Бессмертное сердце - Эльбрус Мяус

— А где же они теперь? Почему ушли?

— А вот это никто не знает, — Рамайтон пожал плечами. — Возможно, в Эфирный мир. На это никто ничего не может сказать. Видишь ли, факты отсутствуют. Следы древних лет практически пропали.

— А от кого они защищали Арий? — спросила Медея. В Арии все жили миролюбиво, трудно было предположить, что кто-то мог желать зла своим собратьям.

— Об этом там тоже не упоминается. Сказано только про Темный остров, но тот давно отделен барьером.

И Рамайтон продолжил записывать, показывая, что не намерен больше разговаривать. Но Медею заинтересовал тот разговор, который ей удалось подслушать, а спросить прямо у Мудрейшего, девушка не решалась.

Вот так и началась цепочка вопросов, ответы на которые до сих пор не найдены.

Вспоминая этот разговор, лекарка подумала, как наивна была. Впрочем, все это случилось давно. Она взглянула на свои записи: «Чтобы увидеть, нужно сжечь. Темный предмет тому пример. Первая печать падет. Удел второй печати — переменчивость. С третьей печатью лишь боль, что шесть жертв отдадут. Сила проснется, и беда тому, кто овладеет ей».

От написанного Медее стало неприятно. Словно ее предупреждали об опасности, словно ничего хорошего от артефакта не будет. Собрав бумажки, девушка поднялась и направилась к выходу.

«Ты пожалеешь!» — послышался шипящий звук, будто со всех сторон. Испуганно оглядевшись, лекарка решила, что ей показалось, и вышла.

Глава 11

1225 год Века Тишины (за 506 лет до появления Медеи в Ламасторе)

Над долиной Памирас поднималось яркое летнее солнце. Солнечный свет проникал в оконный проем бамбукового домика армеди Медеи Лунный Веер, падал на подушку, освещая лицо, а затем спрыгивал на пол. Свет был еще молодой, почти не пригревал, позволяя им насладиться, не щуря глаза и не отворачивая лицо. Ее домик находился в отдалении от основного поселения армеди, почти у самых гор, с севера и запада, защищающих долину. Основное поселение армеди располагалось восточнее и ближе к потоку реки Милар, тянувшейся от горной цепи и впадающей в Мефалейский залив. У Медеи было несколько причин для жизни в отдалении — дружба с Тарелиалом, хоть они и виделись три раза, что дружбой назвать можно было с натяжкой, и холодность членов Совета.

Практически все дома армеди были деревянными и строились из дубов, пихт или сосен. Домик Медеи единственный из бамбука. Жилище было небольшим: маленькая кухня, с очагом посередине; спальня с туалетным столиком, двуспальной кроватью и сундуком для одежды; ванная комната с большой круглой ванной — все это досталось девушке от родителей. Рамайтон сохранил дом предательницы — матери девушки, что многим не понравилось. Злые языки, которые встречались везде, считали, что Глава армеди проявляет повышенное внимание к маленькой сиротке.

В конце кровати, пуская дымок, спал Фириз. Дракончик любил отдыхать рядом. Все его поведение выдавало независимую привязанность — он позволял себе проявлять нежность и покладистость только на свое усмотрение. Просыпался дракон первым: сначала открывал один глаз, через пару секунд второй, широко и продолжительно зевал. Потом подлетал к Медее и, издавая легкий шипящий звук около ее уха, таким образом, будил девушку. В этот день Фириз, разбудив ее в привычной манере, издал звук, похожий на щелчок и вылетел в окно, не дав ей добраться до своего носа. Девушка поднялась и, поежившись от прохладного воздуха, стоявшего в спальне, отправилась совершать утреннюю гигиену.

Потратив на сборы около часа, армеди отправилась на собрание, которое проводилось Кругом Светлейших в Титалейских горах. Практически все важные убежища, скрытые сильной магией от посторонних, находились именно в горах. Отчего так пошло уже никто не помнил, но это облегчало армеди работу. Когда Медея пришла, практически все были в сборе. Девушка невольно поежилась.

— Медея Лунный Веер, вы изволили явиться? — разнесся едкий голос.

Девушка обернулась на говорившую. Женщина сняла капюшон многослойных светлых одежд, и Медея увидела Самею Острый Лист, которая была второй по старшинству среди двадцати армеди, входящих в Совет. Ее черты лица соответствовали и ее имени, и характеру. Она считалась придирчивой, очень пунктуальной женщиной, помешанной на точности и требующей от других того же. Порой в своих придирках Самея становилась, словно одержимой, и только Рамайтон мог повлиять на нее.

Девушка решила пропустить ее язвительное замечание и молча присела за круглый стол на предназначенное для нее место. Помещение, в котором собирался Совет, было не большим, но очень торжественным и каким-то вычурным. Вокруг сплошь светло-бежевый мрамор, большой стол из золота и жемчуга, расписанный древними письменами, а сами армеди в белых многослойных одеждах, напоминающих халаты.

И именно одежда была еще одной причиной, из-за которой на Медею бросали косые взгляды. Прошло еще несколько минут, и Рамайтон, Первый армеди Светлейших, наконец-то появился. Как и всегда, его лицо было спокойным, не выражающим ни единой эмоции. Его считали самым мудрым и справедливым из всего Круга, а место первого было достойно такого человека, как он. А для Медеи Рамайтон был, как отец.

— Я рад, что вы собрались! — молвил Рамайтон, присаживаясь за стол. На нем были такие же одежды. — У меня накопились вести, и я думаю, мы должны все обсудить и прийти к верному решению. Во-первых, у нас радость — нас снова двадцать. В наших рядах пополнение — Медея Лунный Веер новый в Круге армеди, впрочем, на Празднике Судеб вы имели возможность в этом убедиться. Теперь я должен перейти к более неприятным новостям: из Хранилища на Сифейских островах пропал ценный артефакт — Ветка Заветных Желаний.

Рамайтон сделал паузу, и по залу пронесся изумленный вздох. Армеди зашуршали и, откинув капюшоны, стали перешептываться, обмениваясь различными взглядами. Был здесь и испуг.

— Прошу вас, успокойтесь, — Первый армеди взмахнул рукой в знак тишины. — Паника нам не поможет. Наши противники — регери — об этом тоже уже знают.

— Есть ли их причастность к этому? — спросил темноволосый человек, сидевший справа от Главы армеди. Его звали Альм, и он слыл человеком осторожным и подозрительным, очень суровым и жестоким к врагам, но добрым и отзывчивым к друзьям и близким. К тому же, он был единственным другом Рамайтона, плохо видел на правый глаз, разговаривал басом, не любил вина и нервных женщин.

— Я уже думал над этим, и счел своим долгом известить их, — Рамайтон сделал паузу. — Но, в любом случае, пока нет доказательств.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});