Йеллоуфейс - Куанг Ребекка

Скайлар достается больше всех. Технически ее история — дознание в Китайском квартале Сан-Франциско, где никто из свидетелей не сотрудничает с полицией потому, что у них свои секреты и свой кодекс чести, — неплоха. Слог энергичный, со смелым самомнением, а в конце есть даже хитроумный поворот, заставляющий переосмыслить каждое слово, сказанное до этого персонажами. Для старшеклассницы очень хорошо. Тем не менее неопытность налицо. Изложение местами неуклюже, есть довольно много надуманных совпадений, чтобы продвинуть историю вперед; к тому же ей не вполне ясно, как проводить грань между бытовым и сценическим диалогом.

Можно было бы мягко скорректировать эти недочеты, поощряя Скайлар самой придумывать решения.

— И тут снова, как из ниоткуда, на сцене появляется адвокат. — Я постукиваю по странице. — Тут одно из двух: либо адвокаты растут на деревьях, либо у них паучье чутье на супружеский дискомфорт.

Далее:

— У Хлои и Кристофера происходит инцест или ты просто решила так изобразить их взаимоотношения как брата с сестрой?

Затем:

— Неужели все китайцы в этом районе знают друг друга или ты просто сочла это удобным для сюжета?

Затем:

— А есть какие-нибудь другие, более нейтральные образы для передачи полового возбуждения, чтобы уж совсем не вгрызаться в клубничку?

Или:

— «Она испустила дыхание, которое не знала, что удерживает». Это как понимать?

К концу семинара бóльшая часть класса убеждена в том, что история Скайлар ерунда несусветная — согласны ли они с этим или боятся навлечь мой гнев, мне все равно. Мы тщательно проанализировали ее голос и стилистику. Ее метафоры избиты, диалоги деревянные (в какой-то момент я даже заставляю Джонсона и Селесту разыграть сценку, просто чтобы подчеркнуть, насколько нелепо это звучит вслух). Все ее сюжетные повороты заимствованы из легко узнаваемых источников поп-культуры, а еще она непомерно часто использует курсив и точки с запятой, чтобы подчеркнуть значимость слов. К концу нашего занятия Скайлар близка к слезам. Она перестает кивать, хмуриться и вообще реагировать на какую-либо критику. А просто смотрит в окно с дрожащими губками — глаза в поволоке слез, пальцы нервно скручивают и теребят верхнюю страницу блокнота.

Что ж, победа за мной. Конечно, жалкая, но это все равно лучше, чем сидеть и сносить на себе их насмешливые взгляды.

Горячее, порочное удовлетворение остается со мной до конца утра. Я заканчиваю разбор по кругу, даю домашнее задание и наблюдаю, как они безмолвно выбегают за дверь.

Понятно, что я все только усугубила. Мне теперь полторы недели сидеть перед их надутыми, самодовольными минами. За спиной они наверняка будут меня костерить и жаловаться, вплоть до окончания этого семинара. Я уверена, что они вольются в хор онлайн-ненавистников Джунипер Сонг. Но я, по крайней мере, показала себя фурией, а не грушей в спортзале, и пока меня это устраивает.

Когда они уходят, я достаю телефон и гуглю «Кэндис Ли / Джунипер Сонг / Афина Лю». Все утро у меня в голове сидели слова Джонсона о «бывшей работнице Eden, которая говорит, ей всегда казалось, что эта история дурно пахнет».

Сердце испуганно замирает: что там у этой Кэндис на меня есть?

Оказывается, ничего. Статейка — еще один надоедливый заход в духе Адель Спаркс-Сато — не содержит ничего нового. Кэндис не приводит никаких веских аргументов или новых свидетельств, которые еще не заезжены интернетом. Обыкновенная нудятина, абсолютно пустая.

Статью я закрываю и просматриваю ее аккаунты в социальных сетях. Instagram у Кэндис является приватным; Twitter неактивен с марта прошлого года. Однако в LinkedIn сообщается, что она недавно устроилась помощником редактора в небольшое издательство, расположенное в Орегоне. Мои опасения рассеиваются. Значит, ничего нового. Моя линия осторожного отрицания по-прежнему в силе, а цитата Кэндис — не более чем мелкая гадость от бывшей завистницы-коллеги.

Ну а что там за издательство в Орегоне? Не в силах сдержать любопытства, я начинаю гуглить. Новый работодатель Кэндис выпускает около десяти наименований в год, из которых я ни об одном не слышала, и каждое не набрало и сотни отзывов на Goodreads. Причем половина из них даже не романы, а учебные пособия. Вряд ли тиражи у них достаточные, чтобы держаться на плаву, — с таким же успехом Кэндис могла устроиться в отдел самиздата. Да уж, большой прогресс по сравнению с ее прежней работой в Eden. Сомнительно, что зарплаты ей хватает хотя бы на проезд.

Но, по крайней мере, в мире есть хоть какая-то космическая справедливость. Победа до смешного крошечная, но сейчас она — единственное, что помогает остыть ярости в моей груди.

Позже в тот день мне перезванивает Пегги Чан.

— Несколько учащихся жаловались на ваше поведение сегодня на семинаре, — сообщает она. — И, Джун, основываясь на некоторых отчетах, я обеспокоена…

— Да, семинар получился накаленным, — говорю я. — Скайлар Чжао — девочка одаренная, но она совершенно не воспринимает критику. Я даже думаю, приходилось ли ей раньше сталкиваться с тем, что ее творчество все же не настолько замечательно, как она считает.

— Вы не говорили учащимся ничего предосудительного?

— Насколько я помню, нет.

— Несколько учащихся сказали, что вы подвергали Скайлар издевательствам. Джун, у нас на семинаре очень строгая политика по недопущению буллинга. Есть вещи, которые можно говорить взрослым, но нельзя старшеклассникам. Их ломкая психика…

— Да уж конечно, ломкая.

— Джун, если вы свободны, то я бы хотела, чтобы вы пришли в офис…

— Вообще-то, Пегги…

Я умолкаю и издаю тягостный вздох. В голове мелькают сразу несколько вариантов объяснений. Скайлар чрезмерно, болезненно чувствительна, она все выдумала, она сама меня спровоцировала и настроила против меня весь класс. Хотя все это, если вдуматься, презренно и жалко. Мне совершенно незачем выяснять отношения с семнадцатилеткой. Я уже слишком взрослая тетя.

— Извините, Пегги, но мне, по всей видимости, придется уехать, — скоропалительно говорю я. — Понимаю, новость из разряда неожиданных. Но моя мать… Мне только что сообщили о ее неважном самочувствии…

— О, Джун. Мне очень жаль это слышать.

— …и она спрашивала, когда же я ее наконец навещу. А я из-за работы все откладывала и откладывала. И тут подумала: «Она же не всегда будет рядом»…

Я замолкаю, несколько пораженная своей наглой ложью. Моя мать вовсе не больна. С ней все замечательно.

— Поэтому, возможно, именно стресс из-за этой ситуации влияет на мое поведение, за что я искренне извиняюсь…

— О, я вас понимаю.

В голосе Пегги нет ни тени подозрительности. Если что и сквозит, то легкое нетерпение. Она, вероятно, тоже втайне надеялась, что я устранюсь сама.

— Мне, конечно, жаль покидать класс, — подначиваю я ее.

— Ничего, мы что-нибудь придумаем. Здесь в округе есть несколько местных писателей. Сейчас надо подыскать замену на завтра, и я, наверное, попрошу Рэйчел из офиса подменить вас… — Она на секунду замолкает. — В любом случае мы с этим разберемся. И сообщим классу, что у вас были семейные проблемы. Я уверена, что они будут переживать, но поймут.

— Спасибо вам, Пегги. Это очень для меня ценно. Прошу прощения за неудобство.

— Берегите себя, Джун. Еще раз, очень сожалею.

Я откладываю трубку, а затем со стоном облегчения плюхаюсь обратно на кровать.

Это было мучительно, но, по крайней мере, я свободна. Где-то я читала, что азиаты все такие вежливые потому, что одна из их культурных концепций — давать друг другу сохранить лицо. Внутри они могут ненавидеть тебя всеми фибрами, но снаружи позволяют тебе уйти с неуязвленной гордостью.

19

Получается так, что я и в самом деле отправляюсь к матери.

Мама живет в пригороде Филадельфии — если ехать поездом от Бостона, то завтра к обеду можно быть на месте. В поисках адреса приходится порыться в телефоне: в Филадельфии я не была уже много лет, а с мамой мы видимся исключительно на Рождество и День благодарения у Рори. Спонтанность визита обусловлена, скорее всего, приступом уязвимости и потерей лица на семинаре. При этом для меня не секрет, что уже вскоре после встречи (вначале, само собой, целовашки-обнимашки, да «я по тебе соскучилась», да «как ты похорошела») я начну жалеть, что вообще сдуру нагрянула; вся наша банальная трескотня постепенно сменится нудными нотациями и поучениями, из-за которых мы с матерью прежде не раз разругивались, а я в слезах запрыгну в поезд и помчусь обратно в Вашингтон.