Былого слышу шаг - Егор Владимирович Яковлев

прислать мне лично счет за эту телеграмму».

Так мы подходим к одной из определяющих особенностей нравственного облика Владимира Ильича, его образа жизни — к ленинской скромности. Тема эта — одна из ведущих в воспоминаниях современников, в произведениях публицистики и художественной литературы, во всей, почти необозримой ныне, Лениниане. Примеры скромности Владимира Ильича у каждого на устах, и у каждого в памяти свой образ, олицетворяющий это прекрасное качество.

Я, например, вспоминаю дом в Горках. На массивном столе постелена потрескавшаяся, с выцветшим рисунком клеенка — небольшой квадратик, занимающий ничтожную часть обширной полированной поверхности, которую опасались повредить Надежда Константиновна и Владимир Ильич. (Со временем этот квадратик пришел в ветхость. И заказали новую клеенку — точно такую же, но во весь стол. Такая клеенка семье Ульяновых была бы не нужна, как и — весь этот стол.)

Само собой разумеется, скромность находит выражение в любом проявлении личности, в каждом поступке человека. И все-таки, стараясь прежде всего отдать дань скромности Владимира Ильича, не заслоняем ли мы порой другие, не менее важные особенности его характера?

По первому требованию часового Ленин предъявляет пропуск. Пишет управляющему делами СНК В. Д. Бонч-Бруевичу: «Мою библиотеку оплачиваю ялично… Другое дело библиотека Управления делами СНК» Подобных примеров можно привести множество.

Но как осмыслить их? Мы привычно говорим — скромность. Скромность? Между тем нравственные законы нашей партии убеждают, что коммунист не может достигнуть такого служебного положения, при котором принятые для всех установления ему не обязательны, а соблюдение их — свидетельство скромности. А в основе эпизодов, о которых шла речь, — суровая,

Чрезвычайно жесткая требовательность Ленина к неукоснительному исполнению существующих законов и порядков, глубочайшая убежденность, что закон остается таковым до тех пор, пока он обязателен для всех. Эта убежденность обострялась временем — широким разливом революционного законотворчества. Тем важнее было строго соблюдать то, что, установленное вчера, сегодня уже вошло в силу.

Но и закончив это отступление, не хочется ставить точку. Надо бы проникнуть к истокам ленинской скромности, соотнести ее со всей жизнью, всем обликом Владимира Ильича. Мне кажется это необходимым, поскольку черты характера не существуют сами по себе, вне связи с другими. И, увлекаясь одной из них, выделяя и абсолютизируя ее, мы нарушаем живую ткань целого. И то, что было естественным, вдруг становится трудно объяснимым.

Как осмыслить и оценить ту же скромность, не зная, чем порождена она? Кто-то, например, скромно довольствуется тем, что имеет, не представляя иного существования и потому не испытывая в нем потребности. Существует скромность по расчету: когда-нибудь да воздастся за нее.

Владимир Ильич — сын семьи Ульяновых. Принятые в ней нормы и разделяемые идеалы продолжали то, что было выстрадано героями и мучениками русского революционного движения: кристальная чистота помыслов и отношений, стремление к самосовершенствованию и совершенствованию окружающей жизни, яростное горение бунтарского духа.

В своей семье с юных лет привык Владимир Ильич не к самоограничению — нет, в самоограничении есть элемент насилия над собой, — привык к такому взгляду на жизнь, при котором все, что подразумевается под материальными благами, имеет смысл постольку, поскольку необходимо для удовлетворения естественных потребностей человека. И только духовное богатство может быть безграничным, и только здесь стремления к приобретению и накопительству достойны человека. Это — богатство, которое не положишь в карман 1и не повесишь на стену, а потому бросовое в представлениях одних, имело в семье Ульяновых такую реальную, такую остро ощутимую ценность, как понимаем мы порой, что самый вкусный напиток — холодная вода и самое лакомое блюдо — свежеиспеченный черный хлеб.

Скромность Владимира Ильича была и свойством его натуры, и политической линией коммуниста Ленина, одним из выражений тех принципов, которым он следовал. Вот как пишет об этом американский журналист Альберт Рис Вильямс: «Своей личной жизнью Ленин показывал пример той железной дисциплины, которую вводил в общественную жизнь…

Я жил в гостинице «Националь», когда Ленин поселился там в комнате на втором этаже. Новый, советский режим прежде всего отменил здесь изысканные и дорогие блюда… Можно было получить либо суп и мясо, либо суп и кашу. Это все, что мог иметь любой, будь он народным комиссаром или чернорабочим, иными словами, в полном соответствии с требованием: «Ни один не должен есть пирожных, пока все не получат хлеба». Но бывали дни, когда людям не хватало даже хлеба. И все же Ленин получал ровно столько, сколько получал каждый. Временами наступали дни, когда хлеба совсем не было. В эти дни не получал хлеба и он…

В письме к рабочим Европы и Америки Ленин писал о тех бедствиях, тех муках голода, на которые обрекло рабочие массы военное вмешательство Антанты. Все это Ленин переносил вместе с массами». И, как бы подводя итог сказанному, А. Рис Вильямс пишет: «Ленин переносил эти лишения не из аскетических побуждений. Он просто проводил в жизнь принцип равенства».

Можно возразить автору этих строк: Ленин боролся за утверждение социального равенства, которому чужда примитивная уравниловка, как глубоко чуждо было Ленину все то, что произрастает на делянке казарменного коммунизма. Но если бы мы действительно имели такую возможность — обратиться к очевидцу и участнику становления Советской власти, коммунисту по убеждениям А. Рис Вильямсу, — он, очевидно бы, и ответил нам: человек, посвятивший себя установлению социального равенства — во всей сложности этой проблемы, не мог быть чужд по отношению к самому себе, своей личной жизни идеи равенства в ее первоначальном и простейшем выражении. Все сложное проистекает из простейшего, как начался долгий и сложный путь социалистической революции с декретов, понятных всем и каждому…

Обращаясь к жизни Владимира Ильича, мы говорили все время о его личной скромности. Но правомерно ли это разделение на жизнь личную и общественную по отношению к человеку, об удивительной цельности натуры которого свидетельствуют все его современники? Один из них, В. В. Воровский, писал: «Трудно представить себе более цельное сочетание в одном лице громадной мысли, могучей воли и великого чувства: Владимир Ильич как бы вытесан весь из одной глыбы, и нет в нем линий раскола».

Скромность образа жизни находила естественное продолжение в скромности политической, в безукоризненно скромном отношении Ленина к себе, к партии, им созданной, к победам, ею одержанным. Обратимся к одному из знаменательных выступлений Владимира Ильича — речи, произнесенной 23 апреля 1920 года на собрании, организованном Московским комитетам РКП(б) в честь пятидесятилетия В. И. Ленина.

Этим событиям посвящен «Рассказ в документах», здесь же напомним лишь, что Владимир Ильич резко возражал против каких-либо торжеств по случаю его пятидесятилетия. И на вечере он появился лишь