Никто мне не верит - Молли Катс

Линн покачала головой.

— И вы не хотите, чтобы я трогала ваши деловые контакты в Лос-Анджелесе.

— Я уже воспользовалась ими в том объеме, который считала возможным.

— Если бы вы хотя бы заглянули к нему в бумажник.

— Я этого не сделала. И мне становится дурно, когда я слышу слова «если бы». — Линн встала.

Хелен протянула ей руку:

— Мне хотелось бы помочь вам.

— Мне тоже этого хотелось. Мне хотелось бы, чтобы хоть кто-то помог мне.

* * *

На обратной дороге в офис Линн заехала в полицейский участок, чтобы рассказать Майку, что она ничего не добилась у частного сыщика.

— Я напоминаю мышь в клетке, которую шлепает лапой большой лев, — сказала она. — Он может раздавить ее в любую минуту, когда пожелает этого, но пока что он только развлекается с ней. А я дрожу в углу, подскакивая от каждого удара лапы. — Она сжала запястье Майка. — Это никогда не кончится. Он будет продолжать уничтожать каждый кусочек моей жизни. Он знает, как это можно сделать, не прикасаясь ко мне даже пальцем. Я показала ему все то, что составляет мою жизнь. Я помогла ему.

* * *

В этот вечер, несколько часов спустя, Майк сидел на постели и смотрел на свою руку, на то место, где пальцы Линн держали ее.

Он сидел, слушая ее внезапное излияние чувств, вдыхая запах ее туалетной воды.

Он подождал, пока она выговорится, а потом дал ей еще кое-какие практические советы.

И все это время он ощущал и осознавал только ее прикосновение, все остальное он делал и говорил автоматически.

Он выключил свет и забрался под одеяло с обогревом. Оно имело раздельное двойное включение, и он всегда включал обе стороны. Уже более двух лет тепло этой двуспальной кровати поддерживалось лишь при помощи нитей накаливания.

До этого в течение года у него была Рената — Рената, которая научила его тому, что не следует никогда больше вступать в связь с другим полицейским. До нее у него была Ди, у которой была квартира в Олстоне и куда он перевез свою кровать и кое-какие другие вещи. Ди была очень приятной и любила его, но спустя восемь месяцев он понял, что никогда не сможет с должной силой ответить на ее любовь, снял эту квартиру и перевез сюда свою кровать. Ей он оставил другие вещи, которые были в гораздо лучшем состоянии.

За время, прошедшее после расставания с Ренатой, которая была на пять лет ближе к отставке, чем он, и, слава Богу, уже получала свою пенсию где-то на солнечном берегу, весь свой энтузиазм он отдавал тем избитым и изувеченным людям, с которыми ему приходилось сталкиваться каждый день. В любом случае, казалось, что весь тот душевный огонь, которым он обладал, находил здесь свое выражение; у него никогда не возникало потребительского отношения к женщине, которая могла полезть за окровавленным ребенком в вентиляционную трубу многоквартирного дома в Дорчестере, или к грязной, покалеченной жертве насилия.

Ему все еще было приятно, что в постели, кроме него и нитей накаливания, никого не было.

Он чудесно спал в ней. Его ночной отдых был его спасением, перерывом в круговороте жизни, который позволял ему на следующий день начать это бесконечное движение с новыми силами.

Он не понимал, почему сегодня он ощущает беспокойство.

Спустя полчаса он встал, сделал себе сэндвич с салями и съел половину. Оставшуюся часть он завернул, улегся в кровать и, заснув, проснулся, как обычно, в шесть. У него было ощущение, что ему всю ночь снились какие-то сны, но он не мог ничего вспомнить.

Глава одиннадцатая

В четверг перед Рождеством состоялось ежегодное празднование на Третьем канале, устроенное в одной из студий. На праздник было приглашено множество гостей, не только работники канала. Деннису нравилось поддерживать среди своих сотрудников семейный дух, и под большой елкой лежали подарки для детей и любимчиков всех сотрудников.

Линн воткнула в волосы розовую розу, что сначала показалось ей не совсем удачной идеей, но это было ничем не хуже других атрибутов той роли, которую она старательно исполняла.

Она наблюдала за ходившей среди приглашенных Бернадин, которая была как всегда безмятежна и элегантна. Она подумала о том, что ей тоже следовало бы развлекать гостей. Но в этом году это было для нее невыносимым. Она никогда не знала, кто из тех, кто отвечает на ее рукопожатие, представляет ее в этот момент на подушке с рисунком из голубых колокольчиков…

Два человека из фирмы, занимавшейся поставками всего необходимого для Зеленой комнаты, болтали с кем-то из клуба «Брум». Линн направилась в их сторону, но заметила входящих Бубу и Анджелу и повернула к ним.

* * *

— Деннис хочет, чтобы ты обошла гостей, — прошептала Кара. — Я пока развлеку твоих родственников.

Линн привела в порядок выражение лица и осанку и пошла по студии, приветствуя гостей. Когда она наконец вернулась, Бубу разговаривал с Элизабет Вейл.

— Скажите, вы воспользовались волшебной палочкой? — спросил он у нее. — Моя жена годами пыталась убедить сестру заняться тренировками.

Линн не расслышала ответа, да и Бубу тоже; он наклонился ближе к Элизабет. Словно притянутая магнитным полем, Анджела, стоявшая через несколько групп от них, резко обернулась. Секунду она наблюдала за ними, а затем начала пробираться в их сторону.

Когда она добралась до них, Элизабет уже снова разговаривала с поставщиками. Анджела вцепилась в руку мужа.

— Куда это ты исчезла в субботу? — поинтересовалась она у Линн. — Я собиралась пригласить тебя на ленч.

— Мне нужно было пройти по магазинам, — ответила Линн. Она искала способ уйти от этой темы. Но ее брат, ее дорогой брат, который всегда был настроен на ее волну, неважно — удобно это было для нее или нет, выбрал именно этот момент, чтобы узнать: «После красного пятна никаких больше проблем не было?», и ей пришлось рассказать о том, что случилось с кредитными карточками.

— Почему ты сразу же не позвонила мне? — сердито спросил Бубу. — Что-нибудь, в конце концов, предпринимается? Полиция занялась этим серьезно, или это все еще один несчастный детектив, который хочет стать телевизионной звездой?

В ней начала, словно плохой ленч, подниматься злость: «Майк не…»

— А может быть, его интересует сама Линн? — предположила Анджела.

— Это глупо, — отрезала Линн, — и оскорбительно!

* * *

По дороге в Салем, в машине, Анджела сказала:

— Ей не стоило на меня огрызаться.

— Она почувствовала себя униженной.

— Она слишком близко приняла все это к сердцу.

— Она очень нервничает. Постарайся понять. Ты не единственный человек, который все время чего-то остерегается.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});