Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Хладнокровное убийство - Трумен Капоте

Поднявшись, он взял в углу коробку и портфель, которые принес в комнату перед началом допроса. Из портфеля Най вынул большую фотографию.

— Это, — сказал он, положив ее на стол, — фотография следов, обнаруженных возле тела мистера Клаттера. А здесь, — он открыл коробку, — сапоги, которые их оставили. Твои сапоги, Дик.

Хикок посмотрел и отвел взгляд. Он поставил локти на колени и закрыл голову руками.

— Смит, — продолжал Най, — был еще неосторожнее. У нас есть и его сапоги тоже, и их подошвы в точности совпадают с другими следами. Кровавыми.

Черч расставил последние точки над «i»:

— Теперь о том, что будет с тобой дальше, Хикок, — сказал он — Ты вернешься в Канзас. Тебе будет предъявлено обвинение в четырех убийствах первой степени. Пункт первый: пятнадцатого ноября тысяча девятьсот пятьдесят девятого года некто Ричард Юджин Хикок незаконно, преступно, преднамеренно и по собственной воле лишил жизни Герберта У. Клаттера. Пункт второй: пятнадцатого ноября тысяча девятьсот пятьдесят девятого года тот же самый Ричард Юджин Хикок незаконно…

Хикок сказал:

— Клаттеров убил Перри Смит. — Он поднял голову и медленно выпрямился на стуле, словно боксер, который, пошатываясь, поднимается с ковра. — Это Перри. Я не смог его остановить. Он всех их убил.

Почтмейстерша Клэр, наслаждаясь чашечкой кофе в «Кафе Хартман», выразила неудовольствие тем, что радио играет слишком тихо.

— Сделайте погромче, — потребовала она.

Радио было настроено на волну станции Гарден-Сити. Она услышала слова: «…После своего драматического признания Хикок, рыдая, вышел из комнаты для допроса и в коридоре потерял сознание. Агенты Канзасского бюро расследований едва успели его подхватить. Они говорят, что, по словам Хикока, он и Перри Смит вторглись в жилище Клаттера, надеясь найти там сейф с десятью тысячами долларов как минимум. Но не найдя сейфа, они связали всех членов семьи и застрелили их одного за другим. Смит не подтверждает и не отрицает своей причастности к преступлению. Когда ему сообщили, что Хикок подписал признание, Смит сказал: «Я хотел бы увидеть эту бумагу», но его просьба была отклонена. Следователи пока отказываются с уверенностью утверждать, кто из задержанных стрелял в жертв. Они напоминают, что пока им известна только версия Хикока. Агенты Канзасского бюро расследований, сопровождающие задержанных в Канзас, уже выехали из Лас-Вегаса. Ожидается, что машины прибудут в Гарден-Сити в среду вечером. Тем временем окружной прокурор Дуэйн Уэст…»

— Развели, значит, — сказала миссис Хартман. — Догадались, надо же. Неудивительно, что этот гад упал в обморок.

Остальные — миссис Клэр, Мейбл Хелм и молодой фермер с хриплым голосом, который зашел купить жевательного табака «Браунз Мул», — заговорили все разом. Миссис Хелм промокнула глаза бумажной салфеткой.

— Я не буду слушать, — сказала она. — Я не должна. И я не буду.

«…Новость о том, что в деле наступил перелом, не вызвала большого оживления в Холкомбе, поселке, расположенном в полумиле от дома Клаттеров. Но в целом горожане в количестве двухсот семидесяти человек почувствовали облегчение…»

Молодой фермер вскричал:

— Облегчение! Вчера ночью, когда об этом сказали по телевизору, моя жена знаете что сделала? Разревелась, как маленькая.

— Тихо, — сказала миссис Клэр. — Тут про меня.

«…И почтмейстер Холкомба миссис Миртл Клэр сказала, что местные жители рады тому, что дело раскрыто, но некоторые из них до сих пор считают, что в нем могут быть замешаны и другие люди. Она говорит, что многие до сих пор запирают двери на засов и держат ружья наготове…» Миссис Хартман засмеялась:

— О Мирт! — воскликнула она. — Кому ты все это наговорила?

— Репортеру из «Телеграм».

Мужчины, которые хорошо знают миссис Клэр, обращаются с ней так, как будто она тоже мужчина. Фермер хлопнул ее по спине и сказал:

— Черт возьми, Мирт. Ну и дела, дружище. Ты что же, думаешь, что кто-то из нас приложил к этому руку?

Разумеется, именно так миссис Клэр и думала, и хотя обычно ее мнение никто не разделял, на сей раз она была не одинока, поскольку большинство жителей Холкомба, прожив в течение семи недель среди сплетен и слухов, взаимного недоверия и подозрений, похоже, были разочарованы тем, что убийцей оказался кто-то со стороны. В самом деле, значительная часть жителей поселка отказывалась верить тому, что во всем виноваты какие-то два незнакомца, два пришлых грабителя. Как сказала миссис Клэр, «может, это и их рук дело, этих парней, но тут все не так просто. Погодите. Когда-нибудь они докопаются до сути, и тогда-то уж мы узнаем, кто за всем этим стоит. Кому Клаттер перешел дорогу. Кто был мозгом».

Миссис Хартман вздохнула. Она надеялась, что Мирт заблуждается. Миссис Хелм сказала:

— А я надеюсь, что их запрут покрепче. Не очень-то весело знать, что они совсем рядом.

— О, я не думаю, что есть о чем волноваться, мэм, — сказал молодой фермер. — Сейчас эти парни нас с вами боятся больше, чем мы их.

Аризона. Край ястребов, гремучих змей и высоких красных скал. По шоссе, пересекающему полынные склоны Столовых гор, мчатся две машины. За рулем головной машины — Дьюи; рядом с ним Перри Смит, на заднем сиденье Дунц. На Смита надеты наручники, соединенные короткой цепочкой с ремнем безопасности. Это приспособление настолько ограничивает его движения, что он не может закурить без посторонней помощи. Когда он хочет сигарету, Дьюи приходится ее раскуривать и вставлять ему в рот. Детективу неприятно это делать, для него это слишком интимное действие — из тех, какие он совершал, когда ухаживал за своей женой.

В целом задержанный не обращает внимания на своих конвоиров и на их периодические попытки подхлестнуть его с помощью выдержек из записанного на магнитофон признания Хикока: «Он говорит, что пытался тебя остановить, Перри, но не смог. Говорит, что боялся, что ты его тоже застрелишь», и «Да, сэр Перри. Во всем виноват один ты. Сам Хикок, если ему верить, и блохи на собаке не обидит». Все это — во всяком случае, на первый взгляд — Смита совершенно не волнует. Он продолжает рассматривать пейзаж, читать дурацкие стишки и считать скелеты койотов, украшающие ограды ранчо.

Дьюи, не ожидая никакой особенной реакции, говорит:

— Хикок нам сказал, что ты прирожденный убийца. Говорит, тебе убить — раз плюнуть. По его словам, однажды в Лас-Вегасе ты убил одного цветного велосипедной цепью. Забил его до смерти забавы ради.

К удивлению Дьюи, задержанный ахнул. Перри крутанулся на месте, чтобы посмотреть через заднее стекло на второй автомобиль и заглянуть внутрь: «Крутой парень!» Потом повернулся обратно и уставился на темную полосу пустого шоссе.

— Я думал, это все ваши штучки. Я вам не верил. Значит, Дик проболтался. Крутой парень! Да, просто кремень. Не обидит и блохи на собаке. Только задавит собаку, и все. — Он сплюнул. — Я не убивал ниггера.

Дунц ему поверил; просмотрев все папки с нераскрытыми убийствами в Лас-Вегасе, он выяснил, что по крайней мере этого преступления Смит не совершал.

— Я никогда не убивал никаких черномазых. Но Дик думал, что это правда. Я всегда знал, что если мы когда-нибудь попадемся, если Дик когда-нибудь расколется, то он и о ниггере растреплет. — Он снова сплюнул. — Так, значит, Дик меня боялся? Это забавно. Я удивлен. Только он не знает, что я едва его не застрелил.

Дьюи раскурил две сигареты, одну для себя, другую для задержанного.

— Расскажи нам об этом, Перри.

Смит затянулся, закрыв глаза, и объяснил:

— Я просто думаю, хочу вспомнить, как все было. — Он надолго замолчал. — Все началось с письма, которое я получил, когда был в Буле, штат Айдахо. Тогда был сентябрь, а может, октябрь. Письмо было от Дика. Он писал, что скоро разбогатеет. Что ему подфартило. Я ему не ответил, но он написал снова и уговаривал меня приехать в Канзас и войти в долю. Он никогда не уточнял, что это за «фарт». Просто говорил — «верняк». Теперь я могу сказать, что у меня была другая причина вернуться в Канзас приблизительно в это же время. Это мое личное дело, и я о нем умолчу — оно не имеет отношения к убийству. Только если бы не это, я бы туда не поехал. Но я поехал, и Дик встретил меня на автобусной станции в Канзас-Сити. Мы отправились на ферму к его родителям. Но они не хотели, чтобы я там оставался. Я очень чувствительный; обычно я знаю, что люди чувствуют. Вот вы, например, — он имел в виду Дьюи, хотя и не посмотрел в его сторону. — Вам неприятно раскуривать для меня сигарету. Но это ваша работа. Я вас не виню. Не больше, во всяком случае, чем мамашу Дика. На самом деле она очень славная. Но она знала, кто я такой — друг из колонии, — и не хотела, чтобы я оставался в ее доме. Господи, да я был только рад переехать в отель. Дик отвез меня в Олат. Мы купили пива, отнесли его в номер, и тогда Дик рассказал, что у него на уме. Он сказал, что после того, как я вышел из Лансинга, он сидел вместе с одним парнем, который когда-то работал на богатого фермера в западном Канзасе. Мистера Клаттера. Дик нарисовал мне план дома Клаттера. Он знал, где что находится — двери, коридоры, спальни. Он сказал, что одна из комнат нижнего этажа используется в качестве кабинета и там есть сейф, вделанный в стену. Он сказал, что мистеру Клаттеру этот сейф нужен потому, что у него всегда на руках крупные суммы наличных. Не меньше десяти тысяч долларов. План состоял в том, чтобы обчистить сейф, а если нас кто-нибудь увидит, прикончить свидетеля. Дик, наверное, миллион раз говорил: «Никаких свидетелей». Дьюи сказал: