Пленительные наслаждения - Элоиза Джеймс

Она грустно вздохнула. Сегодня утром Квил только раз взглянул в ее сторону. Не считая вчерашнего вечера, когда он привлек ее к себе на плечо в карете, их отношения не выходили за рамки простого знакомства.

Лицо Квила выражало глубокое горе, глаза потемнели. Усталость сказывалась на его ноге – он заметно хромал. Габби жаждала помочь ему, но не знала, как это сделать. Чутье подсказывало, что сейчас не следовало к нему приближаться. Это время показалось ей нескончаемым.

Наконец священник подошел к ней и поклонился. Он выглядел очень бледным и напряженным.

– Мисс Дженингем, меня зовут мистер Мор. Я готов приступить к венчанию.

Такого необычного венчания не было, наверное, до сих пор ни у кого.

Китти с Питером тоже подошли к кровати виконта. Леди Сильвия осталась сидеть в стороне, рядом с его врачом.

Габби с Квилом и священником стояли по одну сторону кровати, Питер с матерью – по другую. Китти сжимала в ладонях вялую руку мужа.

– Мы должны пройти чуть вперед, – сказал Квил не грубо и не вежливо – вообще без каких бы то ни было эмоций.

Габби положила пальцы поверх его руки.

– Квил, – произнесла она полушепотом.

– Что?

– Вы представите меня вашему отцу? – спросила она неловко. – Он сейчас… – Голос ее задрожал.

– Конечно, – учтиво поклонился Квил и посторонился, чтобы она могла видеть виконта.

Сходство между ним и старшим сыном было бесспорно. Виконт тоже был высоким человеком, с такими же, как у Квила, темными ресницами, выделяющимися на фоне бледных впалых щек. Смерть извещала о себе белым саваном, опустившимся на его лицо. Вместе с тем казалось, что человек спит мирным сном – так беззвучно было его дыхание и почти незаметно вздымалась грудь.

Квил встал перед отцом:

– Отец, я хочу представить тебе Габриэлу Дженингем. Я собираюсь на ней жениться.

Спящий ничего не ответил.

Китти приложила руку к его щеке и, помолчав, произнесла:

– Возможно, Терлоу слышит нас. Рано утром я рассказывала ему о венчании. – Она наклонилась и нежно позвала: – Дорогой…

Веки задрожали, и виконт открыл глаза. Он поймал взглядом жену, стоящую у кровати, и что-то тихо пробормотал,

– Что ты сказал, дорогой?

– Несравненная… любимая Китти, – вполне внятно проговорил виконт.

У Габби на глаза навернулись слезы. Она протянула руку и легко коснулась виконта.

– Очень приятно познакомиться с вами, сэр.

– Милостивые и горячо любимые наши, – начал мягким голосом мистер Mop, – мы собрались здесь, чтобы перед лицом Бога и семьи соединить этого мужчину и эту женщину узами законного брака…

Квил взял руку Габби большой теплой рукой. Она подняла глаза и стиснула его пальцы, как протянутый спасательный канат.

– Решаясь на этот шаг, все участвующие стороны, – продолжал мистер Mop, – сознают, что брак не может заключаться необдуманно, легковесно и безответственно, ибо назначение его не в удовлетворении плотских инстинктов. В отличие от животных, которые лишены разума, для человека это священный союз, и он вступает в него благоговейно, осознанно и трезво, при свидетельстве Бога.

Квил набрал в легкие побольше воздуха, до сих пор не осознав реальности происходящего. Он, Эрскин Дьюленд, женится на Габриэле Дженингем! Трудно поверить, что он вообще женится. Но все вокруг подтверждало это: и недвижное тело отца по правую руку, и мистер Мор, говорящий о первородном грехе, и мать, держащая руку отца у своей щеки. Но больше всего – Габби, уже почти жена.

В ее коньячных глазах, которые он так любил, застыло горе. Она скорбела о человеке, которого никогда не знала. Ее роскошные волосы были закрыты фатой, напоминающей невесомое облачко.

– Я, Эрскин Мэтью Клавдий Дьюленд, – повторял Квил за священником, – беру тебя, Габриэлу Элизабет Дженингем, в жены. С этого дня и впредь обязуюсь быть верным супругом, вне зависимости от богатств твоих или бедности, лучшего или худшего…

Слушая его голос, Габби видела будто в тумане, как виконтесса баюкает руку мужа у щеки и как по другую сторону кровати криво улыбается Питер. Постепенно комната сузилась до предела – в ней не осталось ничего, кроме бездонных зеленых глаз Квила и его сильных рук. Габби держала их крепко.

– В здоровье ли, в болезни ли, – четко произнесла она, – я буду любить и лелеять моего мужа, повиноваться ему и до смерти исполнять свой долг, согласно священному повелению Бога. И в этом даю свою клятву.

Квил улыбнулся, и улыбка его долетела до сердца Габби. Он взял ее руку и надел кольцо на безымянный палец.

– Даря это свадебное кольцо, поклоняюсь тебе всем телом и всеми богатствами, которыми я владею.

Виконтесса беззвучно рыдала по другую сторону кровати. Габби тяжело сглотнула.

Мистер Мор положил руку поверх двух соединенных рук.

– Объявляю вас мужем и женой. – Квил шагнул к новобрачной, приподнял ее подбородок и наклонился. Их губы встретились. Обычно, прикасаясь к Габби, он впадал в лихорадочный дурман. На это раз все было иначе – он испытал сладость обладания.

Габби прильнула к нему, обвив руками его шею. В триумфальном экстазе Квил забыл обо всем на свете.

Он добился ее и женился на ней! Она теперь всецело принадлежала ему, эта очаровательная нескладеха Габби. Его жена.

Секунду спустя к ней устремилась Китти, заключив ее в свои душистые объятия.

– Я так счастлива, дорогая! Желаю вам всего наилучшего, Габриэла. И Терлоу пожелал бы вам того же. То есть он и желает. Я вполне уверена, он понимает, что здесь происходит.

– Мама… – позвал ее Квил. Он по-прежнему стоял в изголовье кровати.

Глаза виконта были закрыты, руки расслаблены. Габби подумала, что он снова уснул. Но когда Квил поднял руку отца и затем бережно положил ее на покрывало, вперед вышел мистер Мор.

– С Богом.

Китти прошептала:

– О, Терлоу… Нет, нет!

Питер, обойдя вокруг кровати, обнял мать. Габби отошла к соседнему стулу, на котором сидела леди Сильвия.

* * *

Видимо, супружеские клятвы меняют характер человека, размышляла Габби спустя некоторое время.

Отчасти ей было приятно сознавать, что Квил мог войти к ней в любую минуту. Он имел на это полное право. И ее не смущало, что сейчас на ней не было ничего, кроме нижнего белья, поскольку в данный момент с нее снимали мерки для траурной одежды. По этому случаю специально пригласили портниху.

В то же время не хотелось думать о совпадении двух событий. Венчание и смерть так же не сочетались между собой, как белое и черное, радость и печаль. От подобных мыслей рукой подать до суеверия, подумала Габби. Тем более с ее воображением.

Отец часто называл предрассудки отравой нецивилизованных культур. Она старалась об этом не забывать, но на практике все получалось наоборот.