Семья - Гектор Шульц

осопливилась, можно из неё веревки вить».

– Ну, конечно, – фыркнула я. Катька рассмеялась в ответ и долила вино в бокалы. – А вообще, странно, Кать.

– Что именно? – уточнила подруга, доставая из холодильника тарелку с нарезкой. – Налетай, родная. А то Лёшкина бабка ночью встанет и все сожрет. Тощая, как глист, а уже батон колбасы спорола, пока я с рестораном решала. Голодающее Поволжье.

– Ну, тебя, – хмыкнула я и пожала плечами. – Странно, как жизнь порой меняется.

– Жизнь меняется, когда пинок под жопу делают, – со знанием дела ответила Катька, суя в рот колбасу. – Или ты сама себе пинок этот делаешь, или другой кто.

– Тоже верно, – кивнула я. – Мне пинки ты отвешивала.

– Плохо что ли вышло? Хорошо, – буркнула Катька. – Ты все выбраться из своего омута не можешь?

– Пытаюсь. Тяжко идет.

– А ты как хотела? Тяжко идет, но идет. Однажды выберешься. Главное, ошибок прошлого не совершай, – ответила она и зевнула. – Так, допивай и погнали спать. Там родственники все кровати позанимали, кроме моей, поэтому будем дрыхнуть рядышком, в позе ложечек. А утром по расписанию: торжественная сдача пизды в эксплуатацию.

– Катя, – улыбнулась я и мы снова рассмеялись. Легко и задорно.

Свадьба получилась на славу. Я стояла в сторонке, не зная гостей, и радовалась за подругу. Катька веселилась, смеялась и подкалывала бледного Лёшку, который ночевал у друзей и, ожидаемо, напился. Хорошо хоть не до скотского состояния и сумел надеть Катьке на палец кольцо. Хотя, если бы он этого не сделал, то Катька разорвала бы его на две части прямо в ЗАГСе.

После церемонии вся ватага гостей, друзей и молодожёнов покатила в ресторан. Я заранее предупредила Катьку, что не буду сидеть до конца и после вручения подарка, уеду. Подруга знала, что я не люблю шумные сборища, поэтому чуть поворчала, но в итоге согласилась. Когда тамада назвал мою фамилию, я вышла вперед взяла микрофон и улыбнулась молодоженам.

– Пусть в вашей жизни будет побольше добра, – тихо сказала я, заставив Катьку прослезиться. Затем положила конверт с деньгами на специальный столик и вернулась на свое место. Посидела еще немного, а потом вышла с Катькой покурить, пока гости отплясывали под попсу.

– Башка кругом уже и губы горят, – пожаловалась она, затягиваясь сигаретой. – Хорошо хоть на завтра отмазались.

– Отмазались? – переспросила я.

– Ага. Родня будет бухать дальше, а мы дома потупим. Разберем подарки, посрёмся, что Лёшкина бабка стол с салатами набок завалила, пока в тарелку себе накладывала, да отдохнем. А ты когда обратно?

– Поезд завтра вечером. Переночую, заскочу к Ваньке, а потом на вокзал.

– Ванька – это друг твой из Блевотни?

– Ага.

– Понятно, – вздохнула Катька и рявкнула какой-то пьяной тётке. – Приду сейчас! Дай подругу проводить.

– Какая свадьба без невесты, – пошутила я и удостоилась за это тычка от Катьки.

– К своим не надумала зайти? – осторожно спросила она. Я мотнула головой и поджала губы.

– Нет… Не знаю. Андрея если только повидать.

– Да что с ним будет? Лоб вон вырос. Хоть вежливый и на старшего упыря не похож. А мамка твоя умом походу тронулась.

– Кать…

– Чо, «Кать»? – хмыкнула подруга. – Я её, когда увидела, аж рот до сисек отвис. Идет такая, в платочке, улыбается, крестится.

– Кать! – теперь уже рявкнула я. Катька виновато пожала плечами и сразу же обняла меня.

– Прости, родная. Шампунь в голове шумит, вот и несу херню всякую.

– Я так и поняла, – вздохнула я и, отстранившись, выдавила улыбку. – Ладно, пойду уже. Да и ты беги, пока жених не хватился.

– Жених там втихаря надирается, – усмехнулась Катька и снова меня обняла. – Спасибо, что приехала, Настёныш.

– Ага, – кивнула я и, когда на улицу вывалился Лёшка, подтолкнула к нему подругу. – Горько.

– Вот пизда, – рассмеялась Катька, когда муж сгрёб её в охапку и смачно поцеловал. – Тихо ты, дикий. Помаду размажешь!

Я еще долго гуляла по центру, а потом, подустав, села на лавочку в парке. Мимо меня сновали влюбленные парочки, мамочки с детьми и парни, прячущие под полами курток пиво. А я сидела на лавке, слушала «Мельницу» и наслаждалась теплым вечером.

*****

Встав пораньше, я умылась, позавтракала и позвонила Ваньке. Потом оделась, собрала вещи и, спустившись в холл, выписалась. У входа в гостиницу я немного постояла, наслаждаясь теплым солнышком, потом вызвала такси и поехала в Блевотню. Правда таксист отказался ехать дальше и высадил меня на остановке, куда я в детстве приезжала на автобусе. Но я на него не злилась, потому что увидела рядом с остановкой Ваньку на велосипеде.

– Я и забыл, что ты на такси приехать могла, – буркнул он, когда мы, обнявшись, пошли вдоль по улице, огибая лужи с тухлой водой.

– С центра удобнее на такси ехать, – ответила я. Ванька почесал затылок и нахмурился.

– Я думал, ты у мамки живешь.

– Нет. В гостинице остановилась.

– А обратно когда?

– Вечером, – улыбнулась я, когда Ванька вздохнул. – Ты чего?

– Я тебя сто лет не видел, Насть. Вроде приехала, а уже уезжаешь, – поджав губу, ответил он. Я ущипнула его за бок, вызвав неловкую улыбку.

– Работа. Я же к Катьке, ну, подруге своей, на свадьбу приезжала. А теперь обратно. Ты не переживай, еще надоесть успею. И тебе, и Наташке. Ну, рассказывай.

Ванька остался все тем же Ванькой. Такой же долговязый, белобрысый и добродушный. Это всегда удивляло меня, в сравнении с другими обитателями Блевотни. Он отрастил небольшое пузико и бородку, а в остальном остался тем же пацаном, с которым я бегала на речку и рассекала на велосипеде по Блевотне, рискуя поймать колесом шприц или гвоздь.

Мы дошли до его дома, но я, грустно улыбнувшись, посмотрела в другую сторону. На бабушкин дом. Он так и стоял там. Только не такой уж и кукольный, как я помнила раньше. Забор завалился на бок, калитка открыта, а возле неё пакеты с мусором. Ванька, заметив мой взгляд, что-то неразборчиво хмыкнул, а когда я переспросила, неопределенно махнул рукой.

Нас встретила Наташка, причем я присвистнула, увидев, что её живот приятно округлился, а Ванька, подойдя к жене, ласково провел по нему ладонью.

– У Наташи выкидыш был, – тихо сказал Ванька, когда его жена отправилась на улицу за водой для чайника. Они жили в летней кухне, которую папа Ваньки переоборудовал в маленький домик, пригодный для жизни. – Мамка тогда Трофимиху позвала. Ну, с соседней улицы. Та пришла, травами всю хату задымила, а потом и говорит: «Иван. Семя у тебя слабое. Не приживается». И траву какую-то дала. Ох и пёрло меня с