Японские народные сказки - Автор неизвестен Народные сказки

— Есть, как не быть, — отвечает им канатный плясун. — Надейтесь на меня. Я вызволю вас из беды.

Посадил он на правое плечо жреца, а на левое врача и затянул песню:

Ёй-ёй-ёй, ясаноса.На правом плечеНесу жреца.На левом плечеНесу врача.Ёй-ёй-ёй, ясаноса.Скачи, плясун,Ноша хороша.

Стал канатный плясун через мечи перескакивать — прыг-скок, прыг-скок! Работенка для него привычная, легкая; быстро добрался до самой вершины. Сидят трое на горе и любуются! Ах, взгляните туда, как красиво! Нет, лучше вон туда поглядите, какой замечательный вид!

Черти даже зубами от злости заскрипели, бегут князю Эмма жаловаться.

— Ну, погодите, узнают они меня, мерзавцы этакие! Тащите их ко мне, я с ними мигом расправлюсь.

Схватили черти жреца, врача и канатного плясуна, приволокли силком к грозному князю Эмма.

— Ах вы подлецы! Смеяться над нами вздумали?! Вот я вас сейчас проглочу, — заревел князь Эмма и разинул свою пасть, страшную, словно жерло вулкана.

А врач — прыг в нее, легче лягушки. Не успел князь Эмма сжать свои острые зубы, как врач уже очутился у него в животе.

«Ох, кажется, я его целиком проглотил», — подумал князь Эмма и снова разинул рот, а канатный плясун прыг к нему в глотку! Эмма только впустую зубами лязгнул. «Смотри ты, и этого целиком проглотил!» Но только Эмма раскрыл снова рот, как жрец проскользнул у него между зубами.

Все трое вновь встретились в животе у князя Эмма.

— Вот уж теперь мы совсем пропали! — приуныли жрец с канатным плясуном.

— Вы два раза спасли меня, — говорит врач. — Теперь моя очередь. Не падайте духом, подбодритесь, я вас выручу.

Достал он из коробочки пригоршню порошка и давай сыпать во все стороны. Поднялись у князя Эмма в животе колики, забурлили вихри. Раз! — вылетел канатный плясун. Два! — вылетел жрец. «Неужели я здесь один останусь?» — испугался врач и высыпал порошок весь до конца. Завопил князь Эмма. Разыгралась у него в животе сильная буря — и вылетел врач легче пушинки.

— Гоните их в шею вон из ада! — завопил Эмма чертям. — Пусть убираются на землю. Ты, канатный плясун, ступай опять кувыркаться на своем канате. Ты, жрец, иди в свой храм бормотать молитвы. А ты, врач, мори других. С меня хватит!

Так они все трое — жрец, врач и канатный плясун — благополучно воротились из преисподней на землю.

68. Страшный зверь кап-кап

В старину жили в одной ветхой, кособокой лачужке старик со старухой. Казалось бы, чем у них поживиться? Всего-то у них богатства — одна лошаденка, да и ту надумал вор со двора свести. Притаился он, ждет, чтобы хозяева уснули.

На дворе стояло осеннее ненастье. Дождь ливмя лил, а крыша лачуги вся прохудилась. То тут послышится «кап-кап», то там струйка побежит. Перетаскивают старики свои постели с места на место, нет им покоя. Всюду дождь капает.

— Ах, страшный зверь этот кап-кап! — вздохнула старуха. — Хуже тигра, хуже волка.

— Твоя правда, — ответил старик. — Нет на свете страшнее. Никуда от него не спрячешься.

А под окном притаился голодный волк. Задумал он съесть хозяев, когда огонек в доме погаснет. Услышал он слова стариков, и шерсть у чего дыбом встала с перепугу.

— Думал я, что в этих местах нет зверя сильнее меня. А на поверку выходит, забрался сюда какой-то страшный кап-кап… Ой-ой-ой, лучше я убегу. Убегу, убегу!

Как шарахнулся волк прочь, как задал стрекоча! А конокрад подумал: «Эге! Лошадь-то, никак, с привязи сорвалась».

Кинулся он в погоню, да и вскочил с разбегу волку на спину. Тут волк совсем ополоумел: «Пропал я! Не попался я в капкан, так схватил меня кап-кап!»

Помчался волк большими скачками, а конокрад еще сильнее в него вцепился. Ничего понять не может: старая лошадь, а вон как понесла! Молодому жеребцу не угнаться.

Бежит волк с конокрадом на спине, а тем временем стало светать. Заметила их с дерева обезьяна.

— Э-э, что я вижу! Человек верхом на волке. Вот потеха-то, ха-ха-ха!

Тут и конокрад приметил, на ком он сидит. Скатился он с волка и полетел кубарем в волчью яму. Хорошо еще, что шею себе не сломал. Сидит он в волчьей яме и размышляет, как оттуда выбраться.

А обезьяна говорит волку:.

— Ну, волк, дивлюсь я на тебя. Как ты позволил человеку себя оседлать?

— Как — человеку? Меня страшный кап-кап схватил. Еле я от него спасся.

— Нет же, говорю, на тебе ехал человек. Как на простом коне, ха-ха! Да погоди, я проверю. Сдается мне, свалился он вон туда, в волчью яму.

В те времена у обезьяны был длинный хвост. Опустила она его в яму, водит им по сторонам. Ухватился конокрад за хвост, думал он, что это веревка.

— Вот это кстати. Дай попробую выбраться.

Завопила обезьяна от боли:

— Итэ-тэ-тэ-тэ! Волк, волк, там и вправду страшный зверь кап-кап. Он схватил меня за хвост.

Услышал это волк и кинулся бежать опрометью. Обезьяна кричит:

— Стой, стой, куда ты?! Постой, погоди! Не бросай меня в беде.

Рвется обезьяна изо всех сил, морда у нее от натуги кровью налилась… Вдруг хвост как оторвется почти у самого корня!

С тех самых пор у обезьян красные морды и короткие хвосты.

69. Треугольные хвосты

В старину это случилось, в далекую старину. Жили в одном городе два приятеля: Тэппэйроку и Хатикоробэй. Раз в новогодний вечер сговорились они между собой рассказать друг другу какой сон каждому приснится[138]. За беседой и вином Хатикоробэй незаметно для себя вздремнул. Во сне разобрал его смех: хе-хе-хе, хи-хи-хи! Тэппэйроку поскорей растолкал приятеля:

— Ага, Хатикоробэй, ты уже видел свой новогодний сон. И, уж наверное, любопытный! Скорей выкладывай, что тебе снилось.

— А, глупости! Я, правда, немного клевал носом, но чтоб я спал! Да ни одной минутки!

— Не ври, дрых вовсю и так громко хихикал, будто тебя щекочут. Значит, тебе сон привиделся. Ну, говори какой, мне не терпится узнать.

— Не знаю, хихикал я или нет, но никакого сна я не видел. Что пристал? Мне-то лучше знать. Не видел — и все!

— Нет, врешь, видел, видел. Зажилил сон, сквалыга!

Тут закричали оба: «Ты видел сон!» — «Нет, я не видел!» Слово за слово, закипел у них спор, а где спор, там и ссора: «Посулил мне сон, так выкладывай!» А после ссоры пошла у них тяжба. Потащил Тэппэйроку Хатикоробэя в суд.

А судья стал требовать: сознайся да сознайся, что утаил новогодний сон. Но Хатикоробэй уперся на своем: не видел я сна, которого не видел. Разгневался судья и велел привязать Хатикоробэя к верхушке сосны на горе Готэн. Качает его там холодный ветер.

Ночью вдруг прилетел тэнгу[139], кружась и порхая в воздухе, словно большая птица, и опустился на сосну.

— Эй, кто тут?! Отзовись!

— Это я, Хатикоробэй.

— А зачем ты здесь, на верхушке дерева, ночью?

— Да вот, принуждает меня судья сознаться, что я видел сон, которого не видел, и велел привязать меня к сосне.

— Ах ты бедняга! Я развяжу тебя.

— Спасибо тебе, господин тэнгу, от всей души спасибо. Но скажи мне вот что: как ты летаешь по воздуху? Верно, мудреное это дело?

— И вовсе нет, наука здесь небольшая. Каждый может так летать, кто владеет сокровищем тэнгу.

— А что это такое, сокровище тэнгу?

— Вот оно, погляди. Видишь эту палку? На вид простая, но есть у нее чудесное свойство. Когда хочешь взлететь на небо, надо махнуть палкой и сказать: «Ситяракатянтян, ситяракатянтян». А надо тебе спуститься вниз, махни палкой и скажи: «Одзуйдзуйнодзуй, одзуйдзуйнодзуй». Только и всего. Но вот что я тебе скажу! Ты уверяешь, будто не видел сна, а на самом деле видел, да еще какой! Хочешь меняться со мной? Ты мне отдашь свой вещий сон, а я тебе — чудесную палку?

— И правда, что палка — чудо из чудес. Пожалуй, давай меняться. Но покажи наперед, какова-то она на деле.

— На, попробуй, — сказал тэнгу и отдал чудесную палку.

Хатикоробэй крикнул: «Ситяракатянтян, ситяракатянтян!» — взмахнул палкой и легко взлетел в небо. Понравилось ему, летает, летает, а назад не спускается. Ждал его тэнгу, ждал и завопил громким голосом:

— Хатикоробэй, довольно, верни мне мое сокровище. Не надо мне твоего сна, только отдай палку!

Но Хатикоробэй летел все дальше и дальше. Что мог поделать бедный тэнгу?

Долго бы еще носился в воздухе Хатикоробэй, но есть захотелось. Надо было спускаться вниз. Сказал он: «Одзуйдзуйнодзуй», взмахнул палкой и очутился на земле в городе Нумата[140].

Смотрит Хатикоробэй по сторонам, где бы ему поесть. А неподалеку стоит дом, на нем треугольная вывеска с надписью: «Харчевня „Три угла“».

«Вот тебе на, странная вывеска! Что бы это значило? — думает Хатикоробэй. — Зерна гречихи — треугольные; может, здесь гречишной лапшой кормят?»

Постучал он в дверь: