Бретонская колдунья (сборник) - Юлия Галанина

Но мне кажется, что это слишком неприятная история для такого веселого застолья, особенно в присутствии наших прекрасных дам. Я предлагаю ненадолго оторваться от этого роскошного стола и немного потанцевать. Я привез дивных флорентийских музыкантов!

* * *

Предложение было принято с восторгом. Герцога тут же пленила баронесса, и расстроившейся Жанне пришлось танцевать с маркизом.

«У-у, кобыла старая, мое зелье на себя переводит! От этих вдовых баронесс житья нет! Тоже, наверное, как госпожа Беатриса, не одного муженька своим нравом в могилу свела, карга мерзкая!» – яростно думала Жанна, закладывая затейливые фигуры и краем уха слушая глупости маркиза.

Довольная собой и качеством зелья, мадам де Круа во время танца поняла, что герцог наконец-то дозрел. И ощутила острейшее желание остаться с ним наедине.

Танец окончился, и баронесса индюшкой порхнула к Жанне.

– Дорогая, перед пиром вы показывали мне прекрасные шпалеры и коллекцию оружия вашего отца. Герцог обязательно должен на них взглянуть!

– Ну конечно, госпожа де Круа. Ведь там прекрасные образцы клинков! Пойдемте, друзья! На оружие, привезенное из Азии и Африки, стоит посмотреть! – воодушевленно сказала Жанна, кровожадно при этом подумав:

«Тебя бы этим клинком отходить, жаба разряженная!»

И любовный квадрат прошествовал в угловую гостиную смотреть шпалеры.

* * *

Расчет баронессы был прост: после осмотра достопримечательностей они с герцогом чуть задержатся у какого-нибудь заслуживающего особого внимания меча и присоединятся к гостям позже.

Маркиз думал точно так же в отношении Жанны.

* * *

Под предлогом слабого света (а маркиз галантно взялся сам нести двусвечник) баронесса клещом вцепилась в герцога, картинно ахая и запинаясь на ровном месте, но удивительно точно, несмотря на шлейф, проходя ступеньки и порожки.

Жанна шла с маркизом первой парой и спиной чувствовала, как эта греховодница без стыда и совести провоцирует несчастного герцога на действия, которые на самом деле он не хочет совершать, просто снадобье может толкнуть его в объятия этой прожженной шлюхи, а еще баронесса, бывают же такие бесстыжие…

Слава Богу, их шествие вскоре окончилось. Они пришли в угловой зальчик. Здесь, по примеру зала трофеев в замке Монпезá, Жанна устроила выставку небольшой, но прекрасно подобранной коллекции мечей, сабель, ятаганов и кинжалов.

– Вот это, – гордо рассказывала она, – испанский клинок. Настоящая толедская сталь. Отец победил на турнире одного благородного идальго из Кастилии, и этот «кинжал милосердия» так ему приглянулся, что он оставил его себе, несмотря на большой выкуп, который давал за него кастилец. Отец тогда, кстати, сражался на Громобое, и резвее и послушнее коня в тот день на ристалище не было!

Тут баронесса сделала озабоченное лицо и виновато сказала:

– Дорогая моя, вы, наверное, клянете в душе мое несносное любопытство? Я совсем запамятовала, что юность горит ненасытной страстью к танцам! А я вас оторвала от веселья и затащила в какой-то темный угол! Прошу вас, не обращайте на нас внимания, вы уже с лихвой выполнили долг гостеприимства, идите танцуйте! Мне так стыдно, что из-за меня вы пропустили столько танцев! Я покажу герцогу шпалеры, и мы присоединимся к вам, благо дорогу назад я уже запомнила.

Жанна соляным столбом застыла на месте, не зная, что ответить на такое откровенное выпроваживание, но решила умереть, а не допустить герцога к рассматриванию шпалер.

Взрывоопасную ситуацию разрядил сам герцог. Кинжал его очень заинтересовал, и, рассматривая его, он прослушал слова баронессы.

– Так, значит, Громобой – боевой конь? Я еще на охоте обратил внимание, что для изящной девушки он крупноват. Как он себя чувствует? – спросил герцог, возвращая кинжал на место.

Как за соломинку, схватилась Жанна за эти слова и, подхватив герцога под локоть, со слезами в голосе пролепетала:

– Ах, герцог! Мой мальчишка-конюх утверждает, что с ним все в порядке, но мне кажется, что он болен! Он иногда места себе не находит, мечется в стойле! Посмотрите на него, пожалуйста, может, вы поймете, в чем дело? Извините, дорогая баронесса, через несколько минут я верну вам вашего кавалера! Пойдемте, герцог, пойдемте!

* * *

Неожиданно оставшиеся в одиночестве баронесса и маркиз посмотрели друг на друга и поняли, что найдут общий язык.

«Подразмяться можно и на костях баронессы, чтобы время зря не пропадало!» – думал маркиз.

«Маркиз немного собьет мой любовный пыл, чтобы герцог, бедняжка, не надорвался часом!» – рассуждала баронесса.

* * *

Герцог с Жанной спустились во двор.

По периметру он был освещен глиняными плошками с жиром. Так что прямоугольник брусчатки, ограниченный отелем, стеной ограды и хозяйственными постройками, оказался окаймленным тонкой цепочкой огоньков. Этот прием Жанна подсмотрела на одном из последних маскарадов в замке герцога Бретонского, и он ей очень понравился.

Сейчас ею владела лишь одна мысль: увести герцога подальше от любвеобильной баронессы.

Поэтому она решила провести его в конюшню через каретный сарай, а потом другим ходом вернуться в пиршественный зал, оставив баронессу сидеть в одиночестве у шпалер.

Стояло полнолуние.

Света и без цепочки огоньков хватало. Луна заглядывала прямо в раскрытые двери сарая, рисуя на полу большое светлое пятно.

Подобрав шлейф праздничного платья, Жанна первой шагнула в его сумрак. Задевая подолом клочья сена, она осторожно, боясь в темноте ненароком зацепиться и порвать нарядную ткань, пошла к входу в конюшню.

Как оказалось, именно сеновала и не хватало, чтобы в распаленном двойной дозой адского подогрева герцоге не взорвался вулкан плотских страстей.

Тело герцога (совсем без участия его головы) вспомнило, какое множество девушек Лотарингии, Бургундии, Артуа, Турени и других земель любил он в походах на стогах, копнах и зародах, в сенных сараях, конюшнях и устланных сеном телегах.

В знакомой обстановке старый инстинкт воскрес, как феникс из пепла. И не успела Жанна даже ахнуть, как герцог безупречно освободил ее от такого неудобного, труднохранимого и скоропортящегося груза, как девственность…

* * *

Именно этот момент, которого она, в сущности, и добивалась, представлялся Жанне совсем по-другому.

Никаких конкретных картин в ее голове не возникало, но казалось, что все должно быть очень торжественно и возвышенно, под балдахином, на шелковой ароматной простыне, отделанной по краям серебряной вышивкой. И за стеной обязательно должны играть арфа, флейты и лютня.

Сейчас ей было нечисто и больно. Мерзкое сено набилось под платье и противно кололо. По ногам текло что-то омерзительно липкое… И вообще, все это было не то и не так!