Восточное наследство - Андрей Анисимов

— Извините меня, ради Бога, что я вас отрываю от поклонника. Можно к вам в салон привести жену?

— Приводи, — ответила Галя.

— Часов в шесть вечера, если без очереди? — улыбнулся Ерожин. — У меня сегодня презентация. Хочу, чтоб моя половина не подкачала.

— Веди ко мне. Я сегодня до конца. Авансик подбросишь — подержу кресло, — улыбнулась в ответ Галя.

— Ладно, вы договаривайтесь, мне пора, — сообщил Гарик и побежал к своей «Хонде».

Ерожин поблагодарил Галю и, вытащив сто тысяч, вручил женщине.

— Могу надеяться? — кокетливо спросил он — Надейся. Я и тебя могу постричь, только прическа у тебя коротковата, — сказала Галя, пристально разглядывая Ерожина. — А ты не мент?

Ерожин, заметив в глазах Гали женское любопытство к своей персоне, не растерялся:

— Поднимай выше.

— Комитетчик?

— Угадала. Только бывший. Теперь фирмач, — подмигнул Ерожин.

— Все вы теперь фирмачи. Ладно, приводи жену, — разрешила Галя и, махнув в сторону кресла, добавила:

— Некогда мне. Клиентка небось задубела.

Выйдя на улицу, Ерожин огляделся. Оперативники уехали за «Хондой». Он внимательно осмотрел три ближайшие машины и в одной наметанным глазом обнаружил женщину, внимательно изучающую за рулем журнал мод.

— Наша, — вычислил Ерожин и зашагал по широкому тротуару Нового Арбата.

До больницы на Красной Пресне он дошел пешком. Ерожин любил ходить. Но просто так гулять по Москве обычно не получалось. И теперь он с удовольствием отмахал километра три. Конец мая выдался жаркий. По столице фланировали красивые девчонки. Ерожин от метил, что во времена его молодости красотки встречались реже. Теперь — куда ни глянь.

Разглядывая красивых молодых женщин, он с гордостью подумал, что его Надя всем даст фору. Такой необычной, утонченной красоты Ерожин раньше не видел. Он вынул телефона позвонил Боброву.

— Познакомился с сестренкой, — сообщил он и попросил Боброва заказать его личное дело и выписать точные даты его азиатской командировки двадцатилетней давности.

— Зачем тебе? Мемуары решил писать? — удивился Бобров, но пообещал.

Саркисов после Нового Арбата действительно отправился на работу. Ерожин подсел к ребятам в машину и понял, что хочет есть.

— Дима, сходи в магазин. Принеси чего-нибудь пожевать, — попросил Ерожин и выдал Вязову деньги. — И попить.

— Чего попить? Фанты? — спросил Дима, вылезая из машины.

— Лучше молочка, — ответил Ерожин, вспомнив, что позавтракал только чипсами.

Через пять минут после ухода Димы появился Саркисов. Он поглядел на часы и, усевшись в «Хонду», резко рванул с места.

«Остались без завтрака», — огорчился Ерожин. Быстро сев за руль вместо Димы, с трудом нагнал «Хонду». Та метнулась на Большую Никитскую, затем в переулок, повернула налево и задами подкатила к Центральному телеграфу.

— Иди за ним, — сказал Ерожин Маслову. — Меня он видел.

Коля Маслов моментально растворился в толпе, снующей возле здания. Саркисов вернулся минут через двадцать. Маслов ничего интересного не заметил. Саркисов стоял в очереди к окошку, где сдают телеграммы, и заполнял бланк. Писал долго, минуты три, не выходя из очереди. Затем не дождался, скомкал бланк, кинул в урну и ушел. Вот бланк. Ерожин разгладил мятый листок. Там шариковой ручкой в графе «адрес» значилось: «Тбилиси, улица Хилианская. Саркисовой Гюльнар Михайловне». На строчках для сообщений Гарик написал несколько слов: «Мама, в этом месяце много работы и приехать не смогу». И подпись:

«Гарик». Ерожин спрятал листок в карман и, позвонив Боброву, попросил уточнить адрес.

— Не пришлось бы тебе лететь в Тбилиси и выручать правительство дружественной Грузии, — пошутил Бобров, приняв телефонограмму.

Саркисов вернулся к больнице и, снова проделав с «Хондой» антиугонную процедуру, скрылся в дверях. Дима с пакетом припасов грустно разглядывал афишу. Продукты, нарезанные и запечатанные в целлофан, были быстро распакованы и сметены. Иноземные копчености красивыми тонкими ломтями уходили внутрь, не оставляя выраженного вкуса.

«Что-то солоноватое и влажное», — подумал Ерожин, запивая молоком иноземную нарезку. И вспомнил ташкентский обед с Насыровым и его слова: «Вы, москвичи, привыкли проглатывать еду, как куры».

Петр Григорьевич, закончив трапезу, вновь развернул телеграфный бланк. Долго разглядывал его, о чем-то размышляя. Мысль так и не сформировалась во что-то определенное.

Саркисов отработал до пяти вечера и поехал на Ленинский проспект, зашел там в аптеку, затем развернулся в сторону центра.

Ерожин позвонил Боброву и попросил прислать кого-нибудь из женщин в салон на Новый Арбат в качестве своей жены. Пусть та найдет Галю и подстрижется. Бобров усмехнулся и обещал поручение выполнить.

— Вечно ты чего-нибудь придумаешь, Ерожин. Записывай из своей биографии. Ты посетил Фергану с седьмого по двенадцатое июля одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года.

Записал? Доволен? — Ерожин поблагодарил. — Ты жмот. Одними благодарностями уходишь. Баллистам бутылку обещал. Я — за «спасибо», — пожурил Бобров.

— Ладно, разберемся, — пообещал Ерожин.

Саркисов торчал в баре на Тверской. Тянул безалкогольное пиво и заигрывал с проститутками. Невдалеке томился Коля Маслов. Ерожин сидел в машине и мучительно пытался припомнить день рождения Нади. Звонить и спрашивать об этом у девушки было не по-джентльменски. Ерожин решил справиться у Аксенова. Подошел Кроткий.

— Петр Григорьевич, привет. Сижу на даче из последних сил. Ты же меня разоришь, — заворчал Сева.

— Как здоровье Веры? — поинтересовался Ерожин.

— Пока так же. Сипит. От врача отказалась.

Бабушка с Лидой лечат ее травками, — ответил Сева.

Ерожин объяснил, что боится пропустить день рождения Нади и оставить ее без подарка, надо знать точное число.

— Откуда я знаю, сейчас, спрошу у Ивана Вячеславовича, — растерялся Кроткий.

— Ты своей жены день рождения знаешь? — допытывался Ерожин.

— Своей, конечно, знаю. В августе. Двадцатого. При чем тут Надя?

— Если предположить, что они родились в один день, число можно вычислить, — рассмеялся Ерожин.

— Совсем из ума выжил. Скорей лови убийцу. Я больше арестованным сидеть не могу.

Меня тут на диете держат, — пожаловался Кроткий.

Ерожин отключил мобильный телефон и принялся подсчитывать.

— г-Деньги считаете? — поинтересовался Дима.

— Скажи, женщины всегда девять месяцев ребенка вынашивают? — не обращая внимания на вопрос Вязова, спросил Ерожин.

— Бывает, семимесячных рожают, — со знанием дела сообщил Дима. Ему жена три месяца назад подарила сына, и он имел большой объем информации по данному вопросу.

— А больше девяти бывает? — продолжал допрос Ерожин.

— У слоних, кажется, бывает, а у женщин не слыхал. — Вязов на полном серьезе стал размышлять над вопросом Петра Григорьевича. — Точно, больше девяти не могут. Плод созреет и начнет там такое творить. Не приведи Господи!

— Тринадцать месяцев! — восторженно крикнул Ерожин.

Дима вытаращил глаза.

— Женщина — тринадцать месяцев?!

— Нет, у меня тут свои подсчеты.

Дима замолчал и, на всякий случай, решил с подполковником быть поосторожнее. Три часа прошли без изменений. Маслов два раза выходил и рассказал, что Гарик клеит девочек.

Судя по всему, те не хотят бесплатно, а Гарику не хочется платить. Он желает обойтись своим обаянием.

В половине десятого вечера Саркисов вышел с тощей размазанной девчонкой и повел ее к «Хонде».

— Нашел, — буркнул Дима, заводя движок.

— Сговорились, — подтвердил Маслов, усаживаясь в машину.

По дороге пытались прослушать разговор Саркисова с его новой подругой. Мешали помехи. Но общий смысл сводился к музыке. Девушка любила песни Газманова и открылась, что могла бы отпустить певцу любовь совершенно бесплатно и в том количестве, который певец запросит.

— Чем я хуже? — допытывался Гарик.

— Ты не Газманов, — объясняла девица и напряженно хихикала.

— Вот дура, — не выдержал Дима, стараясь держать дистанцию, укрываясь в потоке.

— Это мы еще поглядим, — философски заметил Маслов.

Ерожин в дискуссии участия не принял.

Петр Григорьевич все время возвращался к своему радостному открытию и, повторяя про себя: «Тринадцать. Тринадцать месяцев!», — блаженно улыбался.

Возле своей башни в Чертаново Гарик долго запирал машину, включил сигнализацию, приладил замки на педаль и руль, после чего повел свою приятельницу в дом. Дима включил передатчик. Тишина нарушилась щелчком дверного замка и писком девушки.

— Ну, не лезь сразу. Давай хоть выпьем, — уговаривала она Гарика. Видно, тот продолжал идти к цели, потому что девушка с кокетливого попискивания перешла на деловой тон:

— Давай сперва рассчитаемся. — Потом очень тихо и недовольно: