Ветви терновника - Брюс Федоров

– Нет, спасибо, – ответил Данила.

– Ну и правильно. Лучше на спорт налегай.

– Значит всё безнадёжно? – отрешённо проговорил Данила – Встряхнись парень. Что за вид? Ты Бекетов или нет? У нас в роду нытиков никогда не было. Вот тебе последний совет: делай себя, займись делом, превратись в настоящего профессионала, узнай жизнь, наработай такие навыки, которые сделают тебя востребованным в серьёзной деятельности. Стань в итоге матёрым мужиком. Пусть пройдёт лет десять. Проверь себя. И вот, если в душе всё также будет гореть образ твоей Элизабет, ну тогда решай сам. Может быть, разыщешь её, поговоришь, и станет всё ясно. Или ты хочешь остаться на всю жизнь заложником своей фантазии?

– Но ведь она будет замужем, могут быть дети. И что тогда? – взволновано воскликнул Данила, и даже привстал со своего стула, – Элизабет ведь при прощании сказала мне, что без меня она изменится и станет другой. Как ты не понимаешь?

– Сядь, сядь, герой, – опять иронически усмехнулся Влад Фёдорович, – что ведёшь себя, как гимназистка? Правильно сказала, и ты изменишься. С возрастом люди меняются. Ну и что? Да в тридцать лет человек часто только начинает осмысленную жизнь. И причём здесь дети? Если любишь женщину, то и её детей полюбишь. Ну и что, если она будет замужем. Ничего страшного. Если любовь жива у обоих, значит, будете вместе. Рассуждаешь право, как мальчишка. Знаешь, давай заканчивать беседу. Мы уже полтора часа говорим. Меня, в конце концов, дела ждут.

– Да, да, – заторопился Данила, неуклюже выбираясь из-за стола. – Я тебе очень благодарен.

– Ладно, парень, не переживай. Научишься терпеть, тогда всё перетерпишь. Ты ведь у нас пока что единственный наследник рода Бекетовых. Я это помню. Не опозорь его. И вот что, сохрани номер моего телефона, но звони по нему только тогда, когда тебе совсем невмоготу. Ты меня понял?

Дядя Влад как-то строго, по чужому взглянул в глаза своего племянника, отчего у того пробежал неприятный холодок между лопаток. Затем обнял Данилу за плечи и вывел его из кабинета ресторана. Видимо, что-то дрогнуло в холодном сердце этого никому непонятного и сурового человека, и может быть, ему стало, чуть-чуть жаль своего молодого и наивного племянника.

Глава V

Начни сегодня, а закончи вчера

Август, август – закатный месяц лета. Давно уже отцвели весенние зори. Июльский зной покинул среднерусскую равнину и уполз в сторону распаренного томного юга. Сказать, что в августе 1991 года Москва кипела какими-то особыми страстями или погрузилась в митинговую одержимость, было бы неверно. Просто однажды ночью добропорядочные обыватели, мирно почивавшие в своих согретых любовью постелях, были разбужены скрежетом стальных траков сотен танков и воем сирен машин «скорой помощи».

Миллионы жителей страны от Карпатских гор до островов Тихого океана открыли окна своих домов, чтобы впустить в них долгожданный ветер перемен, а вместо него неожиданно ворвался злой вихрь разрушений, который разметал нажитый годами уют в дорожную пыль и превратил прежде гордых своим трудом тружеников в убогих скитальцев с протянутой рукой.

Установленная, как считалось, на века стройная система государственного управления, стала расползаться как гнилая мешковина. Пришедший неделю назад на работу в МВТ Данила с удивлением наблюдал, как изо дня в день в служебных кабинетах росла апатия и безразличие к прежним обязанностям. А потом, через несколько месяцев уже во вьюжном декабре какие-то озорные ребята забрались в лесную чащобу и, стукнув гранёными стаканами, решили внести свой вклад в великие географические открытия, превратив одним махом 1/6 часть земной суши в 1/7. С именем прежней страны должно было исчезнуть и её министерство внешней торговли. Правда оставались его длинные затихшие коридоры, в которых всё реже раздавался чей-то бойкий голос, и только иногда мелькали чьи-то затёртые тени, словно призраки из невозвратного великого прошлого.

Менялся окружавший мир, менялся и сам Данила. Сами по себе стали исчезать прежде мучавшие его проблемы. Вопрос о поездке в Австрию, в конце концов, отпал сам собой. Предупредить свою подругу он не сумел, или не нашёл способа, как это можно было сделать в изменившихся условиях. Да теперь это было уже всё равно. Правда, иногда своевольное воображение начинало рисовать в мозгу грустные картины одинокой Элизабет, сидевший у фонтана в ожидание его прихода. В такие безрадостные моменты сердце начинало метаться в безысходной тоске, грудь теснило, а светлый образ той, которую он покинул, всё дальше уплывал от него. Время лечит всё. Постепенно боль стихала, рана внутри затягивалась. Беспощадная логика подсказывала только единственный вывод – «Нет, невозможно, никогда». Отчаяние уступало место безысходности.

В характере Данилы стали проявляться черты циничного и жёсткого подхода к вопросам бытия. Мягкая и уступчивая по натуре тётя Вера всё чаще с возрастающим беспокойством замечала, что её ненаглядный племянник становится другим человеком, в котором вместо трогательной мальчишеской привязчивости и отзывчивости, всё чаще проявлялся облик рационального, расчётливого и неуступчивого в своих новых воззрениях мужчины. – «Ну что ж, если окружающий мир несправедлив ко мне, значит, и я отвечу ему тем же, – такие взгляды на жизнь Вера Михайловна всегда отрицала и считала своим долгом уберечь от них Данилу.

«Видимо судьба моя такая», – решил Данила. Это был уже не прежний восторженный юноша, открытый людям, веривший в их добро и мудрость. Он был даже рад тому, что окружающий его миропорядок начал рушиться. Так было легче излечивать свои печали, видя вокруг разочарование, несчастья и неустроенность других. Каждый сам за себя. Справедливости нет. Это всё ложь и обман, ведущие в никуда. Всё просто. Отношения между людьми – условность. Брак – расчёт и призрачность. Любовь – расхожее слово, которое произноситься только тогда, когда нужно и выгодно, и, если оно ведёт к жизненному успеху и материальному благополучию. Жизнь на земле – это всего лишь обслуживание своих интересов.

Как легко в молодости менять взгляды и принципы, и как сложно потом выбираться из бездны своих же заблуждений и ошибок.

Где-то в феврале девяносто второго в Москву неожиданно приехали Николай Фёдорович и Софья Михайловна. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы заметить, что в жизни заместителя торгового представителя и его супруги произошли необратимые и принципиальные изменения. На лицах читалась удрученность, если не сказать затравленность. В глазах затаилась подавленность и ожидание новых несчастий. Такие глаза можно встретить, скажем, на охоте, когда подстреленный неумелым охотником лесной исполин, прежде гордый своей силой, уходя от преследования, забредёт куда-нибудь в непроходимую чащу, чтобы залечь и мучительно дождаться своего смертного часа.