Гость из будущего. Том 3 (СИ) - Порошин Влад

На фоне относительно молодых коллег 58-летний Николай Подгорный выглядел как старый добрый седовласый дедушка. С таким выразительным картофельным носом из него получился бы замечательный Дед Мороз для детских утренников. А вот 57-летнему Леониду Брежневу я бы дал не больше 50-и: высокий, моложавый, густобровый, с тяжёлой боксёрской челюстью и маленьким боксёрским носом. Мне почему-то подумалось, что в молодости он любил при случае помахать кулаками. И как разительно этот здоровый и крепкий Брежнев отличался от того старого и дряхлого, которого я запомнил, видя по телевизору в конце 70-х годов.

— Здравствуйте, товарищи, — кивнул я головой, и так как мне не было предложено сесть, словно нашкодивший школьник, остался стоять посреди комнаты.

— Ян Игоревич, — пробормотал Шелепин, открыв бумажную папку, где мне удалось разглядеть свою фотографию. — Комсомолец, отслужил срочную службу в Германии, сотрудником «Ленфильма» является меньше года. Среди коллег пользуется уважением и имеет прозвище Феллини. Как же так, Ян Игоревич Феллини, получилось, что вы поставили Леонида Ильича в глупое положение? Вы хоть понимаете, что этой ночью были приведены в боевую готовность все противовоздушные средства Москвы и Московской области? Несколько самолётов каждые десять минут барражировали над столицей нашей Родины, осуществляя боевое дежурство.

На этих словах Семичастный опустил голову вниз, дабы остальные не видели, как он еле сдерживается, чтобы не захохотать. А вот товарищ Подгорный напротив очень серьёзным и нравоучительным тоном добавил:

— Ты хоть понимаешь, сынок, чего ты такое накуролесил?

«Здравствуй, папа, где ты был все эти дни?» — буркнул я про себя.

— Теперь тебе нескоро доверят кино снимать, — продолжил Николай Подгорный. — Если вообще когда-нибудь допустят к киноаппарату.

— Могу сказать несколько слов в своё оправдание? — спросил я, подняв правую руку как в школе и, дождавшись кивка головы от товарища Брежнева, затараторил, — приведение в боевую готовность противовоздушных средств обороны Москвы — считаю полезной практикой. И те службы, которые сработали наиболее оперативно и без косяков, предлагаю отметить почётными грамотами и благодарностями с занесением в личное дело. Далее, что касается кино. Если многоуважаемый Леонид Ильич Брежнев принял мой киноролик за «чистую монету», то вы представляете, какой фурор произведёт мой новый фантастический фильм во всём мире? Это же сотни миллионов долларов просто хлынут в закрома Родины! Да здравствует, товарищ Ленин, который возлагал на наше советское кино самые большие надежды!

Последние слова я буквально прокричал и громко захлопал в ладоши. А ещё я такими режиссёрскими глазами посмотрел на сидящих передо мной членов советского правительства, что те против своего желания вынуждены были тоже зааплодировать.

— Спасибо, товарищ Брежнев, за высокую оценку моей работы, — я моментально пустил маленькую киношную слезинку и тут же жалобно произнёс, — можно я вас обниму, дорогой Леонид Ильич, от лица всей советской киноиндустрии? — и, не дожидаясь разрешения, нагло полез обниматься.

Брежнев от неожиданности крякнул, но встав из-за стола, заключил меня в объятья. А потом я уже полез жать руки всем подряд. Товарищу Подгорному, уважая его седины, от меня досталось сразу два горячих рукопожатия.

— Верной дорогой идём, товарищи! — загомонил я, не давая членам правительство опомниться. — Скоро мы всех капиталистов за пояс заткнём! А вражеский Голливуд просто взвоет от зависти и бессилия! Однако для этого нам с вами нужно будет как следует поработать. Без труда не вытащишь и рыбку из рыбного пруда. Мне требуется нормальный бюджет и хорошая американская киноплёнка. У меня всё, — буркнул я, вернувшись на прежнее место. — Подумайте, товарищи, взвесьте все за и против. На одной стороне — сотни миллионов долларов чистой прибыли и высокий международный авторитет советского кино, а на другой — моя неудачная шутка, в которой я искренне раскаиваюсь.

— Хе-хе, — хохотнул Александр Шелепин, посмотрев на своих коллег с немым вопрос: «это что сейчас такое было?».

— Кстати, есть о чём подумать, — гнусавым бархатистым голосом произнёс Леонид Брежнев. — Считаю предложение, товарища Феллини, интересным.

— Я тоже думаю, что нам есть что обсудить, — кивнул головой Николай Подгорный.

— Ну, допустим, — Шелепин вперился в меня тяжёлым немигающим взглядом, — о чём будет твой фантастический фильм?

— Ясное дело о чём, — я пожал плечами. — О самом главном событии в истории человечества — о Великой Октябрьской социалистической революции, но перенесённой в далёкий космос. Кровожадной и деспотичной галактической империей управляет тёмный властелин Дарт Сидиус и его ближайший соратник Дарт Вейдер. А революционные повстанцы во главе с выжившими рыцарями Джедаями на дальних планетах копят силы и собирают союзников для решающего революционного переворота.

— Толковая идея, — обрадовался Брежнев. — Правильно, я тоже считаю, что пора поставить вражеский Голливуд на место.

— Такие вопросы с кондачка не решаются, — заупрямился Александр Шелепин.

— Я думаю, что товарища Феллини можно уже отпустить? — спросил Семичастный у хозяина дачи, товарища Брежнева.

— Да, — крякнул Леонид Ильич, — вези его откуда взял.

После чего Владимир Семичастный, сидевший с краю стола встал и, кивнув мне головой, предложил следовать за ним.

— До свиданья, товарищи, — улыбнулся я и очень резво побежал на выход, чувствуя как меня трясёт, от нахлынувших эмоций.

«Боже мой, я провернул лучшую презентацию в своей жизни! — подумал я, направляясь на трясущихся ногах за Семичастным. — Это был просто взрыв эмоций и актёрская игра на грани моего скромного артистического таланта. По сути, мне просто сказочно повезло! Вот что такое настоящая пруха!».

— Ты хоть понимаешь, парень, что тебе сказочно повезло? — спросил меня Владимир Ефимович, когда мы вышли на просторный двор этой шикарной загородной дачи.

— Я называю такое везение — судьбой, — усмехнулся я. — Просто так никому и ничего в этой жизни не даётся. Собрался, сжал волю в кулак и сделал.

— Может быть, может быть, — задумчиво пролепетал Семичастный. — Возьми мой номер телефона, — он протянул мне маленькую визитку, — звони, если будут проблемы. В обиду мы тебя товарищу Суслову не дадим. И если ты снимешь свою кинофантастику, и она, как ты выразился, произведёт мировой фурор, то получишь звание, деньги и так далее. Правда есть только одно большое «но», — на этих словах глава КГБ остановился.

— Нужно будет пару месяцев обождать? — спросил я, скорчив лицо деревенского простачка. — Работы сейчас много всякой разной поднакопилось. Так?

— Примерно, — кашлянул товарищ Семичастный. — А что касается твоего детектива, то мои парни его уже раз по десять посмотрели. Здорово машешь ногами, нечего сказать. Может быть и «Тайны следствия» продать на запад? Вроде живенько получилось?

— Мне нравится ваше предложение, — улыбнулся я и на прощание, пожав руку Владимиру Семичастному, подумал, что Владимир Ефимович очень умный и толковый человек, с которым нужно держать ухо востро.

* * *

Как это было не смешно, но по приказу Леонида Брежнева, меня привезли точно на то самое место на улице Горького, где я несколько часов назад расстался с друзьями: Олегом Видовым, Викторией Лепко и Татьяной Иваненко. Упёртые и исполнительные кагэбэшники даже слушать не стали, что мне нужно в Ростокино. Зато пока служебная чёрная «Волга» мчалась к Москве, я выспался, успокоился, ещё раз в голове прокрутил сложившийся с членами правительства разговор и даже наметил кое-какой план действия. И первым пунктом этого плана были междугородние звонки в Ленинград на киностудию «Ленфильм» и в Киев к родителям своей ненаглядной и любимой Нонночке. И кстати, здание центрального телеграфа в данную секунду смотрело прямо на меня.

— Алло! Нонна! — кричал я, пробиваясь сквозь шум телефонных помех, которые словно «глушилка вражьего голоса» не давали нормально поговорить с любимым человеком. — Как меня слышно⁈