Ночное солнце - Полина Федоровна Елизарова

горечью удивилась — выходит, она уже настолько не доверяла своей голове, что опасалась забыть простейшее, из трех слогов, слово.

Подумав, убрала конверт обратно в ящик и забросала сверху бельем.

27

Подбив свободной рукой стильную, уложенную в машине с помощью подручных средств прическу, Инфанта позвонила в дверь. Подцепив пальцами лежавший в кармане пальто мобильный, бросила взгляд на экран — была ровно половина шестого.

Щекотливый разговор о поездке на Бали она решила завести после секса.

Щелкнув замком, он предстал перед ней на пороге в пиджаке, рубашке и джинсах.

Она ни разу не видела его ни в костюме, ни в брюках, но и в пиджаке он в своей квартире ее еще не встречал.

— Проходи, зайчик, — прильнул губами к ее холодной щеке.

— Я торт купила. Суфле. Не так давно пробовала такой, торт божественный.

Он молча взял из ее рук коробку и, ничего не ответив, понес на кухню.

«Так он доволен или нет?»

Когда не «слышишь» человека, его поведение можно расценить как угодно.

Кухонный стол, сервированный по всем правилам этикета, был накрыт на троих.

На контрасте с бедненькой обстановкой квартиры это выглядело и трогательно, и странно.

В центре стола стояли два салата — оливье и мимоза, тарелочки с рыбной и мясной нарезкой, какое-то заливное.

— Ты купил это все в кулинарии? — улыбнулась Инфанта.

— Купил. В самой лучшей. Мой руки и садись за стол.

— Я мою руки чаще всех в этом городе, а может быть, и на этой планете! — рассмеялась она.

— Выпьешь водки? — спросил Даня, когда она вернулась. Его вопрос был больше похож на утверждение.

— А что сегодня за праздник?

Не ответив, он выудил из морозильника запотевшую бутылку отечественной водки.

— Дай-ка посмотрю! — подскочила к нему Инфанта. — Я и забыла, что есть такая водка!

— А по юности ты разве такую пила?

Не желая развивать тему про юность, она вместо ответа погладила его чуть ниже живота.

— Погоди… — мягко отстранил ее руку Даня, рассматривая водочную этикетку. — Она не хуже нынешних хваленных импортных.

— Да и я с той компанией особо дружбу не вожу, — кокетливо улыбалась Инфанта.

— А с кем водишь? — неожиданно серьезно спросил он.

— С тобой…

— А еще?

— Давай-ка поедим. Я, честно говоря, даже не помню, завтракала ли, — увернулась она от его взгляда и присела на одну из колченогих табуреток, придвинутых к столу.

Даня взял с захламленного банками и чахлыми цветами подоконника мобильный и бросил взгляд на экран.

— Потерпи еще пятнадцать минут, хорошо?

Она обиженно пожала плечами.

— Я так поняла, мы кого-то ждем?

— Да.

— И этот кто-то придет к шести?

— Минута в минуту.

Ей стало не по себе.

— У тебя есть… сигареты?

— Где-то лежали, но в этом доме не курят, — послышались в его голосе категоричные нотки.

— Так есть же лоджия.

— Я был бы тебе признателен, если бы ты потерпела и с этим. Позже, если захочешь, найду.

— А что мы будем делать до шести?

— Ты мне расскажешь о себе.

— О как! — Ее охватила тревога. Борясь с ней, она попыталась вернуть лицу кокетливое выражение. — Но раньше тебя ничего не интересовало, кроме… — Инфанта, высоко закинув ногу на ногу, обнажила кружевную резинку на чулке, скрывавшуюся под шерстяным, в мелкую лапшу, обтягивающим красным платьем.

— Раньше я и женщин в этот дом не приводил, — не без интереса наблюдая за ее телодвижениями, ответил Даня.

— У меня неинтересная жизнь. Работа, пустой дом, снова работа. — Инфанта медленно растерла рукой свою шею, сигнализируя «потрогай меня!».

Она чувствовала, как от него исходили импульсы желания, но что-то зависшее в этой кухне словно перекрывало его, и это что-то сейчас было сильнее страсти.

— Ты не замужем. И детей нет. — Данин голос звучал отстраненно.

Похожим голосом она разговаривала со своими клиентами. Сухая констатация фактов. Точность попадания — девять из десяти.

— Ну… Так это хорошо или плохо?

— Для меня — хорошо, а вообще — плохо.

— Мне некогда было этим заниматься. Я много работала.

— Сейчас все много работают.

Даня снова взял в руки мобильный и бросил взгляд на экран.

Наконец присев за стол, он открыл початую бутылку водки, молча разложил по тарелкам салаты.

Тут только Инфанта заметила, что возле третьего прибора стоит уже наполненная водкой рюмка, накрытая кусочком черного хлеба.

28

С трудом пережевывая подгоревшую снизу и недопеченную сверху лазанью, Варвара Сергеевна исподлобья наблюдала за доктором, который пришел домой неожиданно рано, в начале седьмого.

Олег дежурил. Довольная Анька, поблескивая кольцом на пальце, суетилась у стола и напевала себе под нос какую-то мелодию.

— Мам, тебе получше? Чайку заварить? — Дочь, жестом остановив привставшую Варвару Сергеевну, вырвала из ее рук грязную тарелку.

— Ты плохо себя чувствуешь? — Переглянувшись с Анькой, доктор сгреб вилкой остатки недоеденной лазаньи в угол тарелки и искоса взглянул на Самоварову.

— Все нормально. Погода скачет, ты же знаешь, как я на это реагирую. Как дождик пошел — стало легче.

Анька, продолжая любоваться кольцом, застыла у чайника.

— Плохо ей было, Валерий Павлович. Камеру над нашей дверью кто-то уже успел вырвать, вот она и распсиховалась. Даже транквилизатор собиралась принять, — невинным голоском доложила она.

Доктор нахмурился:

— Да? Вот же хульганье! Но не стоит из-за любого идиота тут же кидаться на таблетки, — не слишком уверенно, но взволнованно заявил он.

— Вот и я ей о том же сказала! — радостно ябедничала дочь. — Мама, ты ведь его не пила?

Варвара Сергеевна, чувствуя себя полной дурой, молчала.

— Я маме чайку заварила, валокордина накапала. Она подремала — вроде и ожила!

Анька плеснула в заварочный чайник кипятку и накрыла его крышкой:

— Пускай заварится! — И тут же предательски упорхнула с кухни.

Как только она вышла, доктор встал и подошел к Самоваровой.

— Да черт с ней, с этой камерой… Надо бы участкового вызвать и написать заявление. Варюша, что с тобой происходит?

Она отвела глаза и сухо ответила:

— Тебе Анька только что обо всем доложила. Сейчас уже все нормально.

— Нет, ты изо всех сил пытаешься казаться нормальной, но я вижу, что это не так…

— И это говорит мне человек, который полтора года назад окончательно убедил меня в том, что я и без него про себя знала.

— Не понял… — нахмурился Валера. — Что ты имеешь в виду?

На докторе была новая, отличного качества рубашка, купленная в Риме. От него до неприличия разило роскошным, подаренным ею же в Риме одеколоном.

«Утром он брызгается только за ушами, после бритья… Это свежий запах…»

— Нет, что ты имеешь в виду! — На глаза Самоваровой, не спросясь, навернулись слезы. — Думаешь, я не замечаю, что в последнее время ты смотришь на меня как на вялотекущую шизофреничку?!