Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича - Платон Васенко

В нем действовало во время шведской оккупации особое правительство, состоявшее из шведов и новгородцев поровну. Жителям не должно было чиниться никаких насилий. Орудий военных, припасов и т. д. не должно было вывозиться в Швецию. Таковы были условия договора шведов с новгородцами. Однако в действительности шведы держали себя в городе надменно, прибегали к насилиям и возбудили против себя большинство населения. Конечно, и среди новгородцев нашлись шведские сторонники, отступники «православной веры». Об этом свидетельствуют и перенесший шведскую оккупацию дьяк Иван Тимофеев и донесения шведских военачальников384.

Во всяком случае, новгородцы во время междуцарствия вели, как мы знаем, переговоры с Москвой о кандидатуре предназначенного ими в государи королевича Карла-Филиппа на русский царский престол. Во время переговоров выяснилось, что и новгородцы, и остальные русские люди непременным условием признания Карла-Филиппа считают принятие им православия. Между тем время шло и принесло с собой большие перемены.

У нас, на Руси, был избран царем Михаил Федорович, а в Швеции умер король Карл IX и на престол вступил Густав-Адольф. Королевич Карл-Филипп, собравшийся было отправиться в Новгород и вызвавший даже к себе в Выборг новгородское посольство, так и не приехал «на свое государство». Он уступил свои права на Новгород своему державному брату, приславшему в этот город на смену Делагарди фельдмаршала Эверта Горна. Последний доносил своему государю, что настроение новгородцев изменилось, что все они явно или тайно стоят на стороне Москвы. К этому времени относится посольство архимандрита Киприана и дворян Якова Бобарыкина и Матвея Муравьева в Москву. Посланные шведами для переговоров с Москвой, они получили аудиенцию у царя, которому «биша челом и милости просяху со слезами». Им дана была тайная милостивая грамота к митрополиту и ко всем людям о том, что государь их пожаловал и вины им все отдал. В то же время была дана и другая грамота с ответом на посольство. По возвращении послов они «те милостивые государевы грамоты роздаша все в тайне». Но шведы «проведаша про тот список и про их челобитье», после чего «томуж архимандриту и дворянам бысть теснота и гонение великое».

Военные действия шли своим чередом. Кроме множества мелких столкновений были и очень значительные. Так, шведы осадили Тихвин, и только упорное сопротивление горожан спасло этот город от участи Новгорода. В свою очередь, в конце 1613 или в начале 1614 года царь Михаил Федорович «с многою ратью послал боярина князя Дм. Т. Трубецкого». Последний провел зиму в Торжке, где у него в войске «было нестроение великое, грабежи от казаков и от всех людей». Весной Трубецкой двинулся к Новгороду и в июне 1614 года потерпел решительное поражение под Бронницами, потеряв многих людей пленными и убитыми. Сам Трубецкой с трудом ушел от преследования врагов385.

В 1615 году король Густав-Адольф явился на Русь и осадил Псков, но безуспешно, причем погиб храбрый Эверт Горн. В это время Англия предложила свое посредничество воюющим, прислав для этой цели своего агента Джона Мерика. Решено было отправить с обеих сторон уполномоченных для ведения предварительных переговоров. Шведский король назначил для этой цели Клоса Флеминга, Генриха Горна, Якова Делагарди и Монса Мартензона. Русскими послами были князь Даниил Иванович Мезецкий и Алексей Зюзин. Посредничал Джон Мерик и голландские послы. Переговоры происходили сперва с января 1616 года в Дедерине, были прерваны в июне, а затем с декабря 1617 года возобновились в Столбове, где и был двадцать седьмого февраля 1617 года подписан Договор вечного мира. Шведы вернули России Великий Новгород, Старую Руссу, Гдов, Порхов и Ладогу с их уездами и Сумерскую волость. За Швецией остались Ивангород, Ямы, Копорье, Орешек. Кроме того, мы должны были уплатить Швеции 20 000 рублей серебром.

Переговоры были бурными, спорили и горячились много, но обе стороны желали мира и остались им довольны. Густав-Адольф очень ценил приобретения Швеции. Великий король прекрасно понимал, что Русь, могущества которой он опасался, надолго отрезана от Балтийского побережья. Но России, как метко выразился С. М. Соловьев, «теперь было не до моря». Недаром государь писал нашим послам: «С шведскими послами никак ни зачем не разрывать, ссылайтесь с ними тайно, царским жалованьем их обнадеживайте, сулите и дайте что-нибудь, чтоб они доброхотали, делайте не мешкая для литовскаго дела и для истомы ратных людей, ни под каким видом не разорвите»386.

И действительно, с одной стороны, Столбовский договор принес очищение Новгорода, освободившегося от шведов к четырнадцатому марта 1617 года, и других важных русских городов, с другой – мир со Швецией. При все более и более угрожавшем положении Речи Посполитой России важно было не иметь врага на другом фронте. Поэтому, несмотря на отказ (конечно, временный) от берегов Балтийского моря, мы радовались необходимому миру со Швецией и возвращению исконных русских областей. Поэтому нельзя не считать договор от двадцать седьмого февраля 1617 года значительным успехом для Московского государства.

IV

Еще более враждебными, чем со Швецией, были в момент воцарения Михаила Федоровича отношения нашей родины с Речью Посполитой. Это обстоятельство не требует дальнейших пояснений. Из предыдущего изложения видно, что русские люди имели полное основание относиться к Сигизмунду и полякам со жгучей ненавистью. Со своей стороны, поляки имели свои причины к глубокому неудовольствию русскими. Их самолюбие страдало от непризнания Владислава русским царем; много поляков и литвы погибло от руки русских или томилось в неволе. При этом полякам важно было удержать за собой Смоленск и другие добытые земли и завоевать новые области. Не совсем отказались поляки и от мысли о полном подчинении Руси их государству.

При таком настроении противников понятно, что военные действия с обеих сторон продолжались. Впрочем, и Русь, и Польша готовы были на время заключить перемирие друг с другом. Русским хотелось поскорее освободить из тяжелой неволи государева отца и других пленных, в Речи Посполитой шли внутренние раздоры; да и письмо Струся возымело некоторое действие. Поэтому, как мы уже знаем, Аладьин, отправленный гонцом от имени собора к Сигизмунду, возвратился из Варшавы с принципиальным согласием короля и панов радных начать переговоры387. В ноябре 1614 года радные паны прислали московским боярам грамоту и в ней предлагали съезд на рубеже для переговоров о мире. Грамота была написана высокомерно, наполнена упреками за непризнание Владислава, за дурное обращение с пленными. С ответом на эту грамоту в Речь Посполитую был отправлен от имени бояр Федор Желябужский. Бояре не оставили без возражений укоров панов радных, отвечали на них сильными попреками за ненаписание царского титула, за многие неправды, за дурное обращение в противность обычаям с пленными послами Московского государства. «А в великаго государя нашего государстве государя вашего люди, которые взяты в Москве, Миколай Струс, староста Хмелинский и Любецкий, и полковники и ротмистры и все его товарищество и иные полоняники сидят во дворех на Москве, и по городам дворы даны им добрые, и царское жалованье, корм и питье дают им довольно, и людям их в торге и на всякое дело, где кто кого пошлет, ходити им повольно, и скудости и тесноты им несть никоторыя»388. В той же грамоте бояре согласились на ведение мирных переговоров.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});