Пораженный, Джордж повертел маховик, поставил бокал и наклонил бочонок над ним. Слабая струйка потекла в полупустой бокал.

— Не может быть пустым, — пробормотал он, встряхивая бочонок и крутя его на серебряной подставке. Он прислушался, затем удивленно уставился на Лино. — Черт побери, похоже, он полный, правда, Лино? — Его пожелтевшие от табака пальцы развязали узел стягивающей бочонок веревки. Он отбросил в сторону брезент и при свете поднятой свечи заглянул внутрь. И тут же схватил салфетку и прижал ко рту, и, в то время как Нильс и мистер Анжелини оставались на своих местах, остальные подошли поближе — мистер Фенстермахер и доктор Брайнард, мистер Фули и Ада, — и все вместе посмотрели. Мистер Фенстермахер первым бросился прочь, издавая громкие хриплые звуки, Ада закричала, и Торри, вскочив, бросилась вперед, раскинув руки, и Райдер с трудом перехватил ее, когда она стала падать, а кукла-лампа откатилась к стене, лампочка лопнула.

— Что это? — недоумевал мистер Пеннифезер. — Что это? — Он один сидел, прячась за черными очками, в дальнем конце стола, не имея возможности видеть то, что ясно видели остальные и что Нильс, вглядывающийся в колеблющийся в пламени свечи облик брата-близнеца, старался не видеть: маленькое лицо, выглядывающее из темно-красного вина, совсем как младенец в бутылке, волосы развеваются, глаза смотрят в потолок, рот раскрыт в немом крике.

6

Бедный ребеночек. О, бедный, бедный ребеночек, маленький ребеночек Торри. Сердце его кровоточит. Иисус, Холланд, Христос, Холланд, о, Христос, что же это делается! Какое ужасное, жуткое злодейство сотворено с маленьким младенчиком Торри. Наизнанку выворачивает, стоит только об этом подумать. Холланд, наверное, рехнулся. Да, так должно быть, Холланд действительно рехнулся. Надо быть сумасшедшим, чтобы вытворять такое. Но как бы там ни было, он оказался прав: Холланд знал, где находится ребеночек, конечно, он знал.

Как тихо вокруг. Спокойствие и мертвая тишина. Обычно в доме что-нибудь потрескивает под штукатуркой, трещат половицы, потолок, будто дом медленно рассыпается. Но не теперь. Теперь ни звука. Кроме дедушкиных часов. Тик-так, тик-так. В темноте это действовало на нервы, пугало его. Сколько уже времени прошло с тех пор, как он сидит в кладовке? Как он ненавидит темноту!

Осторожно сменив позу, он толкнул локтем мешок с клюшками для гольфа дяди Джорджа и ухватил его, прежде чем мешок грохнулся на пол. От мешка шел запах, какой-то странный спертый дух. Так пахнут калоши, так пахнет папина кожаная куртка, висящая на крючке. В кладовке было душно. Узкий луч света проникал сквозь неплотно прикрытую дверь. Приложив глаз к щели, он мог видеть только верхнюю площадку лестницы. Он сбежал из столовой прежде, чем кто-нибудь заметил его исчезновение, — кто-нибудь, только не Ада, ее глаза следили за каждым его движением, но ей не хватило быстроты, и, прежде чем она поняла это, он прошел через буфетную, кухню, потом через холл и вверх по лестнице в кладовку. Вскоре дядя Джордж протопал в свою комнату, видимо, за ключами от машины, потому что Нильс расслышал, как что-то говорилось о том, что Райдер отвезет Торри в дом своей матери на поправку и вызовет констебля Блессинга. Потом он слышал, как ушли остальные, члены управы и другие. Когда все ушли, можно было слышать, как Винни и Ада шепчутся внизу под лестницей, но, даже прижав ухо к щели, он не мог разобрать, о чем они говорят. После этого все быстро успокоилось, хотя какое-то время по всему дому еще расхаживали люди. Искали его, он был уверен. Потом — молчание. Кроме часов. Тик-так, тик-так.

Вдруг он услышал, как открылась дверь в том конце холла: Ада. Он распознал ее шаги, пока она шла по галерее. Затем она показалась в поле зрения на верху лестницы. В халате, волосы распущены и рассыпались по плечам. На лице странное выражение, он не мог его расшифровать. Вот она повернулась и начала спускаться по ступенькам. Один шаг, другой... останавливается. Вот остановилась, замерла неподвижно, вслушиваясь, как-то смешно сжимая плечи, будто нарочно хотела сгорбиться больше обычного, и Нильс затаил дыхание и сжался, боясь шелохнуться. Неужели она вспомнила про кладовку? Нет, двинулась дальше. Раздался негромкий щелчок, и медленно и печально часы начали отбивать одиннадцать.

Теперь Ада остановилась посреди лестницы и, спиной к двери, стояла неподвижно, приподняв плечи, будто мертвые удары часов отдаются в ее костях, голова у нее мелко тряслась. Она повернула голову, и он увидел, что глаза у нее закрыты, брови нахмурены, обе руки прижаты к подбородку. Раз или два дернулись желваки. Она подняла волосы и дала им свободно упасть на плечи, потрогала лоб ладонью, будто у нее жар. Но нет, это не жар: она сосредоточивается! Лицо ее выражало глубочайшую сосредоточенность — она играла в игру! Играла в него, его разыскивала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});