Шопинг в воздушном замке - Дарья Донцова

— Я отвезла ее в больницу, — продолжала Света, — Пелагею забрали в приемное отделение, стали какие-то манипуляции проводить, потом мне разрешили на нее взглянуть. Я наклонилась и шепчу: «Все сделано как ты хотела, дороже и лучше места не найти. У кого документы? Говори адрес, телефон». А она лежит и улыбается, глаза такие спокойные, как у ребенка. Тут медсестра подходит и приказывает: «Уходите, пожалуйста». Я ей в ответ: «Извините, мне нужно с Пелагеей Андреевной поговорить». Девушка на меня посмотрела не то с удовольствием, не то с жалостью и сказала: «Больная речь потеряла и вас не узнает». Тут меня аж затрясло. Да нет же, говорю, вовсе нет, смотрите, она улыбается. И насчет способности говорить вы ошибаетесь, только что в «Скорой» она со мной беседовала.

Светлана остановилась, потом закончила:

— А потом врач появился и объяснил, что речь у инсультников не всегда сразу пропадает. Болезнь такая, сначала чуть-чуть долбает, а потом добивает. А улыбка — это «гримаса удара», она почти у каждого больного возникает. Оставалось лишь надеяться, что к ней речь вернется и Пелагея назовет имя своего лучшего друга. Да только она умерла и тайну с собой на тот свет уволокла.

Глава 33

— Значит, документы неизвестно где, — подвела я итог беседы.

— Да, — закивала Света, — и нам теперь всю оставшуюся жизнь придется бояться.

— Чего? — уточнила я.

— Не поняли? — сделала изумленное лицо женщина. — Рано или поздно истории болезней всплывут. Уж наверное, Пелагея рассказала обо всем своему другу!

Павел закрыл лицо руками.

— Я больше не могу! Поверьте, устал так, что и рассказать нельзя. Вы правы, я выдумал проклятие из глупого, тщеславного желания выделиться. Мне так хотелось быть особым, не мальчиком из спецприюта для детей, перенесших стыдное заболевание, а ребенком из уважаемой семьи. А тут — папа и мама дипломаты… дворяне… родовая легенда…

— Вполне объяснимое желание, — сказала я. — И вы сумели вырваться из социальных низов, а такое не каждому удается.

— Но выдумка стала явью — они все умирали! — простонал Павел. — Поверьте, я их не убивал. Зачем? Ну какой смысл мне избавляться от Алены, Жанны или Ксюши? Мне везло на женщин, они все были замечательными! А теперь вот Вера…

— Вы с ней не успели расписаться, — сказала я, — тут случилась осечка.

— Он сделал Путинковой предложение, — влезла в беседу Светлана, — и злой рок вмешался.

— Однако Рита Фомина, которой Павел неоднократно обещал жениться и с которой после смерти Ксюши поддерживал интимные отношения, живехонька-здоровехонька, — сказала я.

— Что еще за Фомина? — поразилась Светлана. — Я о ней ничего не слышала!

— Павел был с вами не до конца откровенен, — кивнула я. — Рита — это слишком личное, ведь так?

Брыкин опустил голову и прошептал:

— Да, я сменил фамилию, прописался к Нинке Косой, выдавал себя за ее внука, устроился в нормальную школу, получил аттестат… Да, женился на Алене, чтобы без проблем попасть в институт… Расписался с Жанной, потому что знал: ее отец совсем не бедный инженер. И с Ксюшей по расчету в загс пошел… Но я их не убивал, нет. Они сами умирали, а я пугался до обморока, боялся, дрожал…

— Вас ведь не выдуманное проклятие пугало? — сказала я. — Вы по другой причине впадали в панику, так?

— Я их не убивал, — твердил Павел, — нет, не убивал!

— Верю, — кивнула я, — вы их не убивали, но все же именно вы лишили их жизни. Что называется — хотели как лучше, а получилось как всегда.

Брыкин замер с широко распахнутыми глазами.

— Вы о чем? — с трудом выдавил он из себя.

Я открыла сумочку и вынула ежедневник.

— Извините, записала для памяти, чтобы не забыть. Много лет назад в инфекционной больнице имени профессора Попова произошла кража — летом на склад поступил годовой запас антибиотика, на тот момент самого мощного средства для борьбы с сифилисом, а через пару дней все лекарство исчезло, его украли. Следователь, который вел дело, отнесся к нему халатно. Милиционера не удивило, что больше со склада, на котором хранились даже наркотики, ничего не пропало, сперли только антибиотик. Времена были дикие, больница экономила на всем, в том числе на охране, склад — вот уж преступная халатность! — не был подключен на пульт, огромное количество дорогих таблеток и ампул стерег дед с берданкой. Главврач клиники оправдывался на допросе, говорил: «Мы нищее госучреждение. Посмотрели бы вы на постельное белье… Склад находится в подвале, там нет окон, попасть внутрь можно через единственную дверь, около нее круглосуточно сидит охранник. Да и нас никогда не обворовывали». Но в ту ночь бравый дедок заснул, а грабитель открыл ключами дверь и утащил, что ему было нужно, — тот самый антибиотик. Весь, без остатка. Через некоторое время дело об ограблении склада легло на полку, охранника-дедулю уволили, главврач получил выговор, и история поросла быльем. Но если дело сдано в архив, оно не исчезает, лежит себе, пылится. За каждым человеком тянется по жизни след из документов. Скажите, Паша, а Рита Фомина, учась в техникуме, подрабатывала?

Брыкин молчал.

— Чем вас напугал мой вопрос? — улыбнулась я. — Девушке нужны были деньги на жизнь. Это же естественно. Так она где-то работала?

— Да, — выдавил из себя бизнесмен.

— И где?

— Вы хотите, чтобы я вспомнил малозначительные факты чужой биографии хрен знает какой давности? — вскинулся Брыкин. — Рита с места на место скакала. Мыла полы в стоматологии, убирала кабинет гинеколога, всего не вспомнишь.

— В основном работала уборщицей по медицинским учреждениям, так?

— Ну да, — кивнул Павел, — в больницах всегда требуются санитарки, туда легче устроиться. Но потом Рита поучила диплом и больше никогда не бегала со шваброй.

— Интересное совпадение, — медленно сказала я, — в то время, когда случилось ограбление склада, Маргарита Фомина трудилась в той самой инфекционной больнице. Вернее, она нанялась на работу в июне и уволилась в конце сентября. Думаю, Рита втерлась в доверие к деду-охраннику и подсыпала ему в чай снотворное. Кстати, уборщицы имеют доступ к запасным ключам, они же моют полы повсюду. Странно, что Рита не попала под подозрение. С другой стороны: тихая, исполнительная девушка-студентка, ни в чем предосудительном не замечена, а следователь попался безответственный… Фомина очень любила вас, помогала вам всегда и во всем. Ведь так, Паша, это же была ваша идея?

— Господи, зачем ему самосвал какого-то антибиотика? — искренне удивилась Светлана. — Лекарство в аптеке купить можно!

— В общем-то, да, но при наличии рецепта, — ответила я. — Только Брыкин не мог пойти ни за рецептом к врачу, ни в аптеку к провизору. Ведь так? Павел, я права? Вы хотели их вылечить, да? Пытались сохранить тайну?

— О чем она говорит? — спросила Света. — Паша, чего я не знаю?

— Не только вы, — вздохнула я, — но и остальные тоже. Сам Брыкин не подозревал о последствиях!

— Павел! — топнула ногой Света. — Немедленно объясни!

Бизнесмен вздрогнул, встал и забегал взад-вперед по кухне.

— Я ждал, — заговорил он, — понимал, что рано или поздно болезнь проснется. Сифилис — это навсегда!

— Чушь! — возмутилась Света. — Неприятная вещь, кто бы спорил, особенно в моральном плане. Люди уверены: если у вас был сифилис, то лучше бежать от такого человека подальше. Но он излечивается, навсегда! Я, например, давно о нем забыла, хотя мне больше всех досталось. В больницу меня почти при смерти привезли!

— Пожалуйста, не перебивайте его, — попросила я.

— Я ждал, — повторил Брыкин. — Из больницы меня отправили в Гоптево. Плохо помню время в клинике, был маленький, но вот интернат! Это шок на всю жизнь! Нас регулярно осматривал врач, он натягивал резиновые перчатки. А зачем такие меры предосторожности, если мы не разносчики инфекции?

— Ты дурак? — не выдержала Света. — Да большинство докторов постоянно пользуется перчатками!

— Нет, — твердо сказал Брыкин, — доктор нас боялся. А медсестра один раз сказала нашему заведующему, я слышал: «За работу с сифилитиками хорошо платить надо, мы в зоне риска, в любое время подцепить заразу можем».

— Вот идиотка! — взвилась Света.

— И воспитанники говорили, — с застывшим лицом продолжал Брыкин, — между собой шептались. А потом Колю Маслова в больницу забрали. Нам сказали, что он умер от аппендицита, но все поняли — от сифилиса.

Я молча слушала Павла, и чем больше тот говорил, тем сильнее меня охватывала жалость. Детские воспоминания и страхи самые живучие, многие проблемы взрослых людей выросли из, казалось бы, ерунды. Из глупых слов мамы: «Вот будешь толстая, и никто тебя замуж не возьмет», — или на ходу брошенного бабушкой замечания: «Мальчики непременно заболеют, если ночью держат руки под одеялом». А маленький Паша рос в нездоровой обстановке особого детдома, среди равнодушных взрослых и злых сверстников.