Гея: Альманах научной фантастики - Владимир Губарев

— Мы в курсе, — уронил пилот.

— Опять хвастаться начал? — Губы инженера растянулись в добродушной широкой улыбке, тусклый жирный блеск прокатился по ним. Инженер коснулся губ языком, потом вытер ладонью. И не заметил даже… — Я хотел только сказать, — ладонь он вытер о рукав другой руки, — что та группа с ними много встречалась в первые дни.

— Г-а-адость!.. — вырвалось у шофера.

— Погодите, — прервала мать, внимательно слушавшая инженера, — дайте ему рассказать.

— Да что рассказывать, — ответил тот, отвинчивая колпачок помятой фляги. — Так… легенды. Говорили, будто они телепаты. Говорили, будто они и устроили все это… Много говорили. Удивительно быстро плодятся легенды, когда вокруг бардак.

— А я еще ни одной крысы не видел, — сказал спокойно музыкант.

— И не дай тебе бог, парень, — ответил пилот. Инженер, отпив, бросил ему флягу. Внутри фляги булькнуло.

— Я своими глазами видел, — проговорил инженер, — в той последней стычке, когда только я, наверное, и ухитрился уйти… я рассказывал, да? Один мужик им сдался. Спятил, наверное. Остальных-то они вроде перебили всех, а этого куда-то повели… А детей они, кажется, крадут. Трое детишек в группе были — мы и ахнуть не успели, никто не предполагал. — Пилот отдал ему флягу, он отпил еще один маленький глоток и аккуратно завернул колпачок. — Где мой мальчик… где мой мальчик, только что играл здесь… — Его передернуло.

— Хватит, — сказал пилот угрюмо. Инженер опять улыбнулся и кивнул.

Пилот извлек из планшета сложенную карту, расстелил ее, отодвинул стул. Они уже отвыкли пользоваться мебелью — на полу казалось безопаснее, спрятаннее.

— А может, они их сохраняют? — опасливо косясь на пилота, вполголоса спросила мать.

— Кого? — не понял инженер.

— Ну… носителей этих.

— Зачем?

— Для культуры! — вдруг захохотал шофер. Пилот, не обращая на них внимания, вглядывался в карту, обеими руками упираясь в пол.

Инженер перестал улыбаться, глаза его свирепо сузились.

— Знаешь, друже, — проговорил он, помедлив. — Те, для кого сохраняют культуру другие, чрезвычайно быстро ее трансформируют. По своему образу и подобию. — Он опять вытер губы ладонью. — Не для крыс сохранять Баха.

— Ну, это-то уж… — непонятно сказала мать. — Уж об этом-то не нам…

Наступило молчание. Инженер, невесело посвистывая, подождал немного, потом перекатился по полу поближе к пилоту и тоже уставился на карту. Мать пытливо, оценивающе глядела на музыканта. Музыкант делал вид, что не замечает этого взгляда, потому что не понимал его, и смотрел на мужчин, водящих по карте пальцами и перешептывающихся о чем-то, очевидно, не слишком радостном; в руке пилота появился курвиметр. Мать встала, а следом за нею и дочь; одна за другой они молча вышли из комнаты. Шофер, рассеянно глядя им вслед, громко высасывал из зубов застрявшие кусочки мяса.

Светало. Стекла стонали от ветра.

Музыкант поднялся — никто не обернулся на его движение. Подошел к роялю, отложил прислоненный к вращающемуся табурету автомат, сел, бережно отер пыль с крышки и поднял ее указательными пальцами. Ну и пальцы, подумал он с болью. Он стыдился своих загрубевших рук, они темнели чужеродно на фоне стройного ряда клавиш. Это напоминало надругательство — садиться сюда с такими руками. Но других рук у него не было.

— Еще километров сто двадцать, — тихо проговорил пилот. Инженер что-то невнятно пробормотал, ероша волосы. Шофер нерешительно начал:

— Женщины…

— Женщины — наше будущее, — резко сказал пилот. — Женщины должны дойти.

— А если там то же самое, что здесь? — спросил, вставая, друг музыканта.

Ему долго никто не отвечал.

— Там река, — произнес инженер наконец.

— Там была река, — стоя вполоборота к ним, ответил друг музыканта.

— Тогда пойдем дальше, — сказал пилот. — За рекой предгорья, и никаких городов. Долины должны были уцелеть, — он сдерживался и лишь мял, тискал курвиметр в скользких от нервного пота пальцах, — и люди тоже. Люди тоже. А крысы базируются на города, значит, там их меньше или совсем нет.

Друг музыканта кривовато усмехнулся — странно и в то же время очень соответственно времени было видеть на молодом, еще не вполне оформившемся лице усмешку желчного, изверившегося старика.

— Уступи, — попросил он, подходя к роялю, и музыкант послушно встал.

— Ну и пальцы, — сказал его друг, присев на краешек табурета.

— Ага, — обрадованно закивал музыкант, — я тоже об этом думал. Жуть, правда?

— И раньше-то не слушались…

— Практики мало. Когда мне бывало плохо, я только этим и лечился. — Он осторожно, боясь нарушить сон рояля, погладил клавиши. — И все равно — все время страх, как бы не сфальшивить…

— А я не хочу бояться! Не хочу лечиться этим, приравнивать творчество к таблеткам, к клизмам!.. Творчество — это свобода. То, что я делаю, должно получаться сразу. Как взрыв, как вспышка! А если не получается — лучше совсем ничего…

Он умолк, и тогда они услышали приглушенный голос инженера.

— Я посчитал. Конечно, у меня никаких приборов, все на глаз. Но ты видишь, как она выросла. Судя по удлинению видимого диаметра, она упадет месяца через четыре.

— То есть наши поиски земли обетованной вообще лишены смысла? — вдруг охрипнув, спросил пилот.

— Н-ну, — помялся инженер, — не совсем… Все же лучше быть там. Во-первых, вероятность того, что луна грохнет прямо нам на головы, сравнительно невелика, а во-вторых, лучше залезть в горы, чтобы не захлестнуло потопом, когда океан пойдет… Хотя, конечно… — Он помолчал. — Тектонически эти горы очень пассивны, что тоже нам на руку.

Шофер длинно и замысловато выругался.

— Да, ты меня сильно обрадовал, — проговорил пилот. — Четыре месяца… Успеем.

— Бульдозер… — пробормотал друг музыканта. — Дорвался до власти. Теперь будет нас гнать, пока не загонит до смерти, а зачем?.. Сыграем в четыре руки?

— Потом, — сказал музыкант, чуть улыбаясь. — Наверное, женщины уже спят.

— Пора и нам, — сказал пилот, услышав его слова, и стал неторопливо складывать карту, начавшую уже протираться на сгибах. За окном разгоралось белое мертвое зарево, словно из-за горизонта натекал расплавленный металл. — Чья очередь дежурить первый час?

— Моя, — сказал шофер. Пилот с сомнением посмотрел на него, потом на друга музыканта. — Моя, моя.

— Занавесить бы чем-нибудь окна, — опустив глаза, пробормотал друг музыканта.

Шофер хохотнул и добавил:

— Горячую ванну и духи от этого… от Диора.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});