Франсиско Франко - Хелльмут Дамс

В таком строю, не щадя людей, Франко устраивал в эти дни настоящие психические атаки: под сильным огнем республиканцев колонны мятежников безостановочно шли вперед, теряя на ходу сотни и тысячи людей. Эту фалангу удалось остановить с большим трудом, пожертвовав несколькими деревнями.

28 января 1937 г.

Для нового наступления Франко подбирает подчас с большой натугой, но значительные силы. Кроме германских и заново переформированных марокканских частей, собраны дополнительные наборы, сделанные на захваченной фашистами территории. Качество этих новых наборов, с точки зрения фашистской морали, резко ухудшилось. Острый недостаток в людях заставляет мятежников брать в армию людей явно неблагонадежных. Иногда даже прямо из тюрьмы — республиканцев, социалистов. Арестованным предлагают выбирать: или расстрел в тюрьме, или служба в фашистской армии. Немало перебежчиков принадлежат к этой категории прежних заключенных.

Прорыв в политико-моральном состоянии армии фашисты возмещают усилением строгостей и режимом принудительной и железной дисциплины на фронте. Под страхом суровых наказаний солдатам запрещены какие бы то ни было политические разговоры. Каждый участок и каждая траншея полностью изолированы друг от друга. Когда на днях в Каса дель Кампо один солдат сходил к приятелю в соседний окоп побеседовать, офицер избил его в кровь и хотел даже пристрелить — отговорили от этого другие офицеры.

Питаются солдаты нерегулярно и отвратительно. На нескольких участках Мадридского фронта начались волнения и протесты, после чего еда стала лучше, но лишь на несколько дней.

Одежда и обувь у мятежников износились, а новых не выдают. Это видно по самим пленным и перебежчикам: настоящие оборванцы, в летней изодранной одежде, без одеял, в парусиновых туфлях, обмотанных веревочными тесемками. Часто республиканские бойцы вскладчину собирают для своих пленников табак, газеты, апельсины, носки, шарфы. Фашистское начальство разрешило своим солдатам раздевать крестьян в деревнях и присваивать себе их одежду и обувь. Делать это в городах запрещается.

Усталость, холод, голод, плохое питание, неудачи под Мадридом и общая затяжка войны создали довольно плохое настроение в частях мятежников. Драка в фашистском лагере между буржуазной испанской фалангой и религиозно-кулацкими фанатиками наваррской деревни расшатывает фашистский фронт.

Но из этого никак не следует делать вывод о падении боеспособности армии Франко.

Я спросил у солдата, рабочего-социалиста, взятого фашистами на фронт прямо из тюрьмы и перешедшего через три недели:

— А ты стрелял в республиканцев?

— Стрелял.

— Много?

— Много…

— И, пожалуй, убивал своих?

— Возможно. Я не мог не стрелять. Сержант следил за каждым нашим шагом. Куда ни повернешься — всюду и всегда наткнешься на сержанта с пистолетом в руке. Их не так много, этих сержантов, а кажется, будто нет им числа. И боимся мы их, откровенно говоря, больше, чем самого Франко.

Михаил Кольцов. Испанский дневник. / Кольцов М. Избранные произведения. В 3-х томах. Т. 3. М., 1957.

Приложение 3

Отзывы современников о генералиссимусе Франко и его времени

«Завершив в Севилье обучение курсантов, я возвратился в свою эскадрилью в Мелилью… В те дни (речь идет о 20-х гг. — А. Е.) я познакомился с Франсиско Франко. Он имел звание майора и командовал бандерой (примерно батальон в составе Иностранного легиона) в Иностранном легионе. Франко приехал на аэродром, чтобы отсюда отправиться на самолете в один из военных лагерей.

Подполковник Кинделан, командовавший авиацией в Мелилье, собрал нас и объявил, что Франсиско Франко из Иностранного легиона решил воспрепятствовать осуществлению плана Примо де Ривера уйти из Марокко, война с которым стоила Испании стольких жертв. Очень скоро мы узнали, что со стороны Франко это был лишь маневр для привлечения сторонников. (В действительности же Франко и его друзья хотели заставить Примо де Ривера восстановить отмененный им порядок присвоения чинов за военные заслуги. Мильян Астрай, Франко и им подобные стремились добиться получения высших воинских званий, не дожидаясь истечения предусмотренного уставом срока.) Кинделан поддержал Франко и хотел знать, можно ли на нас рассчитывать. Это сообщение застало всех врасплох, ибо мы впервые услышали о том, что Примо де Ривера решил вдруг оставить эту территорию. Я не знал, что ответить. Думаю, другие испытывали то же самое. Некоторое время царило гробовое молчание, создавшее весьма напряженную обстановку. Разрядил ее Хосе Арагон. Спокойно, но твердо он заявил, чтобы на него не рассчитывали. Он не согласен как с захватом власти Примо де Ривера, так и с предложением Франко и, хотя совершенно не симпатизирует войне в Марокко, считает, что наступило время покончить с волнениями в армии. Вновь воцарилась напряженная тишина. Кинделан не предвидел такого оборота и не нашелся что ответить. В авиации больше не возвращались к обсуждению этого вопроса. Через некоторое время порядок повышения в чинах за военные заслуги был восстановлен».

Игнасио Идальго де Сиснерос. «Меняю курс. Мемуары». М., 1967. С. 93–94.

«Несколько раз мне довелось летать… с Франсиско Франко, получившим в те дни чин подполковника. (1923 г. — А. Е.). К нему я не испытывал ни малейшей симпатии. На базе в Мар-Чика никто не любил его, начиная с родного брата, с которым он едва разговаривал. Когда требовался гидросамолет для подполковника Франсиско Франко, летчики старались уклониться от этого задания: нас задевало его поведение. Он прибывал на базу всегда вовремя и держался очень надменно, стараясь вытянуться как можно больше, чтобы казаться выше и скрыть свой начинавший появляться животик. По словам его брата, Франко постоянно преследовало недовольство своим ростом и склонностью к полноте. Он приветствовал нас строго по уставу и зло говорил что-нибудь неприятное, если самолет еще не был готов. Затем садился рядом с летчиком и сидел, не проронив ни слова, до прибытия на место назначения, где отпускал нас также строго по уставу, сохраняя при этом вид человека, делающего что-то необыкновенное. Не помню, чтобы я хоть раз видел его улыбающимся, любезным или проявляющим хоть какие-то человеческие чувства. Со своими товарищами по иностранному легиону Франко вел себя точно так же. Его боялись, с ним никто не дружил, его никто не любил. Франко был антипатичен всем, кто с ним имел дело».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});