Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Времени у него теперь было в избытке. И он решил пока не торопиться с поисками работы, а осмотреться вокруг, получше познакомиться с тем, что происходило в городе и области, расширить круг знакомств, поговорить с людьми разных категорий, всерьез заняться социологией. Как говорится, нет худа без добра.
В первый же день бесцельного хождения по городу он обратил внимание на то, какой интенсивной стала духовная и культурная жизнь Партграда. Повсюду были расклеены объявления, призывавшие что-то посетить или в чем-то принять участие. Рекламы газет, книг, собраний, выставок, концертов, ресторанов, магазинов. Чернов в изумлении застыл, увидев рекламы западных фирм. Бог мой, в нашей глуши реклама самой роскошной и дорогой автомашины Мерседес? А это что? Объявление о конкурсе красоты на звание Мисс Партград. Что происходит? Где я? В киосках продавались газеты и журналы, о которых Чернов никогда не слыхал. Даже на западных языках, чего никогда раньше в Партграде не было. Вот лежит журнал Бурда. Кому он нужен? Неужели кто-то купит? А вот Плейбой! Ну, на это покупатель найдется. Чернов поинтересовался, сколько стоит Тайме. Услыхав цену, отдернул руку, как будто коснулся раскаленного металла. Неужели кто-то покупает?!
– Покупают, – сказал продавец, словно угадав его вопрос. – Теперь в городе много богатых людей, владеющих иностранными языками. Для них такая цена пустяк.
Самый центр города превратили в пешеходную зону. Неподалеку от монумента Ленина Чернов увидел стол, за которым сидели молодые люди, и рядом со столом щит с призывом к гражданам поставить свою подпись под требованием переименовать Партград в Царьград и снести монумент Ленина, якобы позорящий город и портящий архитектурный ансамбль. В стране тяжелое экономическое положение, а они занимаются переименованием городов и улиц, разрушением монументов, подумал Чернов и поразился, что он стал думать так, как будто выступал на семинаре по марксизму-ленинизму. Это же стоит огромных денег. Изменив названия, историю тем самым не переделаешь. К тому же Ленин это тоже часть нашей истории. И какая!
Улицу Красноперекопскую переименовали в Купеческую. Чем новое название лучше старого?! Штурм Перекопа был все-таки выдающимся событием нашей истории. На отрезке улицы в районе пешеходной зоны устроили что-то вроде толкучки или блошиного рынка. То, что тут увидел Чернов, добило его окончательно. Он читал в газетах и видел по телевидению, что пешеходную зону сделали по образцу западных городов. Тут разрешили выступать уличным музыкантам и клоунам, выставлять и продавать картины вольным художникам, продавать частным порядком сувениры, бутерброды, кофе и прочие мелочи. Конечно, как и следовало ожидать, в нашем русском исполнении это выглядело убого, грязно и оскорбительно. Но с этим ещё можно было мириться. Это можно было просто игнорировать. Чернова поразило то, что тут все это западное было оттеснено куда-то на задворки, а на первый план вылез оголтелый, ничем не сдерживаемый антисоветизм и антикоммунизм. Каждый второй певец вопил песни с призывами свергать коммунистический фашизм и разрушать советскую империю. Антисоветские и антикоммунистические лозунги, слова и изображения можно было видеть на значках, на безрукавках, шортах, джинсах, головных уборах. Столы были завалены куклами-карикатурами на Маркса, Сталина, Ленина, Брежнева. Мелькали и карикатуры на Горбачева. Портреты царя Николая Второго, царские флаги, американские и немецкие флаги, порнографические картинки и фотографии… Короче говоря, впечатление было такое, будто Чернов попал на склад вещей, изготовленных для антисоветской и антикоммунистической пропаганды.
Чернову стало дурно. Он выбрался обратно на площадь Ленина, которую грозились переименовать в Губернаторскую. К нему кинулись молодые люди с листом для подписей под требованием снести монумент Ленина, поставив на его место памятник царю Николаю Второму, и переименовать Партград в Царьград. Чернов решительно прошел мимо них.
– Вот ещё одна недобитая сталинистская сволочь, – услышал он вслед. Но погодите, мы до вас ещё доберемся!
Лишь дома к Чернову вернулась способность нормально мыслить. Неужели это и есть та армия повстанцев, о которой он сам когда-то говорил как о надежде на прогресс общества?! Неужели пройдет время и смоет грязь с этого отребья, так что оно будет выглядеть для потомков как нечто благородное, заслуживающее восхищения? Неужели все те, кто ему казался героями, достойными подражания, были аналогичным отребьем для своего времени? Нет, тут что-то не так. В этом надо серьезно разобраться. Этой армии подонков специально дана властями свобода деятельности. С какой целью? Не может быть, чтобы власти не смогли справиться с нею, если бы захотели. Значит, они не хотят. Пока ещё не хотят. Почему?
Развал империи
Национальные движения непосредственно не касались Партграда. Область была почти что чисто русской. Евреев тут можно было пересчитать на пальцах. А число представителей прочих народов тут не превышало пяти процентов населения. И находилась область в глубине России. Так что тут ни о какой автономии не помышлял никто. Идеи дезинтеграции советской империи тут были вбиты в сознание людей исключительно сверху и извне. А войдя в сознание партградцев, эти идеи заняли там прочное место, действуя разъедающе на их души и усиливая идейный хаос. Заявления националистов и демократов во главе с самим Президентом Ельциным о желании вывести Российскую Федерациюиз состава Советского Союза ввергло Партград в состояние осатанения и умопомрачения. С одной стороны, стремление периферийных республик отделиться от Советского Союза вызывало у партградцев злобу. Мы их кормили, защищали, несли все тяготы на себе, а они, неблагодарные, хотят особых привилегий, рассуждали партградцы. С другой стороны, политика высшего руководства во главе с Ельциным истолковывалась не столько как желание улучшить жизнь российского населения, сколько как стремление расколоть страну и лишить центральное правительство реальной власти, дискредитировать его -политика предательская по отношению к русскому народу, в первую очередь, как разбазаривание того, что русский народ завоевал в течение своей многовековой истории.
Маоцзедунька, считавшаяся последовательницей Ельцина, вела себя сдержанно в отношении политики дезинтеграции империи, получая упреки со стороны демократов, с одной стороны, и горбачевцев, с другой. В газетах появлялись критические статьи в её адрес с требованием не юлить и четко определить свою позицию. И она высказалась в духе Ельцина. Третий том Дела Чернова пополнился новыми материалами.
Чернов, теперь регулярно навещавший Лескова, зашел к нему специально поговорить на эту тему.
– Тут надо избежать односторонности, – сказал Лесков. – Конечно, в этом много опереточного и позы с расчетом на похвалу на Западе. Ельцин явно хочет переплюнуть Горбачева в своем усердии перед Западом, спихнуть его и занять его место. Типичная борьба за власть, в которой конкуренты готовы пойти на любое предательство интересов своего народа, лишь бы дорваться до первого места или удержаться на нем. Но эта возня не безвредна для страны. Если этих подлецов не остановить, страна действительно может развалиться. Я думаю, что в истории ещё не было предательства такого масштаба, какое можно видеть в случае Горбачева и теперь Ельцина. И эта сука Елкина туда же клонит, хотя ей в принципе на все и на всех наплевать. Вот вам продукт нашего советского, коммунистического воспитания! Что-что, а подлецов мы научились производить в большом количестве и любого калибра.
Назад к Сталину
Когда до Партграда дошло известие о том, что в Грузии возникло общество Сталин, имеющее целью возрождение сталинизма, в Партграде уже существовали десятки сталинистских групп. Они скоро объединились в Союз сталинцев. Самое поразительное в этом факте было то, что в Союз вступили не какие-то недобитые сталинские палачи, а рядовые граждане, среди которых были даже жертвы сталинских репрессий, и молодые люди, родившиеся уже после смерти Сталина.
Вот что писали в статье Назад к Сталину в газете военного округа Сын Отечества. Эйфория от ощущения первых глотков свободы давно прошла. Надежды, ожидания скорых перемен для большинства людей обернулись пустыми мечтаниями. Много наобещавшие радикалы и демократы, пришедшие к власти в Советах всех уровней, пока преуспели лишь на ниве разрушения пусть и негодной, но все же надежной государственной машины, не приведя в действие никаких эффективных механизмов. Люди в рекордно короткие сроки оказались отброшены к грани нищеты, к черте, за которой – полная неопределенность, непредсказуемость, тревога за судьбу своих детей. И все это на фоне повальных словопрений, повсеместных митингов, разгула преступности… Удивительно ли, что многие и многие, разуверившиеся, озлобленные очередями и сплошным дефицитом, обращают свой взор в прошлое, когда жилось, если и не сытно, то вполне терпимо, когда жила вера, а идея действительно материализовывалась в творения конкретных дел. Общество при нынешних условиях просто не могло не возникнуть, хотя бы как стихийный протест против уродливых явлений, которых не смогла избежать наша демократия. Думаю, подобные общества будут возникать одно за другим, набирать силу и общественный вес. Как к ним относиться? Все зависит от каждого конкретного человека. Но считаться с этим, пока ещё новым явлением когда-то придется. И считаться всерьез.
- И в горе, и в радости - Мег Мэйсон - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Трясина - Павел Заякин-Уральский - Русская классическая проза
- Рак золотой молодежи - Даниил Яковлевич Павлов - Русская классическая проза
- Бабушка, которая хотела стать деревом - Маша Трауб - Русская классическая проза
- Человек из рая - Александр Владимирович Кузнецов-Тулянин - Русская классическая проза
- Одиночество Мередит - Клэр Александер - Русская классическая проза
- Братство, скрепленное кровью - Александр Фадеев - Русская классическая проза
- He те года - Лидия Авилова - Русская классическая проза
- Яд - Лидия Авилова - Русская классическая проза
- Пятьдесят слов дождя - Аша Лемми - Историческая проза / Русская классическая проза