Орден для Поводыря - Андрей Дай

— Так ить, барин, помнется кафтан-то, — неожиданно тонким, девичьим голосом заявила бабища. И махнула в сторону приделанной у входной двери доски с искусно вырезанными крючками – вешалками.

— Я имею в виду плечики…

— Што не так с плечиками? — всплыл портной?

На улице, у входа в мастерскую зафыркали лошади – прибыла коляска. Пора было являться под очи генерал-губернатора. Так что тему вешалок, которые плечики, я обдумывал уже в экипаже.

Выходит, самых обычных для моего времени приспособлений, чтоб развешивать одежду по шкафам, сейчас еще нет! Хотя – странно. Что тут сложного? Простейшая конструкция – это всего лишь выгнутая палка с перекладиной и металлическим, проволочным крючком. А я-то все удивлялся – отчего, имея огромные платяные шкафы, приходится отдавать вечно мятую одежду слугам на повторную глажку…

Плотников в любом селении полно. Проволока – тоже не дефицит. Как быстро украдут идею? И удастся ли на ней успеть заработать? В любом случае, нужно писать в Петербург отцу. Пусть получает привилегию и начинает производство. А себе, для своих шкафов, я в Томске могу заказать. Заодно – договориться об их массовом производстве и продаже. Такие вещи в особенной рекламе не нуждаются…

Только мелко это как-то. Ну, сколько с одной штуки можно заработать? Десять копеек? Пять? Чтоб выручить какие-то серьезные деньги, их нужно миллионами производить! Вот пусть Лерхе-старший патент американцам продаст. Те-то уж точно сумеют с каждого жителя планеты по центу за плечики содрать.

Мне бы здесь, в Сибири что-нибудь попроще… Чтоб деньги делали другие деньги. Что-то простенькое и сердитое. Не требующее особого присмотра и существенных денежных вливаний. Страховое общество, что ли организовать? Кого бы спросить – нужно это кому-нибудь или нет? При нынешних ценах на недвижимость тысяч десяти серебром должно хватить. Хотя бы вот от пожаров страховать. Юристов… этих, блин, присяжных поверенных, грамотных нанять, чтоб суды выигрывали и мошенников отсеивали…

На встречу с Дюгамелем меня проводили в ту самую комнату, которая в прошлое мое посещение дома Горных Начальников служила курительной. Универсальное помещение. Теперь его отвели под кабинет нагрянувшего в город генерал-губернатора.

Он сидел за столом, в неопрятном, расстегнутом до середины груди потрепанном мундире, а сразу несколько адъютантов стояли рядом с бумагами. На меня генерал покосился, совсем чуть-чуть кивнул, но не поприветствовал, и сесть не предложил, хотя стульев было предостаточно.

Александр Осипович выглядел устало. И как-то – нездорово. Яркий румянец на бледном лице, оплывшие, свесившиеся, как у дога щеки, какой-то лихорадочный блеск глаз. Герочка, представлявшийся наместнику на пути в Томск, помнил его совсем другим.

— Довольно, — выдохнул он, наконец. — Остальное потом. Оставьте нас.

И вдруг резко, куда быстрее, чем я от него ожидал, выскочил из кресла и в один миг оказался передо мной.

— Что это такое, милостивый государь?! — потрясая зажатой в кулаке бумагой, зашипел он мне в лицо. — Что это такое, я вас спрашиваю?!

Такие вопросы никогда не требовали ответов, поэтому я и промолчал, ожидая продолжения.

— Я понимаю, вы путешествуете! Инспектируете вверенную вашему попечению губернию. Но что?! Нельзя было оставить в Томске кого-то толкового? Мне это нужно? Зачем же, чтоб Панов моим же любимцем мне пенял? Вы ведь знаете, как я к вам отношусь?

— Подозреваю, так же, как и я к вам, ваше высокопревосходительство, — бодро отрапортовал я.

— Вот именно что! Вот именно! И посмотрите, милостивый государь, что мне отписал генерал Панов! Дескать, разврат и грабежи в губернии. Молодой-то начальник по киргизам ездит, а в Томске людишки опасаются из-за заборов лишний раз выйти! Да барон еще… сказался больным, а сам прошение мне прислал о переводе в Самарскую губернию…

— Что ж он так, — огорчился я. Не самое подходящее время было для поисков нового томского полицмейстера. — Ваше высокопревосходительство.

— Вот-вот. Огорчил старика… Так что скажете? Генерал-то и в Санкт-Петербург отпишет, рука не дрогнет. Нужно бы его упредить как-то… Да бросьте вы это. Присядьте вот здесь, Герман Густавович. Вот так, чтоб мне вас лучше видеть…

— Пусть пишет, Александр Осипович.

— Ну-ка, ну-ка. И что?

— Я, Александр Осипович, на ваше имя прошение составил, о разрешении строительства новой пересыльной тюрьмы. Из бюджета экспедиции о ссыльных. Проект готов, потребные материалы заготовлены, и артель мастеровых призвана. Вашего только дозволения ждем. А злодеев с улиц я казакам приказал имать и в замок садить. Коли это из ссыльных кто, так – быстрый суд и каторга. С оказией первый этап в Нерчинск…

— Тюрьму строй, — тряхнул щеками наместник, и поморщился. — А Нерчинск… Не примут они у нас лишних людей. Тех, что есть, не ведают, как применить. Погоди пока с отправкой…

— Так это же хорошо, — искренне обрадовался я. — Я могу и у себя каторжные работы организовать. Дел много…

— Да уж знаю я ваши дела, — отшатнулся генерал-губернатор. — Что это за история с полячкой? Нешто из приличных девок себе… не мог выбрать? Бросьте вы это… Такие люди, эти ссыльные поляки… знаете ли… ненадежные. А впрочем, и вы у нас, господин таков… Неспокойный. Все-то у вас не слава Богу. Крепость на Чуе поставил – хвалю. И зона эта твоя… свободная… тоже кстати пришлась. Мастеровых от мора спас – молодец. А тут поляки! Горные-то начальники их гонят, а ты принимаешь. Девка эта, опять же…

— Александр Осипович. При штурме крепости солдаты из Польши родом насмерть стояли, но флаг русский на бастионе не спустили!

— Да знаю уже, — отмахнулся Дюгамель. — Андрей Густавович докладывал. Есть чем Панову нос утереть… Ну да ладно. Вы еще молоды и многое вам покамест счислить можно. Однако же запомните Герман Густавович, писать про нас станут не за то, что мы доброго сделаем, а за то, где оступились. Сие понятно ли?

— Так точно, ваше высокопревосходительство.

— Вот то-то же. А пока наука сия боком не вышла, стану я вам помогать… Давно в Томске начальника не было, которого горные убить готовы. Уже за одно это… И полицмейстера вам присмотрел. Вам, мыслю, ко двору придется. Тоже этакий, — генерал-губернатор тряхнул расслабленной рукой, — неуемный. Где бы ни служил, все правду ищет. Ныне в Кузнецке, исправником при суде служит. Коллежский асессор Стоцкий. Не слыхали? Фелициан Игнатьевич… Наведите справки. Вы, я знаю, с жандармами на короткой ноге…

Я улыбнулся.

— И вот еще что, — Дюгамель сделал вид, будто не заметил моей улыбочки. — Есть у меня дельный господин. Из казаков. В столичном университете обучался. С Географическим обществом дружит. Нынче в экспедицию со Струве ездил. В Генштабе им довольны… Потанин, Григорий Николаевич. Он у меня в поручиках пока. С инородческих языков переводит. Я его к вам в Томск отправлю. Коли Чуйскую степь горные прохиндеи под гражданскую власть отдадут, такой человек пригодится…

— Я слышал о Потанине, Александр Осипович, — кивнул я. — Идеи у него… странные.

— Вы это про университет в Тобольске что ли? Так блажь это. Пустые фантазии. Кто же этакие деньжищи в дикость и тьму пошлет?

— Для престижа было бы неплохо.

— Может и так. Это не нам судить… Пока с лиходеями томскими разберитесь. Я вот приказ приготовил. Покамест… Временно… Назначаю вас, Герман Густавович, командиром Одиннадцатого Томского батальона и шефом Двенадцатого казачьего полка.

— Благодарю.

— Ну да, ну да… — и тут же, совершенно неожиданно, гаркнул во всю силу командирского голоса:

— Эй, Прошка! Неси там… Ну ты знаешь…

Через минуту генерал-лейтенант положил мне на колени сверток, в котором я с удивлением нашел маленькую парадную шпагу с уже вделанным в рукоять маленьким крестиком "клюквы" – знаком ордена Святой Анны Четвертой степени, и ярко-алым, с тонкими желтыми полосками по краям, орденским темляком.

— О! — выдохнул я.

— Носите. Завтра вот на бал одень непременно. Рескрипт подписан. Остальное – тоже завтра получите. Идите сейчас. Что-то мне нехорошо…

Так и вышел, со шпагой в руках. Чудно было. Всегда казалось, что орден должен висеть на пузе, а не на золоченой рукояти парадного подобия оружия. Впрочем, Гера – прав. Главное начать. Подавляющее большинство чиновников за всю жизнь так и не удостаиваются хоть каких-нибудь наград. Так что, можно сказать, мне еще повезло. Генерал-губернатор решил взять меня, так сказать, под крыло и усиленно подлизывался с помощью таких вот… наград. А я разве против? Пока нам с Дюгамелем по пути…

Жаль, конечно, что он мне своих людей подпихивал. Но, с другой стороны, как бы я сам полицмейстера искал?

Кстати, этот Стоцкий интереснейшим типом оказался. Варешка и так о нем слышал, но не поленился еще уточнить. Родился наш Фелициан Игнатьевич в Польше в 1816 году. Стоцкие – старый и довольно известный шляхтицкий род. Наверняка и Дюгамель об этом знал – все-то его на титулованных особ тянет. Один – барон, второй из магнатов…