Менты не ангелы но... - Данил Корецкий

— Травить Семена Ивановича не буду! — твердо сказал Сергей.

Видин вскочил, облокотился на кулаки и наклонился вперед, к стоящему по другую сторону стола Сергею.

— Ты что, такой честный и принципиальный? А пенсионеру патроны подбросить — это можно? Это нормально?

— Мне и тогда стыдно было. Но он условную меру получил, это совсем другое…

— Как «другое»? Два месяца в СИЗО просидеть, — думаешь, это легко? И стрессы, и судимость, и позор… Не так все это легко, как тебе кажется!

— Так ведь я и тогда ваше задание выполнял! — выкрикнул Сергей. — Но тогда хотя бы никого убивать не требовалось!

— Так что, выходит, это я тебя учу преступления совершать?! — ужасным шепотом произнес подполковник.

— Выходит, что так! — по инерции выкрикнул Сергей и сам ужаснулся. Но отступать уже было некуда.

Однако его последняя фраза как бы успокоила Видина. Он обошел стол, прошелся по кабинету, подошел к окну, некоторое время смотрел на шумный проспект, покрытый легким снежком.

— Послушай, Сергей, мы с тобой вроде бы сработались, мы одна команда, и ты это, наверное, почувствовал. Сколько у тебя благодарностей, премий, я тебя на старшего участкового выдвигаю… Ни Бобрину, ни Волину, никому другому это не снилось. Но если мы команда, то надо друг на друга рассчитывать. Поэтому давай, доведи дело до конца, а этот разговор навсегда забудем!

Сергей молчал. Видин расценил это как колебания.

— Ты же видишь, что значит — быть человеком Системы! Вот Евсюков сколько людей пострелял, пожизненное получил, а ведь у нас его никто и не осуждал! Нет, для вида журили, конечно, но и характеристики хорошие дали, и поддерживали… Помочь, конечно, не смогли, но, может быть, лет через восемь-десять и приговор смягчат! А Дымовский никого не убивал, зато сор из избы вынес, так его позором заклеймили, два месяца в тюрьме продержали, волчий билет выписали… И неизвестно еще, чем он закончит! Так что думай и решай. Решай — на чьей ты стороне!

Сергей молчал, рассматривая то широкую спину начальника, то носки форменных туфель. В голове звенело.

— Я не буду этого делать! — тихо, но твердо сказал он наконец. — Все постепенно происходит. Один шаг, второй, третий… Но это путь в тюрьму. Или в ад. Я лучше уволюсь.

Видин развернулся, подошел к своему столу, сел в свое кресло. Он был совершенно спокоен. У Сергея, напротив — дрожала каждая жилка.

— Это хорошо, что ты такой умный и рассудительный, что решил жить своим умом и идти по своей дороге. Посмотрим, куда придешь. Пошел вон!

Звягинцев развернулся и вышел из кабинета. Мир мгновенно и неузнаваемо изменился. Он пошел домой, как раненый зверь заползает в свою нору.

— Что с тобой? — выбежала навстречу Катя. — На тебе лица нет!

— Что-то плохо мне. Видно, давление поднялось на нервной почве. Ничего, отлежусь, пройдет…

На следующий день Звягинцев взял отгул и постарался тщательно обдумать ситуацию. Ясно, что теперь работать с Видиным ему нельзя. Значит, надо или увольняться, или переходить в другую службу.

— Запишусь на прием к Баринову. Или к начальнику МОБ. Попрошусь куда угодно, где есть должность. А там видно будет…

В понедельник он, как всегда, пришел в РОВД на планерку, но дежурный, увидев его, вытаращил глаза, будто перед ним явилось привидение.

— Ты что, Звягинцев? Быстро беги на опорный, там у тебя обыск делают!

— Какой обыск? Кто делает?

— Быстро беги, говорю!

Он и побежал. По дороге думал, что могло произойти. Скорей всего, следователи производят следственные действия на его участке, вот и нужна помощь участкового. Так часто бывает. А что еще может быть?

Запыхавшись, он ворвался в свой кабинет. Там было многолюдно. У окна стоял хмурый Жуков, рядом с ним — двое жильцов из их подъезда, несколько раз Сергей приглашал их понятыми. У открытого сейфа возились два широкоплечих парня, одного Звягинцев знал — это был куратор Центрального райотдела из УСБ.[15]

В его кресле сидел и что-то писал строгий молодой человек в сером костюме, голубой рубашке и сером, в голубую полоску галстуке. С первого взгляда стало ясно, что это следователь, который составляет протокол. А на столе перед ним стояла… открытая коробочка с теми самыми малокалиберными патронами! Звягинцев про нее совсем забыл, или даже не забыл, а просто не предвидел того, что сейчас происходило. Коробка лежала в ящике так же, как и много месяцев до этого!

— В коробке отсутствуют пять патронов калибра пять и шесть десятых миллиметра, — то ли диктовал сам себе, то ли объяснял понятым строгий молодой человек. Увидев вошедшего, он поднял голову.

— Гражданин Звягинцев? Я следователь Следственного комитета Резаков. Я расследую уголовное дело по факту фальсификации вами уголовного дела на гражданина Иванова. Сейчас мы закончим обыск и поедем в Следственный комитет, где я допрошу вас и предъявлю обвинения. А пока посидите вот здесь, в уголке…

Один из сотрудников УСБ подошел к Сергею, бесцеремонно ощупал его карманы, подтолкнул к жесткому стулу, на который сам участковый обычно усаживал задержанных. Когда Звягинцев сел, сотрудник стал за спиной, держа тяжелые ладони на плечах, как будто ожидал, что он может вскочить. Но Сергей не мог вскочить — ноги у него стали ватными, как, впрочем, и все тело. Голова кружилась, и он был близок к обмороку.

Второй уэсбэшник продолжал потрошить сейф. Внезапно он оживился.

— А это что такое? — на стол перед следователем лег крохотный бумажный пакетик, в котором желтели тяжелые крупинки.

— Это, похоже, приисковое золото, — сказал Резаков. — Еще одна статья. Думаю — не последняя.

Через два часа Звягинцеву предъявили обвинение и арестовали. А еще через три месяца суд вынес приговор: два года лишения свободы.

В то же время, в доме четыре на улице Каныгина, произошло еще одно событие, которое не приобрело районного масштаба: умер Семен Иванович из восьмой квартиры — склонный к пьянству мужчина отравился метиловым спиртом. Через пару недель в его квартиру заселился приличный молодой человек по имени Денис — студент юридического факультета университета. Соседи были довольны: алкоголики к Денису не ходили, только однокурсники — такие же чистые, хорошо одетые ребята с ясными глазами. А про Журавлева никто никогда не вспоминал.

Глава 12 ГИБДД. Колтунов

Поговорка «Мир тесен» гораздо более реалистична, чем можно себе представить. Исследования американских социологов показали, что если произвольно выбрать двух жителей страны, то через двадцать друзей, родственников, коллег или соседей у них окажется общий знакомый. В России граждане более коммуникативны, и общий знакомый найдется уже через пятнадцать звеньев. А в профессиональных сферах цепочки еще короче.

Хотя Красноярск расположен далеко, в Тиходонском батальоне ДПС нашлись три сотрудника, которые учились или повышали квалификацию с красноярскими коллегами и сохранили с ними добрые отношения. Они прозвонили старым знакомым и задали нужные вопросы. Никто не вспомнил, кто такой Колтунов. Но один работал в кадрах и навел более подробные справки. После этого озабоченный комбат сделал несколько звонков, задействовав уже свои, гораздо более обширные связи. А потом полковник Симаков вызвал к себе капитана Смирнова.

— Ну, как дела? — не здороваясь, спросил он. — Как там твой Колтунов?

— Ничего, присматриваемся, — ответил капитан. — Пока ничего подозрительного!

— Ты к жопе своей так присматривайся! — вдруг рявкнул комбат, наливаясь кровью. — Потому что твоя жопа только тебе и интересна! А я тебе служебное поручение дал, оно всех касается!

Смирнов благоразумно молчал. Он даже обозначил стойку «смирно», хотя получилось неважно — из-за мешковатой фигуры, заметного брюшка и толстых ляжек. Но поза покорности подействовала на комбата успокаивающе, и он взял себя в руки.

— Короче, картина такая, — глядя в сторону, сказал Симаков. — Твой Колтунов работал в Красноярске четыре месяца, а по документам — год! Это раз! Ни с кем не дружил, водку не пил, близко не сходился. Этакий одинокий волк… Это два! И появился он там как-то странно: вроде как ниоткуда! Вроде, по бумагам все и правильно, но не по жизни. Кстати, он и к нам так попал! Вроде, никто за него не хлопотал, вроде случайно, а прямиком на Южный пост!

Комбат вскочил из-за стола и нервно прошелся по кабинету. Смирнов поворачивался за ним, как подсолнух за солнцем.

— Я Тараеву доложил — он очень озаботился! И по своим каналам пробил обстановку в Орловской школе. Там есть личное дело курсанта Колтунова, оформлено все правильно, и выговор есть за «неэтичное поведение и нарушение субординации», и рапорт об отчислении по собственному желанию имеется! А в учебных журналах такая фамилия отсутствует! И никто из преподавателей его не помнит! Что скажешь, капитан?!